Страница 13 из 161
Монотонный гул голосов достиг слуха Прюитта, остановившегося на веранде, и он присел на табурет у степы, приготовившись к долгому ожиданию. Сунув руку в карман, он нащупал мундштук от трубы, который всегда носил с собой. Прюитт приобрел этот мундштук еще в форту Майер на деньги, выигранные в карты. Это был тот самый мундштук, которым он пользовался, когда играл на трубе зорю в Арлингтоне. В Арлингтон приезжал сам президент в сопровождении десятка адъютантов и почетного караула. Горну Прюитта вторил другой горн, на котором играл известный горнист-негр. И хотя негр был гораздо лучшим горнистом, чем Прюитт, его но подпускали близко к должности трубача только потому, что он имел неподходящий цвет кожи.
Из помещения склада седьмой роты доносился неравномерный стук клавишей пишущей машинки. Перед обитой сеткой дверью на кухню сидел солдат и деловито чистил картофель, отрываясь от своего занятия, только чтобы отогнать круживших над ним мух.
— Чудесный денек, правда? — спросил солдат, обращаясь к Прюитту. Это был небольшого роста, курчавый паренек-итальянец, с узкими худыми плечами, выступавшими из-под нижней рубашки. Резким движением он достал очередную картофелину из бака с грязной водой и торжествующе поднял ее в руке, как пойманную рыбу.
— Да, — согласился Прю.
— Прекрасный способ провести время, — размахивая картофелиной, сказал солдат, прежде чем начать ее чистить. — Хороший отдых для мозгов. Ты что, новичок? Переведенный?
— Да, переведенный, — неохотно ответил Прю, недолюбливавший итальянцев.
— Ты выбрал самую отвратительную роту, дружище, — сказал солдат. Не прекращая чистить картофелину, он поскреб подбородком оголившееся плечо.
— Я ничего не выбирал.
— Другое дело, конечно, если ты спортсмен, — продолжал солдат, не обратная никакого внимания па слова Прюитта. — А особенно боксер. Если ты спортсмен, то попал туда, куда нужно, и через шесть дней я буду приветствовать тебя как капрала.
— Я не спортсмен, — заметил Прюитт.
— Тогда мне жаль тебя, — искренно произнес солдат. — Мне жаль тебя. Меня зовут Маггио, и, как видишь, я тоже не спортсмен. Но зато я специалист по чистке картофеля. Лучший специалист в Скофилдских казармах, а то и на Гавайских островах. У меня даже медаль есть.
— Ты из какого района Бруклина? — улыбаясь, спросил Прю.
Темные серьезные глаза под густыми бровями загорелись, как будто Прюитт зажег свечи в мрачном зале кафедрального собора.
— Авеню Атлантик. Ты знаешь Бруклин?
— Нет. Я никогда там не был. Но у меня был друг в форту Майер. Он из Бруклина.
Огонь погас в глазах Маггио.
— А-а, — протяжно произнес он. Затем спросил: — А как его звали?
— Смит, — ответил Прю. — Джимми Смит.
— Боже мой! — воскликнул Маггио и перекрестился той рукой, в которой держал картофелечистку. — Смит, значит. Будь я проклят, если когда-нибудь слышал, что в Бруклине есть Смит. Даю голову на отсечение: никогда не слышал.
— Но что же поделаешь, если его звали Смит, — засмеялся Прюитт.
— Неужели? — спросил Маггио, принимаясь за следующую картофелину. — Прекрасно. У меня был знакомый еврей, которого звали Ходенпил. Я думал, что ты знаешь Бруклин.
Прю улыбнулся, закурил сигарету и прислушался к усилившемуся гомону голосов в канцелярии.
— Слышишь? — спросил Маггио, махнув картофелечисткой в сторону окна в канцелярии. — Вот куда ты попал, дружище. Если ты не дурак, то лучше сматывайся побыстрее назад.
— Не могу, — ответил Прю. — Меня перевели сюда по моей же просьбе.
— Еще один осел, — с грустью сказал Маггио. — Такой же, как я. Мне жаль тебя. Почему ты так поступил?
— А что происходит там?
— Ничего особенного. Это случается часто. Уорден и Дайнэмайт дают вздрючку Уилларду. Обычное дело. А Уиллард сегодня в наряде. Когда его отругают, он постарается все выместить на мне.
— Да, судя по твоим словам, я попал в хорошенькое подразделеньице, — сказал Прю.
— Да, да, — заметил Маггио. — Тебе понравится здесь, дружище, обязательно понравится. Особенно если ты спортсмен.
Маггио сунул руку в бак и вытащил последнюю картофелину.
— А в общем, не обращай внимания на мои слова, — сказал он. — Просто у меня сейчас тяжело на душе. Засиделся я. Нужно съездить к девочкам госпожи Кайпфер, и у меня будет хорошее настроение на целую неделю. — Маггио тяжело вздохнул.
— Ты в карты играешь? В покер, очко или в кости? — вдруг спросил он.
— Конечно, — улыбаясь, ответил Прю. — А ты, видно, завсегдатай в игорном притончнке О’Хейера? — спросил он.
— Некоторое время я ходил туда, но там больно уж велики ставки, — сказал Маггио. — У тебя деньги есть?
— Есть чуть-чуть, — ответил Прю.
— Тогда давай сыграем вечером, — сказал Маггио. Глаза его заблестели. — Сыграем по маленькой. Конечно, если я найду парня из шестой роты, который должен мне три доллара.
— Когда играешь вдвоем и по маленькой, много не выиграешь, — заметил Прю.
— Ничего, и это не плохо, — ответил Маггио, — особенно если у тебя нет денег, а скука страшная. — Он посмотрел на темные пятна на рукавах гимнастерки Прюитта, оставленные содранными лычками. — Вот будешь получать двадцать один доллар, тогда поймешь, браток.
Прю бросил сигарету в урну; войдя в здание, прошел по коридору мимо канцелярии в комнату отдыха. Дежурный по комнате, как видно, одни из тех солдат, которые уклоняются от строевой службы, сидел в изъеденном молью полумягком кресле и со скучающим видом разглядывал комиксы. Между ногами у него стояла швабра. Он даже не пошевельнулся, когда вошел Прюитт.
Прюитт повернул назад, чувствуя себя здесь чужим, и, увидев биллиардный стол в затемненном алькове, остановился около него. Вспомнив о Маггио, ой улыбнулся, потом зажег свет, взял кий, потер его мелом и энергичным ударом разбил пирамиду.
Видимо, сильный треск, нарушивший безмолвную тишину, которая царила здесь после ухода роты на занятия, привлек чье-то внимание, и в двери появилась голова. Увидев Прюитта, человек поправил пальцами свои узкие сверкающие усики и, нахмурив брови, тихо, не проронив ни слова, незаметно подошел к нему. В тишине, нарушаемой только стуком биллиардных шаров, его голос прогремел, как выстрел из пушки.
— Какого черта ты тут околачиваешься? — спросил он строго. — Почему не пошел с ротой? Как фамилия?
Однако этот окрик не напугал Прю. Он только медленно поднял голову над кием.
— Прюитт. Переведен из первой роты, — сказал он. — Ты же меня знаешь, Уорден.
Уорден молчал. Его необъяснимый гнев исчез так же внезапно, как появился. Он спокойно провел рукой по волосам, приглаживая их.
— Ну ладно. — Он улыбнулся, потом спохватился и сразу же стал опять серьезным. — К командиру?
— Так точно, — ответил Прю, сделав еще один удар кием.
— Я помню тебя, — мрачно сказал Уорден. — Маленький горнист… Я тебя позову.
Прежде чем Прюитт успел что-либо ответить, Уорден ушел.
Прюитт снова стал катать шары на биллиарде, думая о том, что Уорден молодец: он не запретил ему играть. Другой начальник наверняка запретил бы. Прюитт забил один шар, затем другой, только один раз промахнулся. Забив все шары, он сложил их в пирамиду и поставил кий на место. С минуту Прюитт постоял в раздумье, затем выключил свет и вышел па веранду.
В канцелярии по-прежнему горячо спорили. Маггио продолжал чистить картошку. Из кухни донесся звон кастрюль и сковородок. В помещении склада неравномерный стук машинки прекратился.
Из канцелярии вышел одетый в белое повар. Он быстро прошагал в кухню и по пути крикнул Маггио, чтобы тот убирался с дороги со своей картошкой.
— Что я тебе говорил? — сказал Маггио, искоса поглядывая на Прюитта.
Прюитт улыбнулся, бросил сигарету и выпустил облако дыма. Так вот она, жизнь седьмой роты, на первый взгляд простая, а на самом деле скрывающая в себе различные страсти и противоречия. И он тоже должен в них окунуться.
Сигарета еще но успела долететь до земли, как из окна послышался громкий голос Уордена: