Соседи (сборник)

Впереди, в мелком березовом лесу, показалась белопадская дорога, которую Василий Емельянович сразу не узнал и проехал по ней шагом. Первой мыслью было вернуться и найти фуражку, но, подумав так, участковый заломил две березовые ветки в том месте, где выехал из леса, и теперь на бешеной скорости мчался к Татарскому тракту. Так отчаянно Василий Емельянович не ездил уже лет пять.

Нигде он не потерял ни одной минуты, разве что около болотца в Алексеевом загоне, когда сидел и курил на поляне… Да и то, как сказать, не помчался же Дементий во весь галоп от поляны, было бы слышно.

Дементий не знал, гонится ли за ним участковый. Чтобы не вышло ошибки, считал, что так оно и есть, и подгонял Рыжку изо всех сил. Если участковый сразу сообразит и бросится в погоню, на Рыжке от бригадирова коня не удрать, и Дементий на чем свет стоит ругал себя за оплошность. Сколько раз хотел закопать старые сапоги на огороде, бросить в плиту, утопить в Индоне или в озере и — не сделал этого!

Старые сапоги еще можно было носить, но Дементий, как чувствовал, купил новые, на размер больше. Время подвигалось к холодам, и в том, что Дементий купил себе новые сапоги и на размер больше, не было ничего удивительного. Он бы, конечно, купил сапоги позднее, а тут поторопился и правильно сделал, все было бы — не подкопаешься! — и надо же такую дурочку спороть, оставил в доме старые сапоги, в которых ходил пугать Петра Ивановича… Вроде как пожалел барахло, и теперь на такой чепухе попадаться!

Около Третьей дороги, на последнем свороте к Белой пади, Дементий на полном скаку оглянулся, как будто хотел выстрелить, и увидел, как из леса вылетел на Воронке участковый. Их разделяло каких-то двести метров. «Перед мостом, сукин сын, догонит! Ну, что дальше будет! Может, обойдется…»

Белая падь показалась, в проулке на горе видно крышу лоховского дома. Близко локоть, а не укусишь! Скрывшись за поворотом, Дементий соскочил с коня, сел недалеко от дороги и закурил. Участковый проскакал мимо — Дементия спрятали сосны и кустарник.

— Я здесь, Емельянович!

Участковый осадил коня, шагом подъехал к Дементию, спокойно дымившему папиросой.

— Куда это так торопишься? — спросил Дементий, как будто они не виделись сегодня. — Может, покурим посидим?

Василий Емельянович сел на траву рядом. Жарко. Как будто гнался за Дементием не на Воронке, а бежал пешком. Посмотрел на Дементия, тот как будто и не убегал от участкового, как будто он тут сидит если не с самого утра, то, по крайней мере, не меньше часа. Вроде как стадо караулит, которое пасется напротив кузницы.

— Ты, Дементий Корнилович, как оборотень: только что видел тебя и — нету!

Дементий захохотал.

— Какой может быть смех при таком деле? — возмутился участковый.

— Дела никакого нет, — ответил Дементий и пыхнул, как из трубы, огромной затяжкой.

— Почему без разрешения уехал?

— Что ж мне, до вечера с тобой волочиться по лесу неизвестно для чего? Мне в прятки играть некогда! А тебе, Емельянович, за оскорбление личности придется бутылку брать.

— Хватит рассусоливать, Дементий Корнилович, поехали.

— Куда?

— К тебе.

— Давно бы так. Пообедаем. И бутылка с тебя!

Оставив коней привязанными около ворот на улице, Дементий и участковый вошли в ограду. Дома у Лоховых никого не было. Дементий достал откуда-то сверху ключ и отомкнул двери. Как только они вошли в сени, участковый осмотрел все углы, пригнувшись, заглянул под кровать, но никаких сапог — ему нужны были старые сапоги Дементия — не увидел. Дементий все понял и остановился перед дверями в избу, не зная, что делать.

— Будешь искать старые сапоги? — спросил Дементий уступая дорогу участковому и входя за ним в избу.

— Буду. Ты их никуда не выбросил?

— Вон же они стоят!

— Вижу. В этих сапогах ходил?

— Других у меня не было.

Василий Емельянович взял сапоги, стоявшие около печи, и сразу же взглянул на подошву правого сапога: с внутренней стороны, ближе к носку, полуовальный вырез — разрублено топором. Участковый сел на лавку, достал из планшетки черемуховые палочки. Размер сошелся — сорок пятый! Вырез тот же!

— Кто меня выследил, ты или Петр Иванович? — спросил Дементий и сам себе ответил: — Петр Иванович меня выследил. Вас бы я дурачил целый год!

— Зачем ходил? — спросил участковый. Он не знал, как теперь поступать с Дементием, и все равно вздохнул облегченно: никто не убит, все живы-здоровы, все кончилось, можно сказать, пустяком. Участковый был доволен. — Зачем ходил? — спросил он молчавшего Дементия.

— Что тебе до этого? Твое дело сделано, — мрачно ответил Дементий.

— Позови-ка двух колхозников, — попросил участковый.

— Каких колхозников? — подпрыгнул Дементий.

— Да хоть Дедуриху с Нюрой — твоих соседок.

— Зачем?

— Сапоги заберу.

— Емельянович, что ты, как клещ, в меня вцепился?! Зачем тебе сапоги?

— Давай-давай.

Сразу же сделавшись похожим на старика, Дементий с каким-то болезненным выражением на лице посунулся к двери, перешагивая порог, оглянулся:

— Емельянович, может, пожалеешь, людей стыдно. Мне скоро, как и Петру Ивановичу, шестьдесят лет будет. Ему и сейчас, и как пойдет на пенсию почет и уважение, а мне — вечный позор. Это несправедливо.

— Ты сам захотел.

— Видит бог, не сам.

— А кто тебя заставил?

— Бес попутал.

— Ты, Дементий, лучше всякого беса: чуть бы я сегодня моргнул, ты бы у меня опять из рук выскользнул.

— То-то и оно, не рассчитал маленько, — с досадой сказал Дементий, продолжая стоять одной ногой в сенях, а другой — в избе. На что-то надеясь, он медленно перешагнул порог и теперь обеими ногами стоял в избе и не сводил глаз с участкового. — Не пожалеешь?

— Нет.

— И не надо, больше просить не буду.

Дементий ушел и скоро вернулся с Дедурихой и Нюрой.

Василий Емельянович попросил их расписаться в протоколе, показал сапоги и не стал объяснять, когда они спросили, для чего это нужно. Дедуриха расписалась сразу, а Нюра спорила с участковым — она была недовольна тем, что не знала, за что расписывалась, и к тому же не хотела ругаться с соседом, к которому ни за что пристает участковый. Василий Емельянович дал слово, что они расписались только за сапоги, которые видели, и женщины как будто успокоились. Участковый взял сапоги и через огородик Лоховых пошел в школу.

У второй смены только начался урок, когда младший лейтенант милиции заглянул в класс и сразу же закрыл дверь. Петр Иванович вышел в коридор.

— Ну что?

— Гора с плеч, Петр Иванович, никакого убийства нет.

— Я так и думал. А кто ходит?

— Дементий.

Петр Иванович не поверил.

— Вон доказательство, — кивнул участковый. В ближнем конце коридора под окном, смотревшим в школьную ограду, стояли сапоги. — Поговорить бы надо, Петр Иванович, мне с этим делом не все ясно. Вы же были… ну, если не друзьями, то… хорошими соседями?

— Это за пять минут не объяснишь, — все более хмурясь и глядя себе под ноги, ответил Петр Иванович. — Сейчас отпущу учеников домой и поговорим…

Жители Белой пади знали, что сегодня, в девять вечера, бригадное собрание, — на конторе с утра висело, объявление. Знали они, по какому поводу собрание, — будут обсуждать Дементия Лохова.

Одни говорили, что Дементия посадят: месяц держал трех человек под страхом — днем ходи по своей ограде и оглядывайся! А вечером или ночью?

Другие, и таких было большинство, говорили, что Дементию ничего не будет.

Третьи готовы были спорить, что здесь какая-то ошибка, участковый за что-то сердится на Дементия, хочет свести с ним счеты: посадит ни за что — и ничего не сделаешь.

Нашлись и такие, кто решил на собрание не ходить; правда, таких было мало.

Когда в восьмом часу, останавливаясь возле каждого дома с криком: «На собрание!» — по Белой пади промчался на коне учетчик Семен Обухов, многие еще раз обсудили новость, и тех, кто считал, что Дементию ничего не будет, стало раза в два меньше, а тех, кто решил не ходить на собрание, осталось всего трое.