Южная звезда

— Мне не спится, и я надумал, что лучше будет прийти к вам и составить вам компанию, — сказал неаполитанец.

— Это очень любезно с вашей стороны, но несколько часов сна мне не повредят нимало! — возразил Джеймс Гильтон, потягиваясь. — Если хотите, мы здесь отлично расположимся, или я пойду в фургон, а вы за меня останетесь здесь караулить.

— Нет!.. Останьтесь!.. Я хочу поговорить с вами! — сказал Аннибал Панталаччи глухим голосом и, оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что они с Гильтоном одни, продолжал:

— Вы уже охотились когда-нибудь на слонов?

— Да, два раза, — ответил Джеймс.

— В таком случае вам должно быть известно, что это очень опасная охота. Слон очень сообразителен, хитер и отлично вооружен. Редко случается, чтобы человек одержал верх над этим животным.

— Для чего вы все это говорите, — возразил Джеймс Гильтон, — точно я новичок в этом деле? С хорошей винтовкой и разрывными пулями слона бояться нечего.

— Это я знаю, — сказал неаполитанец. — Но ведь бывают несчастные случаи!.. Представьте себе, что такой случай будет завтра с французом, это было бы большой потерей для науки!

— Да, истинной потерей! — повторил за ним Джеймс Гильтон, и оба приятеля разразились злобным смехом.

— Для нас это не было бы большим несчастьем! — продолжал Аннибал Панталаччи, ободренный смехом своего собеседника. — Тогда только мы двое и будем преследовать Матакита и его бриллиант!.. Вдвоем всегда можно прийти к соглашению…

Оба замолчали и, глядя на догоравшие дрова, обдумывали свой преступный план.

— Да, вдвоем — это всегда возможно!.. — повторил неаполитанец. — Втроем — гораздо труднее.

Наступила еще минута молчания. Вдруг Аннибал Панталаччи быстро поднял голову и устремил свой взгляд в окружавший его мрак.

— Вы ничего не видели? — спросил он тихо. — Мне показалось, что за этим баобабом мелькнула чья-то тень.

Джеймс Гильтон взглянул в указанную сторону; но как ни был проницателен его взгляд, он ничего не увидел подозрительного вблизи лагеря.

— Здесь нет никого, — сказал он. — Это, вероятно, белье, которое китаец повесил белить на росе. — И оба злоумышленника снова завели разговор на прежнюю тему, но стали говорить между собой шепотом.

— Я выну у него из ружья пули так, что он этого не заметит, — сказал Аннибал Панталаччи. — А потом, в тот момент, когда на него нападет слон, я дам по слону выстрел, стоя позади француза, и животное в это время увидит его… И конец будет недалек.

— Ваше предложение очень деликатного свойства, — возразил в виде слабого протеста Джеймс Гильтон.

— Полноте! Предоставьте все мне, и вы увидите, что остальное сделается само собой, — сказал неаполитанец.

Когда час спустя Аннибал Панталаччи возвратился к спящим, желая занять свое место, он имел предосторожность зажечь спичку, для того чтобы убедиться, что все находились на прежних своих местах. Он увидел, что Сиприен, Бардик и китаец спят глубоким сном. Но если бы неаполитанец был понаблюдательнее, то он бы заметил, что в глухом храпении, издаваемом китайцем, было что-то неестественное и лукавое.

С рассветом все уже были на ногах, и Аннибал Панталаччи, улучив время, когда Сиприен ушел к ручью мыться, вынул у него из ружья все пули. Это было делом нескольких секунд. Никто не мог этого видеть: Бардик варил кофе, а китаец собирал белье, развешанное им накануне на веревке между двух баобабов.

Напившись кофе, все отправились в путь, оставив фургон и быков на попечение Бардика. Ли попросил позволения участвовать в охоте и, получив разрешение, взял с собой только охотничий нож своего господина.

Через полчаса путники наши были уже на том самом месте, где они накануне видели слонов. Возле реки, на широкой зеленой лужайке, ярко освещенной восходящим солнцем, триста или четыреста слонов спокойно завтракали. Детеныши их резвились около матерей, некоторые спокойно сосали их. Почти все слоны отмахивались от насекомых своими большими ушами, похожими на кожаные плащи. В этой картине было столько безмятежного спокойствия и семейного счастья, что Сиприен почувствовал себя умиленным и стал просить своих товарищей отказаться от задуманного смертоубийства.

— Зачем будем мы убивать этих безвредных тварей? — сказал он им. — Не лучше ли оставить их спокойно жить в их уединении?

Но это предложение, ввиду преследуемой Аннибалом Панталаччи цели, не пришлось ему по вкусу.

— Как — зачем убивать? — возразил он, посмеиваясь. — Да для того чтобы запастись слоновой костью. Может быть, вы боитесь этих крупных животных, господин Мере?

Сиприен на это только пожал плечами и, видя, что товарищи его все-таки направились в ту сторону, где паслись слоны, не возражая более, поехал вслед за ними.

Все трое оказались теперь не больше чем в двухстах метрах от слонов, и если эти умные и чуткие животные не заметили охотников, то это случилось только потому, что те расположились против ветра, в густой чаще баобабов.

Но один из слонов тем не менее стал обнаруживать признаки тревоги и поднял свой хобот в виде вопросительного знака.

— Теперь пора действовать, — сказал Аннибал Панталаччи. — Если мы хотим, чтобы наша охота удалась, нам следует разойтись, выбрав себе добычу, и по условному сигналу выстрелить, потому что при первом же выстреле слоны разбегутся в разные стороны.

Условившись таким образом, охотники разошлись. Джеймс Гильтон пошел направо, Аннибал Панталаччи налево, Сиприен остался на своем месте. Потом все трое стали молча приближаться к слонам. В эту минуту Сиприен почувствовал, что чьи-то сильные руки схватили его сзади за талию, и услышал голос Ли. Китаец прошептал ему на ухо:

— Это я! Я вскочил сзади вас на круп лошади. Не говорите ничего. Вы сейчас увидите почему.

Сиприен уже был от слонов в тридцати метрах. Он уже взвел курок своего ружья, приготовившись выстрелить, как китаец снова заговорил.

— Ружье ваше разряжено… Но не беспокойтесь об этом. Все кончится хорошо. Все будет хорошо!..

В это мгновение раздался условный свисток, означавший, что пора начинать атаку, и тотчас же позади Сиприена раздался выстрел, но только один выстрел.

Сиприен быстро обернулся и увидел неаполитанца, старавшегося спрятаться за стволом большого дерева. Но внимание Сиприена было отвлечено сейчас же событием гораздо большей важности: прямо на него быстро двигался огромный слон, разъяренный полученной им раной. Остальные слоны, как это и предвидел Панталаччи, обратились в поспешное бегство.

— Вот он! — воскликнул Ли, уцепившись за Сиприена. — Когда слон бросится на вас, вам надо отскочить в сторону. Потом поверните за куст, и пусть слон погонится за вами! Остальное предоставьте мне!

Сиприену осталось времени ровно столько, чтобы исполнить почти машинально то, что китаец велел ему сделать. С необычайной быстротой, высоко подняв хобот, раскрыв рот и с глазами, налитыми кровью, слон бежал прямо на него. Сиприен дал шпоры Тамплиеру, и тот мгновенно отскочил в сторону, так, что слон с разбегу промчался мимо Сиприена. Китаец в эту минуту молча соскользнул с лошади в куст, который он ранее указал своему господину.

— Так! Так! Ездите вокруг куста! Пусть он преследует вас! — крикнул он снова.

Хотя Сиприен не мог уяснить себе намерения китайца, однако он повиновался и стал ездить вокруг куста; слон не замедлил начать преследовать его. Но сколько времени это должно было продолжаться? Неужели Ли рассчитывал утомить слона? Эти вопросы Сиприен мысленно задавал себе, как вдруг он, к удивлению своему, увидел, что слон с размаху грохнулся на колени.

Ли с ни с чем не сравнимой ловкостью проскользнул в траве к самым ногам слона и одним ударом охотничьего ножа подрезал у него сухожилие, известное у людей под названием ахиллесовой пяты. Так обыкновенно поступают индусы на слоновой охоте; и китайцу, по-видимому, не раз приходилось исполнять этот маневр на Цейлоне, потому что сейчас он обнаружил необыкновенное хладнокровие. Обессиленный большой потерей крови, ручьем лившейся из его раны, слон растянулся на траве.