А и Б сидели на трубе

— А вот от этой диатеза не будет! Это молочная «Коровка», — сказали «бусы».

— Спасибо! Так вот: А и Б сидели на трубе…

— Спасибо сказал и ступай себе! — прервала его бабушка. — Где твои родители? Могу я, в конце концов, хоть один день отдохнуть?

Игорь вышел в коридор. Постоял. Послушал. В одной комнате ревел телевизор, в другой — стрекотала, спотыкаясь, машинка, в третьей — неторопливо позвякивали чашки… И никто не хотел узнать про А и Б, которые почему-то то сидели, то не сидели на трубе.

И тогда Игорь решил уйти из дома. Навсегда!

— Вот тогда я не буду вам всем мешать! — шептал он. — Тогда пожалуйста: хоть на машинке шейте, хоть чай пейте, хоть хоккей смотрите… А я уйду в лес и буду там жить, один! Буду охотиться! Может, меня даже волки съедят… Вот тогда узнаете… — И от этих слов Игорю стало так себя жалко, что даже в носу защипало.

Он надел пальто, кепку, вбил ноги в уличные башмаки и вышел на лестничную площадку.

На лестнице, на ступеньках сидела Ирка из квартиры напротив и обливалась горькими слезами.

— Ты это чего? — спросил Игорь.

— Да! Я всем мешаю, — всхлипывая, ответила Ирка. — Они говорят: «Иди погуляй! Нам Витечку купать надо!» Он маленький, его каждый день купают!

Она всхлипнула ещё громче, и синий бант у неё на макушке горестно подпрыгнул, словно большой мотылёк, который от расстройства летать разучился.

— А может, я тоже Витечку купать хочу! Он же ведь и мой братик! А мне его даже поносить не дают! Даже подержать не дают! Они говорят: «Иди погуляй». Вот я и ушла от них! Навсегда! Буду в лесу жить! Как Белоснежка!

— Да ладно! Чего там… — сказал Игорь, присаживаясь рядом с Иркой на ступеньку. — Не реви! Вот на конфетку! Это молочная «Коровка», очень, между прочим, замечательная… От неё диатеза не бывает.

Он протянул девочке конфету и подумал: «Вообще-то, наверно, правильно, что ей брата в руки не дают! Она сама-то от горшка два вершка. Ещё уронит!»

И ещё вдруг подумал о том, что его папа целую неделю работал в две смены, потому что его сменщик заболел, и целую неделю не смотрел телевизор и почти что весь чемпионат мира по хоккею не смотрел… Так что, пожалуй, пускай смотрит, завтра ему опять в две смены работать: сменщик-то ещё не поправился, а план надо выполнять…

А потом про маму вспомнил, как она говорила, что вот уже весна, лето на носу, а ей на улицу выйти совершенно не в чем… Два года материал лежит, а сшить некогда…

Что касается бабушки, то тут и говорить нечего… Тут Игорь вообще кругом виноват. Если всё припомнить, то вазочка конфет — это ерунда… Есть кое-что и похуже!

— А что такое диатез? — спросила Ирка, откусывая половину конфеты, а другую возвращая Игорю.

— Это когда шоколада или там апельсинов наешься, а потом всё чешется… — объяснил он, засовывая свою половину конфеты за щёку и устраиваясь поудобнее. — Я загадку знаю: А и Б сидели на трубе, А — упало, Б — пропало, что осталось на трубе?

Ирка задумалась.

— А… и… Б, — медленно стал говорить Игорь, — А… и… Б… сидели…

— И! — закричала Ирка, засмеялась и захлопала в ладоши. — И осталось на трубе. Буква «И»! Я сразу догадалась! А вот ты отгадай: девица в светлице, а коса на улице! Что такое?

— Морковка! Это ерунда! Это я ещё в детском саду знал! А вот ты скажи: почему мяч катится?

— Я знаю, я знаю… — закричала Ирка. — По земле…

— А вот и не угадала! Мяч катится, потому что он круглый!

— А вот ты, а вот ты, — торопилась девочка, — ты скажи: почему верблюд ваты не ест?

— Не знаю! — честно признался Игорь. — Может, она не питательная!

— Да нет же, просто потому, что он вату не любит!

Так они сидели, разговаривали и смеялись. И забыли, что на всех обиделись и ушли из дома навсегда.

Батон и бублик

— Вот бестолочь беспамятная! — проворчала Борина бабушка.

Боря быстренько прикинул, чем он мог за сегодняшний день провиниться, и почти ничего особенного не припомнил, если, конечно, не считать, что он взял в школе кусок мела и рисовал на асфальте.

Но бабушка его уже за это отругала. То есть не за то, что мел взял, мел был бесхозный, в коридоре валялся. И не за то, что рисовал, а за то, что извозился весь.

— Кто бестолочь? — спросил он на всякий случай.

— Да я! — сказала бабушка. — Забыла булку к ужину купить! Завертелась, запамятовала.

— Бабушка! — облегчённо сказал Боря. — Давай я в булочную схожу! Булочная у нас внизу — улицу переходить не надо. Я быстренько.

— Помощник мой золотой! — растрогалась бабушка.

Она достала из кошелька двадцать копеек.

— Вот тебе двугривенный. Купишь батон за тринадцать копеек. Сколько тебе сдачи дадут?

— Семь копеек! — И Боря побежал вприпрыжку в магазин.

Магазин уже закрывался. Тётенька в белом халате стояла в дверях и никого не впускала.

— Закрыто! Закрываемся!

— Ну, тётенька, ну пожалуйста! Мне всего один батончик! — взмолился Боря.

— Давай быстрей! — И тётенька его впустила.

Однако полки, на которых всегда лежал хлеб, были уже пустыми, и дяденька в белом халате и белом фартуке убирал последние, какие-то длинные, как палки, батоны в ящик. Боря взял один, пошёл в кассу и протянул деньги.

— Мало, — сказала кассирша. — Это батон за двадцать восемь копеек. Что, деньги потерял?

— Нет, — опустил голову Боря. — Я думал, за тринадцать и ещё семь копеек сдачи…

Он понёс булку обратно на полку.

— Что так? Не понравилось? — удивился дяденька в фартуке.

— Да нет. Мы с бабушкой думали, что тут батоны по тринадцать копеек, а тут эти длинные палки по двадцать восемь, а у меня только двугривенный.

— Это самые настоящие батоны и есть, — сказал булочник. — По-французски палка называется «батон». Понял? В школу-то ходишь?

— Угу! Уже целую четверть проучился. В первом «а»!

— Ну так ты уже солидный человек! Образованный. Серьёзный. Ты уже вполне можешь за свои поступки отвечать. А потому прими от меня восемь копеек. Заимообразно.

— Как это «заимообразно»?

— Очень просто. Вот тебе пятак, вот три копейки, а завтра утром ты этот «заём» отдашь. Тем более что батон ты уже в руках держал и назад его класть не положено.

Ночью Боря несколько раз вставал на будильник смотреть — не наступило ли утро. Но оно очень долго не наступало.

После завтрака бабушка дала Боре восемь копеек и велела булочника поблагодарить.

— Выручить человека — благородный поступок. Булочник — благородный человек, — сказала она.

У магазина стояла машина «Хлеб», рабочие в белых куртках и фартуках вынимали из неё большие плоские ящики. В них лежали душистые буханки ржаного, румяные батоны и витые плюшки.

— Дядя, — сказал Боря, — я заимообразные копейки принёс.

— Должок, стало быть, возвращаешь? Дело…

— Большое спасибо!

— На здоровье, на здоровье!

— Бабушка сказала, что вы — благородный человек.

Булочник улыбнулся и сказал:

— Ты тоже благородный человек.

— Почему? — удивился Боря.

— Потому что сдержал обещание, вернул долг в срок. А скажи мне, пожалуйста, как будет по-французски «палка»?

— Батон! — уверенно сказал Боря.

— Батюшки! — притворно ахнул булочник. — Вот это память! Ну вот тебе за успехи. Как по-французски он называется, я не знаю, а по-русски?..

— Бублик! — засмеялся Боря. — Большое спасибо.

Он взял бублик и побежал в школу, в свой первый «а»!

«Эх, шагай! Эх, не унывай!»

— Голубчики, — сказала учительница пения Димке и Максиму, — да ведь у вас совсем слуха нет!

— Как это? — удивились мальчишки. — Мы же всё прекрасно слышим!

— Всё, да не как все! Вы разве не слышите, что весь первый «а» поёт одно, а вы, дорогие мои, совсем другое?

— Нет! — сказал Димка. — Мы поём одно и то же! Мы поём болгарскую песню «Эхо».

— И очень красиво получается! — добавил Максим. — Как будто мы по лесу идём, а эхо в лесу откликается… Лес густой-густой, дремучий, и солнце сквозь ветки пробивается…