На румбе — Полярная звезда

Сергей, густо покраснев, поднялся с места.

— Вы, Стрелков? — удивился комдив. — Ну, я слушаю.

— Товарищ комдив, когда я выскочил из дымзавесы и увидел лежащий на циркуляции эсминец, постепенно подставляющий мне борт, я понял, что задний ход он давать сейчас не станет, и потому я уменьшил угол упреждения. Две лишние торпеды, прошедшие под эсминцем, это мои.

— Т-а-а-к! — протянул комдив. И понять, что за этим «т-а-а-к» стояло, было невозможно. Турков опустил глаза. — А что я вчера вам говорил?

— Вчера была теория, товарищ комдив, — еще больше краснея, выдавил Стрелков. — А во время атаки — практика. Не мог я иначе поступить.

Наступило минутное молчание. Все ждали, что скажет Турков. А тот не спешил, нервно барабаня пальцем по столу. Потом, видимо, придя к определенному выводу, встал.

— Вот что я думаю, Стрелков. Твои, скажем в кавычках, лишние торпеды, попавшие в цель, насторожили комиссию и могут нам стоить приза. И все же ты поступил верно. В боевой обстановке надо поступать только так. А будет приз нашим или нет — пусть разбирается комиссия. Там люди опытные.

ДО СВИДАНИЯ, ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ!

После призовых стрельб Стрелков остро ощутил, что пройден какой-то очень важный рубеж. Он почувствовал свою силу, умение принимать самостоятельно решения и командовать людьми в сложной и быстро меняющейся обстановке флотской службы.

Сергею нравилась его хлопотливая командирская должность, необходимость ежедневно решать самостоятельно множество вопросов и внезапных вводных, которые могли поступить в любую секунду. Он любил ранние утренние минуты, когда оживала база, команды в составе дивизиона или по экипажам двигались к пирсам на подъем Военно-морского флага. Он любил чувство слитности с катером, послушно устремлявшемся вперед, разбрасывая пенные брызги на такой скорости, что казалось — летишь. Он любил свой экипаж, любил море за то, что оно постоянно испытывало его.

И еще он любил Катю. Он любил ее так крепко, что думал о ней постоянно. А Катя успела уже войти в ритм его беспокойной жизни, давно была женой командира.

Им выделили комнатушку в шесть квадратных метров, два из которых занимала огромная плита. Но Катя, непонятно как, превратила эту комнатушку в уютный и гостеприимный дом, открытый для друзей. Даже Быков, обычно сдержанный на похвалу, сказал Стрелкову:

— Ну, Сергей Иванович, жена у тебя молодцом!

Узнав, что у нее диплом библиотечного института, ей предложили место в библиотеке гарнизона. И хотя должность была очень скромной, она согласилась без колебаний.

Катя сразу же развила кипучую общественную деятельность: записалась в драмкружок, организовала передвижную библиотечку для катерников, начала готовить вечер морской поэзии…

Все шло прекрасно. И вдруг — потрясение! Уходит Быков. Об этом на совещании в штабе сообщил комдив. Едет на учебу.

Молодые командиры из звена Быкова переживали это событие болезненно. Они понимали: кто бы ни пришел на его место, он не сможет заменить Быкова.

А тот собирался недолго. Не в его характере было тянуть волынку. Два дня — и шабаш. Перед отъездом зашел в казарму. Катерники окружили его, стали вспоминать совместную службу, войну с Японией, делились своими житейскими планами, кто куда собирается после увольнения в запас. Говорили, как с родным, близким человеком.

— Вы уж, Василий Иванович, не поминайте нас лихом, — сказал за всех боцман. — Мы, конечно, старались, чтобы все было по-человечески, но все ж таки, наверное, немало доставили вам забот.

— Доставляли, доставляли, Рогов, было дело, — сдержанно улыбнулся Быков, но было видно, что он взволнован и растроган. — Только это не главное. А главное то, что болели мы за общее дело. Этому я вас учил. Теперь тому те вас будут учить молодые командиры, которых, мне кажется, вы хорошо приняли в свой коллектив. Это правильно. За ними будущее.

Помолчав немного, Быков добавил:

— Я не прощаюсь. Завтра утром, когда пойдете в море, я приду вас проводить.

Весь вечер Стрелков был задумчив и рассеян. И даже в разговоре с Катей часто отвечал невпопад.

— Не горюй, — успокаивала его Катя. — Ну что поделаешь. Ты же сам говорил — такова морская служба. Сегодня здесь, завтра — там.

— Да я все понимаю, Котенок, — соглашался Сергей. — А душа не принимает.

— Ты радоваться должен, что в твоей жизни был такой человек, как Василий Иванович. Тебе крупно повезло, Сережа.

— Да, Катюша, да. И все-таки не могу смириться.

Утром она провожала его в море. Стройная, в белом платье, она напоминала ему чайку, и Сергей откровенно любовался женой.

— Кланяйся от меня Василию Ивановичу. Кстати, скажи ему, если в Ленинграде потребуется жилье на время учебы, то пусть останавливается у нас. Подумай, как рада будет этому тетя Маша. Я уже ей и письмо написала, видишь?

И она протянула ему пухлый конверт.

— Там и о тебе все есть, не волнуйся.

— Умница ты у меня, Катюша, — Сергей нежно провел ладонью по Катиной щеке. — Обязательно скажу. Ну, счастливо, мне пора.

…Быков был одет по-парадному. В тужурке с Золотой Звездой на груди. Воротничок и манжеты рубашки ослепительно белые, брюки безукоризненно отглажены, ботинки отливали зеркальным блеском.

И хоть он всегда был подтянут и аккуратен, но сегодня казался каким-то необычно торжественным и, как сначала почудилось Сергею, немного отстраненным, как бы волей приказа оторванным от них, своих недавних подчиненных.

Но уже первые слова: «Чуть было не опоздал, ребята» вернули катерникам прежнего своего командира, жизнерадостного и немного ироничного, дотошного и очень-очень близкого им человека.

Улыбки расцвели на лицах молодых лейтенантов. «Чуть было не опоздал…» Как бы не так. Разве мог бы он опоздать? Ни за что!

— Какие вы все у меня уже взрослые, — тепло сказал Быков и подчеркнул: — Самостоятельные. Удачи вам в службе, попутных ветров и семь футов под килем. Пишите в Ленинград.

Сергей протянул ему конверт:

— Здесь, Василий Иванович, адрес и письмо к тетке. Если что, останавливайтесь у нас. Там вам будет удобно.

— Спасибо, Стрелков. Ну, не смею более задерживать, — обернулся он к комдиву.

— По катерам! — скомандовал Турков и двумя руками крепко пожал руку Быкова. — До встречи, Василий Иванович. Не забывай.

Бухта наполнилась гулом двигателей. По старой флотской традиции, Быков лично сбросил с кнехтов швартовные концы, и катера один за другим выползали на линию выходных створов. Но катерники еще долго видели одинокую фигуру своего командира, в последний раз провожающего их в море.

«До свидания, Василий Иванович! — повторял про себя Стрелков. — Спасибо за науку! Всего, всего вам доброго!»

Берег отодвигался все дальше. Исчезали очертания отдельных предметов. Скоро все для Сергея слилось в плотную зеленую стену, в которой, как ему казалось, он все же различал еще два небольших штриха: один у уреза воды, темный — Быков, другой, повыше, на сопке, белый — Катя.

НА РУМБЕ — ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА

ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ

Командир подводной лодки, капитан 1 ранга Каширский, посмотрел на мой, разбухший от книг, изрядно потрепанный чемодан и улыбнулся:

— Опять свой необъятный готовите? Для меня там, авось, тоже найдется что-нибудь историческое?

— Есть и это…

В дверь постучали. И в проеме показалась солидная фигура торпедного электрика старшего матроса Фролова. Увидев командира, он почтительно застыл.

— А-а, Фролов, ивановский витязь! — весело приветствовал его Каширский. — Мастер неоригинального жанра, специалист по переносу тяжестей! Небось за чемоданом пожаловал?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга, — гаркнул Фролов.

— А дотащишь? — усомнился командир. — Не чемодан, а скала. От палубы не оторвешь.

— Ничего, осилим…

Фролов подошел к чемодану, примерился, как тяжелоатлет к штанге, и неожиданно легко вскинул его на плечо.