Страница 1 из 7
A
Рассказ из антологии «Лучшее юмористическое фэнтези».
Грей Роллинс
Грей Роллинс
Избалован до невозможности
Я уже поднялся по лестнице почти на самый верх, и тут зазвонил телефон. Поскольку я слышал звонок, его не мог не слышать и Мартин, но телефон все звонил и звонил.
Лестничные ступеньки для большинства людей никакой сложности не представляют. Для меня же они являются довольно непростой задачей, поскольку длина моих ног не превышает шести дюймов[1]. С ногами у меня все в порядке, имейте в виду, они красивы и пропорциональны, чрезвычайно эффективны с практической точки зрения. Просто они в шесть раз короче ног Мартина.
Я с ворчанием одолел верхнюю ступеньку и поспешил вперед. Мои усилия были тщетны, ведь до телефона оставалось еще не менее тридцати футов. Автоответчик был настроен так, что срабатывал после четвертого звонка, а я уже насчитал три.
Я услышал щелчок автоответчика, когда находился еще в десяти футах от двери. Голос Мартина на пленке автоответчика произнес, что ответить на звонок он в данный момент не может, но с удовольствием обсудит интересующий вас вопрос, если вы оставите после гудка имя и номер телефона.
Мне намного удобнее манипулировать предметами с помощью моего цепкого языка, а не слабых рудиментарных рук, поэтому я закинул язык на дверную ручку, несколько раз обернул его вокруг и повернул ее, надавив при этом плечом на деревянную часть двери, - выше было матовое стекло, на котором черными изогнутыми буквами было написано: «Мартин Крофтс, частный детектив». В ближайшее время я добьюсь, чтобы он добавил там и мое имя.
- Мартин? - позвал я его, прикрыв за собой дверь. Ответа не последовало.
Решив не прослушивать сообщение на автоответчике, я вынул кассету, поставил ее на магнитофон и понес его в святая святых.
Мартин, конечно же, тряпкой висел на своем рабочем кресле, как будто все кости его тела расплавились. Сейчас с моего лучшего друга человеческой расы мог бы писать портрет Сальвадор Дали.
Я поставил магнитофон на подоконник, на расстоянии менее фута от уха Мартина, поднял регулятор громкости до упора и нажал на кнопку воспроизведения.
- Алло, говорит…
Мартин попытался левитировать. Ему это не удалось.
Как только кресло освободилось от его веса, пружины возврата подняли спинку в вертикальное положение. Мартин, падая обратно, столкнулся с поднимающейся спинкой. Никому из них не удалось одержать победу. Самолеты при падении не производят такого грохота, как Мартин, рухнувший с кресла.
Лежа на полу, он устремил на меня гневный взор.
- Виктор, молись о спасении души. Ты только что на несколько столетий сократил возможную продолжительность своей жизни.
- Если бы ты ответил на звонок, на автоответчике не оставили бы этого сообщения.
- Кто-то звонил? - спросил Мартин в неподдельном замешательстве. - Я, должно быть, задремал.
Как же мастерски он смягчает выражения. Я даже не нашелся что бы такое съязвить в ответ, а следовало бы.
- Тебе оставили сообщение. - Больше я ничего не смог сказать.
Мартин еще не вполне очухался.
- Что же ты не взял трубку, Виктор? Набравшись терпения, я ответил так, как будто разговаривал с малышом:
- Ты же попросил меня вынести мусор, помнишь?
К несчастью, мои привычки хорошо известны. В глазах Мартина показался недобрый блеск.
- И ты, конечно, не останавливался перекусить, да?
- Я? - спросил я с видом оскорбленной невинности. Он с трудом выбрался из-под сломанного кресла.
- Жалко, что ты не признаешь нормальной еды. Тогда бы этой проблемы у нас не было.
Мартину трудно признать тот факт, что продукты, которые он с отвращением выбросил бы в мусорное ведро, по моим понятиям, только-только дошли до готовности. И ни одно лакомство моей родины не сравнится с промокшим под дождем гамбургером, приготовленным две недели тому назад.
- Я и ем нормальную еду. Это у тебя отвратительные привычки. Вообрази, какое богатство оттенков вкуса приобретет разлагающееся блюдо. Только подумай, чего ты себя лишаешь.
- Я как-нибудь обойдусь, с твоего позволения, - проворчал он. - Я предпочитаю есть свежее. Тебе тоже стоит как-нибудь попробовать.
- Бя-я-я! - сплюнул я, скрутив язык штопором. - Свежие продукты вредны, и я могу это доказать.
- Чего-чего? - недоверчиво вякнул он.
- Твой дядя ел свежие продукты. Я ел достаточно выдержанные блюда. Я его пережил. Выводы очевидны.
- Возможно, у него случился сердечный приступ, когда он увидел, как ты лакомишься какой-нибудь тварью, раздавленной на дороге, - пробормотал Мартин.
- Не говори такие вещи… а то у меня разыграется аппетит.
Мартин побледнел:
- Сегодня мы с моим болтунишкой заглянем в закусочную на Третьей улице, но я-то зайду внутрь и поем по-настоящему, а не буду довольствоваться объедками.
- Я бы не стал на это рассчитывать. Денег у тебя не хватит даже на кубик льда, не говоря уже о напитках, в которых его бросают.
Бросив на меня свирепый взгляд, он с силой нажал кнопку воспроизведения.
- Алло, говорит Кэл…
Мартин вскочил и убавил громкость, чтобы можно было нормально слушать.
- …Розен. - Он оставил номер телефона, по которому с ним можно связаться, и повесил трубку.
- Коротко и ясно, - отметил я.
Мартин нахмурил брови, и они стали похожи на двух лохматых гусениц, выгибающих спины при виде друг друга.
- Стоило упомянуть хотя бы, по какому поводу он звонит.
- Могу предложить выход из этого положения, - сказал я, протянул ему трубку и набрал номер, который назвал Розен. - Поговори с ним.
- Тебе что, обязательно нужно набирать номер языком? - прошипел Мартин. Достав носовой платок, он начал протирать трубку.
- Все и так высохнет, - уверил я его.
Он начал было разглагольствовать на тему покрывшихся коркой кнопок, но тут Розен взял трубку, и Мартин не стал договаривать свою тираду. Их беседа была недолгой. Мартин, повесив трубку, посмотрел на меня.
- Верни кассету на место, в автоответчик. Мы назначили встречу.
Кэл Розен жил в центре, в фешенебельном многоэтажном здании, где все до мелочей дышало роскошью. И лишь парковочных мест для машин посетителей здесь было мало. В конце концов Мартину удалось припарковаться только через четыре дома оттуда.
Высвободив меня из-под ремня безопасности, он осторожно поставил меня на землю, а потом с целеустремленным видом зашагал по тротуару, стремясь поскорее оставить позади ржавое корыто, на котором приехал. Кто-нибудь на его месте купил бы новую машину, но ему было приятнее ненавидеть уже имеющуюся.
Я посмотрел на его удаляющуюся спину, на незакрытую дверцу автомобиля, снова на спину Мартина. Вполголоса бормоча проклятия, я прислонился к дверце и толкнул ее. Она не шевельнулась. Я снова навалился на нее. Петли взвизгнули от возмущения, а затем, страдальчески застонав, уступили; дверь захлопнулась.
А я упал лицом прямо на тротуар.
В мою сторону шла толстуха с чихуахуа на поводке. Я лежал на земле, поэтому мой глаз, а он у меня один, оказался примерно на высоте глаз собаки. Она уставилась на меня, я свирепо смотрел на нее.
Реакция чихуахуа на любые стимулы одинакова во всех ситуациях, так что собачка начала нервно приплясывать по кругу и лаять. Ее визгливый лай и сам по себе действовал на нервы, смотреть же, как такое существо устраивает перед тобой боевой танец, было оскорбительно, а я и так пострадал при падении.
С огромным трудом я поднялся на ноги. Это привело проклятую тварь в исступление; она постукивала когтями и скребла ими о бетон. Я пожелал ей тут же и умереть от внезапного приступа, но исполниться моему желанию было не суждено.