Страница 17 из 20
— Давайте и вино. — Нимб вконец лишил Арта аппетита, но если Арт напьется, может, и аппетит появится.
— Сколько же все это стоит? — спросила Энн, когда официант ушел. — Обед обойдется нам в целое состояние!
— А я что говорил? Гораздо дешевле было бы…
— Я не желаю обсуждать этот вопрос! — отрезала Энн. Она уже ненавидела и Арта, и Рим, и ресторан «Тре Скалини», и муки голода.
Официант подал первое блюдо и вино.
— А если чревоугодие не сработает? — спросил Арт, чувствуя, как оливковое масло проходит по горлу в пищевод.
— После таких затрат? — мрачно сказала Энн. — Должно сработать.
— Я мог бы попытать счастья и с завистью, — сказал Арт, блуждая глазами по обнаженным дамским плечам.
— А я ничуть не завидую тому, что ты обжираешься, — сказала Энн, уже не в силах бороться с разыгравшимся аппетитом.
— Да я не о тебе. — Арт так и пожирал взглядом одну молоденькую женщину с темными, кокетливыми глазками. — Просто подумал, а нельзя ли немного сэкономить.
— Тут я с тобой, — с надеждой сказала Энн.
— Зависть — смертный грех, правда? Если я кому-нибудь позавидую — скажем, вон тому кинорежиссеру, — разве я не согрешу?
— Поменьше пей и выражайся яснее, — сказала Энн, глядя, как Арт наполняет свой бокал. — Откуда ты знаешь, что он кинорежиссер?
— Это наверняка Феллини, Висконти или Антониони. Он может выбирать самых красивых женщин. Ты только посмотри вон на тех трех! Небесные создания!
— Перестань на них таращиться, это неприлично, — сказала Энн, испытав укол ревности.
— Представляешь — три сразу!
— Ты мне противен!
— Я прямо лопаюсь от зависти, — признался Арт.
— А я подумываю о разводе, — Энн отодвинулась вместе со стулом, будто собиралась немедленно отправиться к адвокату по бракоразводным делам.
— Я лишь пытаюсь разжечь в себе зависть, — горестно сознался Арт и повернулся к очередному блюду. — Съешь кусочек цыпленка, а? Меня уже воротит от одного его вида.
— Ты заказывал — ты и ешь! — приказала Энн, хотя тонкий аромат цыпленка с травами причинял ей танталовы муки.
— С меня довольно! — Арт швырнул салфетку на стол, встал, прошел в зал, который был пуст, если не считать одной парочки в темном углу, и открыл дверь с нарисованным на ней силуэтом мужчины. Там никого не было. Отпустив ремень на пару дырок, чтобы страдальцу-желудку было свободнее, Арт снял шляпу и осмотрел себя в зеркале над умывальником.
Нимб светился у него над головой в полную силу. Обжорство ничего не дало. Арт в отчаянии замахал над головой руками и принялся подпрыгивать в безумном танце. Потом вдруг раздался шум спускаемой воды, и не успел еще Арт снова напялить шляпу, как из кабинки вышел Бен Шварц.
— Будь я проклят, — вымолвил он наконец.
— А я уже проклят, — отвечал Арт. — Только не спрашивайте, откуда он у меня взялся.
— Уму непостижимо, — сказал Бен, подступая поближе к ореолу.
— Скажите что-нибудь посвежее, — Арт обрадовался, что нашел человека, которому можно рассказать о своем горе.
— Электричество тут ни при чем, но почему же тогда эта хреновина светится? Наверное, какая-то эманация из мозга.
— Диагноз мне не нужен, мне нужно лекарство, — сказал Арт. — Я уже перепробовал несколько смертных грехов, все без толку.
— Какие именно? — спросил Бен, не в силах оторвать глаз от слабого свечения вокруг шляпы Арта.
— Попробовал впасть в гнев — наорал на бедняжку Энн; попытался предаться чревоугодию — меня тошнит; увидел того парня с красотками — решил ему завидовать. И все ради того только, чтобы избавиться от этой — хреновины. Однако ничего не помогает. Итак, что же остается? Леность? Но я ленив от природы. Гордыня? А с чем ее едят?
— Беда в том, что вы неискренни в своем грехопадении. Естественно, ничего не выйдет! Надо грешить со смаком, чтобы получить от греха настоящее удовольствие.
— И что же вы предлагаете?
— Заведите себе даму, измените жене.
— Мы с Энн уже толковали об этом. Она этого не переживет, все глаза выплачет.
— А-а, ерунда, ну, поплачет чуток. Позвольте мне помочь вам.
— В самом деле? — спросил Арт. Надежда захлестнула его, как захлестывает больного какая-нибудь мания.
— У меня есть адреса.
— Я никогда не обманывал Энн. Никогда.
— Тогда вы в идеальном положении.
— Но как мне убедить Энн? — спросил Арт, чувствуя, что в такой ситуации ему одному не управиться.
— А так прямо и скажите! От этого грех станет еще грешнее, — присоветовал Бен. — Я зайду за вами в семь и отвезу в «Интернэшнл хаус». Там говорят по-английски!
— Нет, право, мне как-то даже противно, — сказал Арт, сидя в большой ванной.
— Ради нашего же блага, дорогой, — храбро ответила Энн, хотя в ее голосе слышались слезы, и протянула Арту полотенце.
— Обещаю все время думать о тебе. Ровно в семь в дверь постучал Бен.
— Жертва готова? — спросил он.
— Я прямо как дура, — сдавленным от невыплаканных слез голосом сказала Энн.
— А я — как дурак, — поспешил добавить Арт, хотя само это предприятие уже не вызывало у него чувства омерзения. Он попытался было обнять Энн, но та оттолкнула его, убежала в ванную и заперла дверь.
— Ну, это ты уж слишком, — крикнул Арт. — Какое же у меня будет настроение после твоих глупых выходок?
Зато Бен, подмигнув Арту, потащил его из комнаты. Стоял приятный теплый вечер. Дневной смог улегся, вышли звезды.
Дом на виа Граццини оказался старинным аристократическим особняком. Дверь открыла девушка в черном платье и белом переднике. Холл был приятно обставлен старинной мебелью, в громадной мраморной вазе — свежие цветы. Из холла было видно несколько дверей, наверх шла лестница.
— Мадам сейчас вас примет, — сказала хорошенькая служанка и взяла у Бена шляпу. Памятуя о нимбе, Арт свою даже не снял. Служанка провела их в комнату, освещенную хрустальными канделябрами. На окнах висели тяжелые портьеры, стулья и кушетка были обтянуты шелком.
— Заведение, видать, не из дешевых, — заметил Арт. Он почувствовал какую-то тяжесть в груди, как будто сидел в кабинете врача в ожидании операции.
Вошла мадам, сорока с лишним лет, приятно полная. Платье с низким вырезом, кожа на груди залита пышным румянцем.
— Добрый вечер, синьоры, — сказала она с улыбкой, от которой все тревоги Арта тут же рассеялись, и взглянула на его шляпу.
— Я не люблю снимать шляпу, — поспешил объяснить Арт.
— Никаких объяснений, синьоры. Сюда как-то пришел клиент в рыцарских доспехах, и я не задала ему ни одного вопроса. В нашем доме правило: каждый делает, что хочет.
Вошла служанка с бутылкой шампанского и тремя бокалами.
— Сколько? — настороженно спросил Арт: он был наслышан о том, что в таких заведения с людей сдирают целые состояния.
— Это за счет заведения, — ласково ответила мадам. — Сейчас я по очереди позову девочек, они вам представятся. Поговорите с ними, они прекрасные собеседницы. Потом я вернусь, и вы скажете, кого выбрали.
Она наполнила бокалы, произнесла тост за гостей и ушла.
В комнату вошла пышнотелая девушка и сделала книксен.
— Меня зовут Исолина, — представилась она. — Я из Сицилии. Вы в нашем городе в гостях?
— Туристы, — ответил Бен.
— Не забудьте бросить монетку в фонтан Треви, тогда вы наверняка снова вернетесь в Рим. И, пожалуйста, попросите Исолину.
Она снова сделала книксен и ушла. Появилась другая девушка, длинная и худая.
— Меня зовут Серафина. Я из Милана. Вы в Риме в гостях?
— Туристы, — ответил Бен.
— Не забудьте бросить монетку в фонтан Треви, тогда вы наверняка снова вернетесь в Рим. И, пожалуйста, попросите Серафину.
После ее ухода Бен наполнил бокал.
— Кожа да кости, — заметил он. — Я писывал и на лучшей бумаге.
Вошла молоденькая смуглянка с голубыми тенями под глазами.
— Меня зовут Фатима. Я из Марокко. Вы в Риме в гостях?
— Туристы, — ответил Бен.