Страница 88 из 161
— Ну так шевелись.
— Мы можем сами сделать их, — смиренно сказал Прю. — Он может и не делать, раз не хочет.
— Эта жирная свинья, — пробасил Старк, по-прежнему глядя в пространство, — получает деньги за то, чтобы делать бутерброды.
— Хорошо, я их сделаю, — повторил повар.
— Заткнись, — приказал Старк.
— Может, я сам сделаю? — предложил Прю, чувствуя какую-то неловкость. — Мы выпьем по чашке кофе и возьмем с собой бутерброды. А он пусть спит здесь.
— Он у меня так поспит, что и не встанет, — угрожающе пробасил Старк. — Это столовая палатка, а не спальня. Если вы хотите есть в палатке — ешьте здесь. А если этот сукин сын скажет еще хоть слово, я пошлю его к прабабушке… Мне все равно нужны новые повара.
— Мы на самом деле хотим взять бутерброды с собой, Мэйлоун, — сказал Прю.
— Ладно, — согласился Старк. — Собираетесь играть на гитаре? — спросил он одеревеневшим голосом.
— Ага, — подтвердил Прю, подходя к плите и раскладывая на нее мясо.
— Это хорошо, — вяло пробасил Старк. — А ты ложись спать, никчемный выродок, — рявкнул он на повара.
— Я не хочу спать, Мэйлоун. — Голос у повара дрожал.
— Я сказал: ложись спать! — повторил Старк громовым голосом.
— Ну ладно, — покорно ответил повар.
Он примостился на стуле, стараясь быть незамеченным. Старк не удостоил его даже взглядом. Он вообще ни на кого не смотрел. Он приподнял бутылку, отвинтил пробку, поднес бутылку к губам, отпил несколько больших глотков и, завинтив пробку, опустил руки. Они повисли, как плети. В правой руке по-прежнему болталась бутылка. Больше Старк не произнес ни слова.
Когда мясо поджарилось, Прю вручил бутерброды Кларку и Слейду. В палатке воцарилась гнетущая тишина. Стараясь не сделать ни одного лишнего движения, не издать ни одного звука, Прю налил кофе, и все трое, испытывая огромное облегчение, на цыпочках направились к выходу из палатки. Они чувствовали себя так, как будто покидали дом, который был заминирован и мог в любой момент взорваться. У выхода Прю повернулся, чтобы поблагодарить Старка. Тот по-прежнему сидел не шевелясь, устремив взгляд в пространство.
— Солдаты должны хорошо питаться, — хрипло пробормотал он. Это походило на то, как неверующий, молясь в церкви, пытается убедить себя в существовании бога.
В ночном небе над аэродромом Хиккем стояло ясно видимое с вершины железнодорожной насыпи световое зарево. Летный состав ежедневно тренировался в ночных полетах. Поэтому все ангары светились, как пустые театры. Высоко над головой, в небе, то там, то здесь мелькали красные, синие и зеленые огоньки летающих самолетов. Особенно много их было над командно-диспетчерской вышкой. Время от времени нижнюю кромку облаков над аэродромом освещали яркие лучи поисковых прожекторов.
В ста ярдах от дороги на земле длинными рядами стояли самолеты В-18. Они походили на сидящих в гнездах нахохлившихся птиц, недовольных тем, что их используют как приманку. Еще далее, слева, на дороге едва виднелся часовой, сменивший Слейда.
— Ну как тебе понравился наш сержант — заведующий столовой? — спросил Прю у Слейда, уплетавшего горячий бутерброд. — Я говорил тебе: толковый парень.
— Да, но я думал, что он другой, — осторожно заметил Слейд.
— Он ведет себя на этой кухне как диктатор, — сказал Прю.
— Да, оно и видно, — согласился Слейд.
— Конечно, он сегодня заложил немного, — объяснил Прю.
— Видно, он чем-то недоволен, — сдержанно произнес Слейд.
— Недоволен? — удивился Прю. — Да он самый счастливый человек из всех, кого я знаю.
— Давайте сыграем «Тысячемильный блюз», — предложил Кларк, настраивая свою гитару.
— Вот здорово! — обрадовался Слейд. — Я очень люблю блюзы.
По дороге двигалась машина. У поворота она выключила фары. Было слышно, как водитель, проезжая через проход в заграждении, переключил мотор на первую скорость и машина направилась к кухонной палатке. Когда она остановилась, около нее вспыхнули лучи карманных фонариков.
— А я думал, что у вас затемнение, — сказал Слейд.
— Это лейтенант… — заметил Прю, как бы оправдывая нарушение.
— А-а, — протянул Слейд.
Лучи одного фонарика медленно поползли по тропинке, ведущей к железнодорожной ветке. Это оказался Анди, он принес с собой еще одну гитару, а кроме того, расстегнув рубашку, вытянул из-за пазухи бутылку.
— Ого! — удивился Кларк. — Где ты достал ее?
— С неба свалилась, — пошутил Анди.
— В самом деле, где ты ее достал? — спросил Прю.
— Это не я, а Уорден где-то достал, — улыбнулся Анди. — Я только купил у него. Этот пройдоха способен найти виски даже на необитаемом острове. Оп приехал сюда на машине. Пьяный, как сапожник.
— А лейтенант ничего не сказал ему? — поинтересовался Прю.
— Ха! Ты же знаешь, лейтенант никогда не осмелится сказать что-нибудь Уордену.
— А кто такой Уорден? — заинтересовался Слейд.
— Наш старшина роты, — ответил Прю. Он тут же познакомил Слейда с Анди.
— Это они, — сказал Анди, показывая на огоньки фонариков, двигавшиеся по периметру караульных постов. — Только три фонаря. Значит, Уорден не пошел с ними.
— Ну что ж, ребята, в нашем распоряжении еще почти целый час, — сказал Прю.
— Дай мне тон для настройки, — обратился Анди к Кларку.
— А ты дай мне бутылку, — попросил Прю у Анди. — На, Слейд, выпей, — предложил он гостю.
— Вот здорово! — восхищенно произнес Слейд. — Ну и житуха у вас, ребята.
— Да, — гордо ответил Прю. — Не так уж плохо. Интересно, — добавил он, — зачем сюда приехал Уорден?
Глава тридцатая
Милт Уорден и сам толком не знал, для чего он приехал сюда. Он уехал с командного пункта на первой отходящей машине просто по велению своего пьяного рассудка, ему все не нравилось там, до смерти надоела физиономия капитана Холмса. Таким образом, он оказался вместе с молодым лейтенантом Калпеппером в этой проклятой, кишащей москитами дыре. Глядя на лейтенанта Калпеппера, Уорден долго не мог решить: какое же из этих двух лиц — Холмса или Калпеппера — противнее?
До отъезда сюда с командного пункта Уорден некоторое время не мог избавиться от навязчивого чувства, что капитан Холмс втайне подсмеивается над ним, как будто ему, Холмсу, известна какая-то ужасно забавная интимная история, приключившаяся с Уорденом. Милт Уорден вовсе не хотел влюбляться и жену капитана Холмса. Единственное, чего он добивался, — это оказаться на одном уровне с этим проклятым офицером. Все остальное свалилось ему на голову совершенно неожиданно и вопреки его желанию. А совсем недавно он почувствовал, что вину за все происходящее с ним ему хочется возложить на самого Холмса. Если бы этот сукин сын заботился о своей жене и относился к ней так, как полагается порядочному человеку, то ничего подобного не произошло бы. И тогда Милт Уорден, вместо того чтобы влюбиться по уши, был бы по-прежнему свободен и продолжал бы наслаждаться жизнью, как истинно свободный человек.
После дня получки Милт Уорден встречался с Карен Холмс дважды. Во время первой встречи они снова провели ночь в гостинице «Моана». Обе эти встречи заканчивались крупным разговором о том, что им делать дальше. Оба согласились с тем, что дальше так продолжаться не может, оба не могут перестать любить друг друга. Карен под конец предложила Уордену, чтобы он поступил на курсы, созданные теперь в связи с призывом мирного времени и, окончив их, стал бы офицером.
Если он станет офицером, сказала она, то его автоматически переведут в Штаты и назначат в новую часть и на новую должность, где его никто не знает. А она, Карен, последует за ним туда же. Если Уорден будет офицером, то она сможет развестись с Холмсом и выйти за Уордена замуж, оставив сына с отцом. А до тех пор пока он остается сержантом, к тому же еще в роте, которой командует ее муж, это невозможно. Милт мог бы стать, по мнению Карен, отличным офицером.
Уорден был не только крайне шокирован этим рассуждением Карен, но и чувствовал себя чрезвычайно униженным. Ему казалось, что Карен хочет слишком многого. Поэтому вот уже в седьмой раз он твердо решил не встречаться с ней больше. Эго и послужило одной из причин, которые заставили его напиться.