В убежище (сборник)

— Все на борт! — скомандовал Арне. — Вперед, навстречу новым приключениям!

Мы расселись, и он запустил мотор. Усаживаясь, я спросил Монику:

— Ну, как настроение? Тебе ни чуточки не страшно?

— Честно говоря, — ответила она, — мне как-то не по себе. Боюсь, это добром не кончится.

Глава 3

ЧЕЛОВЕК В ЗЮЙДВЕСТКЕ

Вскоре игрушечные домики Лиллезунда исчезли из виду, скрылась и маленькая гавань. Наша моторка с веселым стрекотом бежала между маленькими симпатичными островками, утыканными белыми рыбачьими хижинами, которые жались друг к дружке в небольших бухтах. На зеленых склонах холмов паслись овцы. Навстречу нам из заливчика вынырнуло рыбачье суденышко с парусом цвета оберточной бумаги, с сетями и рыбными ящиками на палубе. Свежий ветер гнал короткие волны с белыми гребешками на галечные пляжи и отвесные камни скал там, где рифы и шхеры взрезывали поверхность воды.

Бойко преодолевая испещренное волнами пространство, мы миновали еще несколько островов, и перед нами открылся длинный, довольно высокий берег, изломанным контуром вырисовывавшийся на фоне неба. К морю он обрывался совершенно голой и крутой скалистой стеной. Это был полуостров, он торчал среди моря, как огромный жесткий язык.

— Хайландет! — провозгласил Арне. — С этой стороны он необитаем. Сейчас вы увидите его с другого бока…

Он повернул руль, и мы обогнули полуостров. Теперь лодка двигалась вдоль истерзанного штормами и весьма негостеприимного с виду берега. Кое-где грозно чернели рифы, словно сторожевые посты, беспрерывно атакуемые лихими волнами.

С дороги мы подустали, особенно Моника, а я, к тому же, и основательно вымок благодаря нарочито отважному маневру нашего рулевого, поэтому я был далек от романтических восторгов по поводу дикой природы Хайландета, и испытал только одно желание: поскорее переодеться, сесть к огню и выпить чего-нибудь согревающего. Однако вид мрачного берега не оставлял мне пока ни малейшей надежды.

Я уже начал терять терпение, когда крутые неприступные скалы неожиданно расступились. Между ними открылась небольшая бухта с кусочком зеленеющей земли, и там, в глубине, метрах в ста от моря, показался длинный приземистый дом.

— Пиратское гнездо! — провозгласил Арне и сделал эффектный жест экскурсовода.

Дом не был низким — два этажа плюс цоколь, но высокие скалы вокруг и его собственная непомерная растянутость создавали впечатление плоского строения, дом как будто присел на корточки, ища защиты от моря и ветра. Он, наверное, когда-то был белым, но его слишком долго не касалась кисть маляра. Вечернее солнце отражалось в длинных рядах черных окон, неяркая зелень запущенного и не слишком пышного сада окаймляла стены.

Откровенно говоря, я испытывал радостное чувство, когда мы поднялись на крыльцо, сооруженное в благородном стиле ампир, и остановились у большой резной двери. Арне вставил в замок огромный ключ, дверь отворилась, и мы оказались в прихожей.

И сразу нас обступило столетнее прошлое. Старинная мебель, тяжелые ткани и затейливые узоры портьер, на стенах картины, написанные маслом, и чудные старые гравюры, модели парусников под могучими балками потолка — все выглядело как во времена наполеоновских войн.

Наша маленькая компания поспешно направилась в кухню, и Мари, усадив нас за стол, бросилась к очагу. Пока мы подходили к дому, я втихомолку наблюдал за ней и заметил, как она побледнела, особенно на крыльце перед дверью, и все старалась держаться поближе к Монике. Но старый дом, очевидно, был настроен вполне благодушно в тот вечер; просторная кухня, рассчитанная на великанов, сверкала начищенной медной посудой, и было приятно смотреть, как раскрасневшаяся Мари сноровисто хлопочет у большущей плиты. Тень черной кошки не витала над нами. Насколько я знаю, кошмарные привидения не очень-то любят являться перед голодными людьми, которые с вожделением смотрят на румяные, золотистые пирожки, когда быстрые руки улыбающейся хозяйки заставляют их весело подпрыгивать и переворачиваться с боку на бок на шипящей и плюющейся маслом медной сковороде.

После ужина Арне показал нам дом. Сначала мы осмотрели картины в большой комнате и, прежде всего, картину Ватто, которая превзошла все мои ожидания. В ней чувствовалась рука большого мастера, она и впрямь заслуживала отдельного музейного зала.

Из Арне получился бы прекрасный чичероне: он подводил нас то к одной картине, то к другой, мы увидели свору спящих охотничьих собак, потом молодую даму с локонами, потом купающихся наяд, а Арне сыпал именами французских и английских художников восемнадцатого века. Демонстрируя мебель, он тоже перечислял имена мастеров, сообщал характеристики стиля и эпохи с гордостью короля, который лично показывает приближенным свою любимую коллекцию.

Мне показалось, что мебель и обои во всем доме были выдержаны в одном стиле, но Арне позволял себе некоторую иронию по поводу излишней пышности обстановки и явной безвкусицы пиратского капитана. Он то и дело замечал: здесь, дескать, нужно изменить интерьер, эту стену вообще придется снести, там будет бар, а туг оркестр. «Стало быть, он не отказался от мысли устроить тут модный отель», — подумал я.

В доме было множество помещений и вскоре я потерял ориентировку. Мы побывали в библиотеке с темными, пыльными томами за стеклянными дверцами шкафов, в небольшой оружейной, сплошь увешанной коврами и разнообразным старинным оружием, и, миновав длинный коридор на втором этаже, наконец, оказались в очень просторной комнате с кроватью в углу, с двумя резными шкафами, комодом, столом и, на редкость, изысканными стульями. Толстую шелковую обивку роскошных спинок и сидений покрывала старинная ручная вышивка; все было в прекрасной сохранности и стоило, на мой взгляд, колоссальных денег. На стене против двери (это был очевидно северный торец дома) висело зеркало в полный человеческий рост. Оно крепилось прямо к стенке на длинном винте и было таким старым, что изображение на его тусклой поверхности расплывалось, кривилось и вызывало неприятное ощущение. Стены были окрашены в желтый цвет самого отвратительного оттенка, какой мне когда-либо доводилось видеть.

— Вы находитесь в желтой комнате! — провозгласил Арне. — Итак, спальня капитана Корпа перед вами. Уютненько, верно? Именно тут обычно является народу черная кошка. А в том углу стоят собственные сапоги нашего знаменитого пирата. Вот так, дамы и господа. Осмотр закончен. Ну, что? Чувствуете атмосферу? По-моему, дом необыкновенный. Если бы решение вопроса зависело только от меня, я бы провел свою первую брачную ночь именно здесь.

Арне взглянул на Монику, но та была слишком занята старым зеркалом и не откликнулась. На стене висело семь или восемь картин, изображавших полуодетых юных дам, которые в свои молодые годы явно слопали слишком много пирожных с кремом и взбитыми сливками. Я обратился к хозяину дома:

— Сколько, по-твоему, стоит вся эта живопись?

— Вот эти картины стоят около ста тысяч. Это школа Фрагонара.

— И откуда только такие познания? Как ты, однако, быстро подковался — и про мебель все знаешь, ну просто искусствовед!

— Дорогой, я же не покупаю кота в мешке. За исключением черной кошки, разумеется, — которая, очевидно, досталась нам даром… Я ведь не новичок в делах. Когда я был здесь в феврале, я притащил с собой кучу специалистов: два эксперта по живописи, художник по интерьеру, архитектор и страховой агент. Мне сразу же определили, что мебель безусловно подлинная — знаешь, сколько стоит обстановка? В пять раз больше, чем я заплатил за все! Ну, и картины тоже уже почти все прошли экспертизу, кроме Ватто.

— А если вдруг пожар?

— Я же не полный идиот. Я оформил страховку. Сразу же после купчей. Так что мы застрахованы и на случай кражи, и на случай пожара.

Моника тем временем оторвалась от зеркала и смотрела в окно. В сумерках вид на море особенно великолепен. Вот так же когда-то и старый пират стоял перед этим окном, и его заблудшая душа тосковала и рвалась в ускользающую морскую даль.