Страница 34 из 41
Внезапный доклад не застал врасплох находившегося в центральном отсеке старпома. Умело маневрируя, он быстро уклонился от цели. Но что бы случилось, будь это в боевой обстановке. Необратимые процессы вступили бы уже в силу. Обладая современным оружием, противник безусловно атаковал бы нас, и по всей вероятности успешно. Вот что значит беспечность одного человека!..
И потому выступающие на активе особенно непримиримы были к малейшим фактам беспечности.
— Самое приятное в любом путешествии — возвращение, — выразил общее мнение моряков срочной службы электрик Слава Базилевский. — В базе нас ждут друзья, ждут письма из дома. Но не будем предаваться мечтам. Никто не имеет права сейчас расслабляться.
Егорыч останавливается на вопросе психологической разгрузки в условиях длительного плавания. Упор на эмоции. Он предлагает разнообразить распорядок дня, включив в него: литературные вечера, КВНы, диспуты, читательские конференции, обсуждения фильмов, подводную спартакиаду. Многих пугает обилие мероприятий, но Егорыч настойчив:
— Я всей душой против пассивного отдыха, бездумного лежания кверху пузом. Все, за что я ратую, отвлечет людей от ненужных мыслей, тоски по дому, внесет свежую струю в жизнь, а значит, повысит тонус и бдительность.
Выступление партийного секретаря не оставляет никого равнодушным. Ветераны подводной лодки коммунисты Селичев, Гарницын поддерживают доктора. Командование корабля тоже солидарно с ним. Предложения одобрены и приняты собранием.
Егорыч доволен. После актива мы, продолжая обсуждать в деталях каждый пункт предложений, вносим коррективы в план культурно-массовых мероприятий.
…Поход шел своим чередом, не внося особых изменений в распорядок дня. Неожиданности посыпались уже на обратном пути, когда подводная лодка проложила курс в базу. Вот здесь и появилось опасное расслабление, а вместе с ним и жалобы на здоровье: изжога, плохой сон. Корабельный врач должен быть универсалом: и терапевтом, и хирургом, и невропатологом, и даже… зубным врачом. Довелось Егорычу и в этой области попробовать свои силы. Страшная зубная боль сокрушила старпома.
— Не могу, Егорыч, — взмолился он, — зуб замучил. Дергает проклятый, как швартов на стоянке во время шторма, аж скулу на бок воротит. Что хочешь делай: сверли, клади лекарства, тащи щипцами или даже козьей ножкой, но спасай.
— Главное не волноваться, Борис Николаевич, — успокаивает Егорыч пациента, а заодно и себя. — Садитесь вот туда в уголок, к лампе. Та-а-а-к, откройте рот, да пошире. Какой зубик волнует? Ага, ясно. Вот этот, видимо?
Егорыч уверенно коснулся нижнего резца каким-то замысловатым крючком.
— У-у! — загудел старпом.
— Понятно, не переводите на русский язык. Зуб-то, Борис Николаевич, того. Удалять надо. Правда, беззубый старпом, — задумчиво острит Егорыч, — это почти не старпом, но выхода нет.
Старпом вяло улыбается шутке доктора и устало машет рукой.
— Валяй, Егорыч. Об одном только прошу, не делай ты мне этих замораживающих уколов. Терпеть не могу.
— Так ведь больно будет, Борис Николаевич, очень больно.
— Знаю, больней, чем сейчас, все равно не будет. Дери его, гада.
— Врачи не дерут зубы, а удаляют, — с достоинством поправляет Егорыч. — Итак, пошире ротик.
Тот, кому случилось, как и мне, именно в эту минуту заглянуть к доктору, увидел незабываемую картину. На диване полулежа, привалившись головой к переборке, раскрыв широко рот, мычит старпом. Маленький Егорыч, чуть ли не коленом упершись ему в грудь, старается ухватить больной зуб щипцами. Внутри старпома что-то стонет и скрипит. Вцепившись руками в край дивана, он напрягается до предела, в глазах смертная мука. Но вот Егорыч, слегка приподнявшись, нажимает на щипцы, как на рычаг, словно выкорчевывает пень, и начинает оседать. Затем что-то хрустнуло, и через секунду доктор уже показал старпому удаленный зуб.
— На память, Борис Николаевич, возьмите. Теперь два часа не есть, от горячего лучше воздержаться до завтра.
Корабельные шутники вечером в кают-компании говорили, что Егорыч действовал решительно, но удалил не тот зуб. Но старпом больше на зубную боль не жаловался.
С прочими мелкими болячками и недомоганиями Егорыч справляется еще уверенней, поддерживая боеготовность корабля на должном уровне.
МОРЕ — НЕ ПОМЕХА
С выходом в море береговой распорядок дня значительно меняется. И это понятно: ведь в в походе экипаж разделен не только на боевые части и службы, но и на боевые смены. В каждой из них есть представители всех специальностей. Таким образом, боевая смена становится как бы отдельным подразделением.
Для каждой проводятся специальные инструктажи, учеба. Между боевыми сменами идет социалистическое соревнование, проводятся спортивные состязания. На походе в сменах имеются партийные и комсомольские секретари. Так удобнее.
Неизбежны какие-то изменения и в формах учебы, в том числе и политической. Здесь не только меняются время и состав групп политзанятий, но и тематика самих занятий. Она нацелена на решение основных задач похода. Темы вполне конкретные: «Атлантика в агрессивных планах империализма», «Стойко переносить трудности морской походной жизни», «Бдительность — наше оружие», «ВМФ США — орудие агрессии и разбоя» и другие. Соответственно пересматривается и система марксистско-ленинской учебы офицерского состава.
Не прекращается в море и учеба слушателей университета марксизма-ленинизма и партийной школы.
Политическим отделом соединения мне было дано право принимать у слушателей зачеты.
Уже на второй неделе плавания потянулись они ко мне с зачетными книжками и конспектами. И я не ограничил их какими-то определенными часами распорядка дня.
Сегодня очередной день похода. Он оказался особенно урожайным на слушателей партийной школы. В течение суток у меня в каюте побывало пять человек.
Старший матрос Григорий Козлов постучался ко мне довольно поздно. Время было ночное, часы показывали пол первого. Все сменившиеся с вахт уже спали.
— Разрешите сдать зачет, я знаю, что вы все равно поздно ложитесь.
— Но ведь у нас впереди еще есть время. Не лучше ли вам отдохнуть перед вахтой?
— Все равно не спится.
Козлов — слушатель первого курса партийной школы. Конечно, для сдачи зачетов он выбрал не самое удачное время. Но его настойчивое желание сдать зачет немедленно — понравилось мне.
— А литературу вы законспектировали?
Козлов с готовностью протягивает тетрадь.
Конспект написан неплохо, со старанием. Однако есть и неточности. Мы тщательно разбираемся в них.
— А ведь ты готовишься вступать в партию, друг Григорий. Как же так? Надо хорошо разобраться в этом разделе.
Разъяснив ему сущность разногласий, возникших на II съезде РСДРП между Лениным и Мартовым, я задаю Козлову еще несколько вопросов и, убедившись, что тему слушатель партшколы усвоил, поздравляю с зачетом, отметив про себя его старание.
Во время похода члены бюро проверяют, как идет самостоятельная учеба слушателей, не ограничиваясь контролем, а стараясь всесторонне помочь тем, кто занимается самостоятельно. В море на заседание партийного бюро уже были приглашены слушатели партшколы — молодые коммунисты. Они услышали от старших товарищей ценные рекомендации и советы. Члены бюро обсудили помещенную в газете «Правда» статью «Самообразование коммуниста».
Организация самостоятельной учебы в море выдвинула перед партийными активистами ряд вопросов.
Большое значение имеет здесь доброе слово. Очень важно вовремя отметить трудолюбие и старание тех, кто учится самостоятельно.
Учитывать специфику дальнего похода необходимо, но делать скидку на трудности нельзя. Это не только ухудшает качество усвоения материала, но и, что не менее важно, рождает безответственность, расхолаживает человека.
Вот один пример. Влетел ко мне в каюту, как всегда веселый и жизнерадостный, старший матрос Анатолий Белозерцев, выложил конспект по политэкономии, попросил разрешения сдать зачет. Однако записи, которые он сделал в своей тетради, были краткими и поверхностными. Да и оформлен конспект небрежно. Может быть, указать на недостатки и, учитывая трудности похода, примириться с таким конспектом? Но ведь Белозерцев — слушатель второго курса партийной школы. Он должен быть примером для остальных.