Темные кадры

Было чуть больше пяти утра.

Меня зовут Ален Деламбр, мне пятьдесят семь лет.

Я безработный.

2

Поначалу я пошел работать в «Фармацевтические перевозки», просто чтобы чем-нибудь себя занять. По крайней мере, так я сказал Николь, но ни она, ни девочки на это вранье не купились. В моем возрасте не вскакивают в четыре часа утра за сорок пять процентов от минимальной зарплаты с единственной целью слегка поразмяться. Довольно запутанная история. Хотя нет, не особо. Вначале моя зарплата была не так уж нужна, а теперь дело другое.

Вот уже четыре года я сижу без работы. Четыре года будет в мае (24 мая, я отлично помню число).

А поскольку этой работы недостаточно, чтобы свести концы с концами, и порой эти концы категорически не желают сходиться, то я подрабатываю по мелочи. Несколько часов то здесь, то там – подношу ящики с фруктами, заворачиваю разные штуковины в пузырчатую пленку, раздаю рекламные проспекты, иногда делаю уборку по ночам в конторах. Ну и сезонные работы тоже. Последние два года изображаю Санта-Клауса в супермаркете «Всё для вас», который специализируется на подержанных бытовых приборах. Я не всегда рассказываю Николь, чем именно занимаюсь, потому что она расстраивается. Чтобы оправдать свои отлучки, я изобретаю разные предлоги. С ночными работами это не так просто, и мало-помалу я придумал целую компанию приятелей-безработных, с которыми вроде бы играю в Таро. Говорю Николь, что я так расслабляюсь.

Раньше я был директором по персоналу на предприятии с парой сотен служащих. Я занимался набором сотрудников и их подготовкой, контролировал зарплаты, представлял дирекцию в совете предприятия. Я работал в «Берко», фирме по производству оригинальных украшений. Семнадцать лет метал бисер. Это была любимая шутка, многие говорили: «Мы у Берко бисер мечем». Вообще у нас ходило множество шуток насчет бисера, жемчуга, фамильных драгоценностей и всего в таком роде. Корпоративный юмор, можно сказать. Шутки кончились в марте, когда нам объявили, что фирму «Берко» перекупили бельгийцы. Я мог бы побороться за место с директором по персоналу бельгийской группы, но, когда узнал, что ему всего тридцать восемь, начал мысленно собирать вещички. Я говорю «мысленно», потому что в глубине душе понимаю, что на самом деле был совершенно не готов проделать это в реальности. Однако пришлось: ожидание оказалось недолгим. Объявление о перепродаже прозвучало 4 марта. Первая волна увольнений прошла шесть недель спустя; я попал под вторую.

За четыре года, по мере того как таяли мои сбережения, менялось и состояние ума: неверие сменялось сомнением, затем чувством вины и, наконец, ощущением несправедливости. На сегодняшний день я в гневе. Не самое позитивное чувство – гнев. Когда я прихожу в «Перевозки», вижу кустистые брови Мехмета, длинную пошатывающуюся фигуру Шарля и думаю обо всем, через что мне пришлось пройти, чудовищный гнев зарождается во мне. Главное, не думать о тех годах, что меня ожидают, о том, что на нормальную пенсию я так и не заработал, о пособиях, которые все уменьшаются, об унынии, которое порой охватывает нас с Николь. Я не должен об этом думать, потому что, несмотря на мой ишиас, начинаю понимать террористов.

После четырех лет знакомства я поневоле стал относиться к своему куратору из Центра занятости как к одному из близких. Недавно он мне сказал с долей восхищения в голосе, что я могу служить примером. Он имел в виду, что я отказался от надежды найти работу, но не отказался от ее поисков. Он полагает, что это свидетельствует о силе характера. Не хочу его разубеждать, ему всего тридцать семь, пусть сохранит свои иллюзии как можно дольше. Но в сущности, я просто подчинился чему-то вроде природного рефлекса. Искать работу – это все равно что работать, а поскольку я только этим всю жизнь и занимался, то рефлекс намертво врезался в мою вегетативную нервную систему и что-то движет мной, без определенного плана. Я ищу работу, как собаки внюхиваются в сумерки. Без всяких иллюзий, но это сильнее меня.

Именно в силу рефлекса я и отозвался несколько дней назад на одно объявление. Консалтинговая фирма ищет замдиректора по персоналу для крупной компании. Работа заключается в подборе персонала, определении сферы служебных обязанностей, проведении оценочных тестов и отслеживании их результатов, составлении отчетов о деятельности предприятия в социальной и экономической сфере и так далее – как раз то, что я умею делать, чем я и занимался на протяжении многих лет в «Берко». «Разносторонний, методичный, строгий, обладающий незаурядной способностью к общению с людьми». Это просто мой профессиональный портрет.

Когда я это прочитал, то собрал все ксерокопии и отправил им свое резюме. Разумеется, не уточнив, готовы ли они взять на работу человека моего возраста.

Потому что ответ очевиден: нет.

Тем хуже. Я все-таки предложил свою кандидатуру. И спросил себя, не движет ли мною желание по-прежнему вызывать восхищение у моего куратора из Центра занятости.

Когда Мехмет пнул меня под зад, я вскрикнул, и все обернулись. Ромен первым, Шарль с куда меньшей прытью, потому как уже успел пропустить стаканчик-другой. Я одним прыжком вскочил на ноги. Как молодой. И только тут осознал, что выше Мехмета почти на голову. До тех пор я не обращал внимания на его рост, ведь он был начальством. Мехмет сам не мог опомниться оттого, что дал мне пинка. Он словно протрезвел, гнев его испарился, я видел, как дрожат его губы, он быстро моргал и пытался подобрать слова, не знаю уж, на каком языке. И тут я впервые в жизни выкинул номер: очень медленно запрокинул голову, как если бы любовался куполом Сикстинской капеллы, и резко выбросил ее вперед. Как это делали в телевизоре. «Финт башкой» называется. Шарля, как всякого бомжа, не раз били, так что он в этом деле спец. «Технически безупречно», – сказал он мне. Для начинающего, похоже, просто высший класс. Мой лоб расплющил нос Мехмета. Прежде чем ощутить боль в черепе, я услышал зловещий хруст. Мехмет заорал (на этот раз явно по-турецки), но я не сумел развить собственный успех, потому что он тут же схватился руками за голову и упал на колени. Если б все происходило в кино, я должен был размахнуться и влепить ему ногой в морду, но у меня самого череп так раскалывался, что я тоже схватился руками за голову и упал на колени. Так мы и стояли на коленях друг против друга, держась за головы и склонившись к земле. Трагедия на рабочем месте. Монументальное полотно.

Ромен бросился к нам и заметался, не зная, с кого начать. Мехмет исходил кровью. «Скорая» приехала через несколько минут. Мы дали показания. Ромен сказал, что видел, как Мехмет меня пнул, и готов засвидетельствовать, так что я могу не волноваться. Я ничего не ответил, но мой опыт подсказывал, что вряд ли все будет так просто. Меня тошнило. Я пошел в туалет. Безрезультатно.

Нет, не совсем безрезультатно: в зеркале я увидел, что у меня рассечен лоб, а вокруг огромный кровоподтек. Я был весь бледный, взгляд потерянный. Жалкое зрелище. На какое-то мгновение мне показалось, что я становлюсь похожим на Шарля.

3

– Господи!.. Что ты с собой сотворил? – спросила Николь, прикасаясь к гигантской гематоме у меня на лбу.

Я ничего не ответил. Только протянул ей письмо якобы небрежным жестом, а потом прошел к себе в кабинет и сделал вид, что роюсь в ящиках письменного стола. Она долго вглядывалась в текст: «В ответ на ваше обращение с удовольствием сообщаю вам, что ваша кандидатура на пост замдиректора по персоналу прошла первую инстанцию. В ближайшее время вы получите приглашение пройти профессиональное тестирование, и, если его результаты будут положительными, мы пригласим вас на собеседование».

Учитывая, сколько времени у нее это заняло, думаю, она перечитала его множество раз. И все еще была в пальто, когда появилась на пороге моего кабинета и прислонилась плечом к косяку. Письмо она держала в руках. Склонила голову вправо. Это ее привычный жест и один из моих самых любимых, не считая еще двух-трех других. Кажется, она это знает. Когда я вижу ее такой, как сейчас, я испытываю утешение при мысли, что этой женщины коснулась благодать. В ней есть нечто скорбное, мягкость и, не знаю, как выразить, необычайно сексуальная томность. Она держала письмо в руках и смотрела на меня. Мне она показалась очень красивой или очень желанной, – словом, меня охватило безумное желание ее трахнуть. Секс всегда был для меня мощнейшим антидепрессантом.