Темные кадры

Как раз в тот момент, когда я прохожу через крутящиеся двери, чтобы вернуться в вестибюль, я вижу, как прямо напротив меня из лифта выходит Бертран Лакост.

В панике я наклоняю голову и остаюсь в дверях, делая вместе с ними полный круг, потом перехожу на другую сторону улицы. Сердце колотится, ноги как ватные. Если он увидел меня и узнал, прощай все мои надежды. Но ничего подобного не случилось. Я так торопился, что не обратил внимания на детали. На самом деле Лакост вышел из лифта в сопровождении мужчины лет пятидесяти, довольно приземистого, словно всю его мышечную массу собрали в плотный комок. Казалось, он не двигается, а струится – такой плавной была его походка.

Оба мужчины вышли в холл, не прерывая разговора.

Я удостоверился, что мой наблюдательный пост надежно скрывает меня от их глаз. Через несколько секунд они были уже на улице и пожимали друг другу руки. Лакост вернулся в здание и направился к лифтам, а второй мужчина остался спокойно стоять на тротуаре.

Он машинально поглядывал налево-направо.

Прямоугольное лицо, узкие губы, стрижка ежиком.

Слегка расставленные ноги. Абсолютная уверенность в себе.

Я внимательно разглядываю его сверху донизу. Задерживаюсь на середине, на уровне груди и подмышек. Готов поклясться, что он носит оружие. Все, что я знаю об этих штуках, – только из кино. Но вот то вздутие по очертаниям очень напоминает пистолет. Он медленно порылся в правом кармане, достал пластинку жвачки и принялся неторопливо ее развертывать, глядя по сторонам.

Он почувствовал, что кто-то на него смотрит. Его взгляд зашарил вокруг и на долю секунды задержался на мне. Потом он запихнул обертку от жвачки в карман и двинулся в сторону метро.

В это краткое мгновение я заледенел.

Этот тип мог быть кем угодно, но той доли секунды мне вполне хватило для полной уверенности, что как раз кем угодно он точно не был.

Я покопался в своей профессиональной памяти в поисках какого-нибудь эквивалента: мужчина вроде этого, безликое лицо, экономные движения, очень коротко стриженные волосы и типичная походка…

Из глубин мозга всплыло общее определение: бывший военный. А если брать еще выше, то кто? Ответ поразил меня: наемник.

Если я не ошибаюсь, Лакост нанял специалиста, чтобы организовать захват заложников.

Я ушел.

Пора звонить адвокату.

В блокноте я набросал в общих чертах то, что собираюсь сказать. Часы показывали 15:30, когда женский голос сухо ответил мне:

– Мсье Деламбр? Мэтр Стефани Жильсон. Чем могу быть полезна?

Молоденькая девушка. У меня ощущение, будто я говорю со стажеркой из «БЛК-консалтинг». На краткий миг я представил свою дочь Люси, в ее адвокатском костюме, беседующей с безработным вроде меня, тем же безапелляционным тоном, с таким же раздраженным видом. Почему все эти люди так друг на друга похожи? Может, потому, что неудачники типа меня тоже все на одно лицо?

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы подтвердить мое увольнение по причине профнепригодности.

– А в чем моя профнепригодность?

– В том, что вы ударили своего начальника, мсье Деламбр. За это вас уволили бы с любого предприятия.

– А что, на любом предприятии бригадир имеет право давать пинок под зад своим подчиненным?

– Ах да, я читала это в вашем заявлении. К сожалению, все было совсем не так.

– Что вы можете об этом знать? Я получил пинок под зад в пять утра, интересно, что вы делали в это время?

Я вышел из себя. Краткая пауза дала мне понять, что наша телефонная беседа сейчас прервется. Следовало срочно исправлять положение, мне необходимо было найти лазейку. Я бросил взгляд на свои записи:

– Мэтр Жильсон, простите за мой вопрос… но не могли бы вы сказать, сколько вам лет?

– Не вижу связи.

– В этом вся загвоздка. Видите ли, мне пятьдесят семь лет. Я уже четыре года безработный и…

– Мсье Деламбр, сейчас не самый лучший момент для оправданий.

– …и я потерял единственную работу, которую сумел найти. Вы вызываете меня в суд и…

Я снова повысил голос.

– Вы напрасно говорите мне все это.

– …и вы требуете от меня возмещения убытков, которое равно четырем годам моей единственной зарплаты! Вы что, хотите меня прикончить, да?

Не знаю, слушает она меня или нет, но думаю, что слушает. Перехожу к плану Б:

– Я готов принести извинения.

Короткая пауза.

– В письменной форме?

Мне удалось пробудить в ней интерес, я на верном пути.

– Безусловно. Вот что я предлагаю. Все было совсем не так, ну да ладно. Я приношу извинения. Я даже не прошу, чтобы меня приняли обратно. Я только хочу, чтобы все закончилось. Понимаете? Никаких судов, и кончим на этом.

Девушка быстро соображала:

– Думаю, мы можем принять ваши извинения. Можете отправить их нам побыстрее?

– Прямо завтра. Нет проблем. А вы, со своей стороны, остановите все судебные преследования.

– Всему свое время, мсье Деламбр. Вы приносите обстоятельные извинения мсье Пехлевану, а также вашему бывшему работодателю, а там посмотрим.

Надо будет все взвесить, но я получил отсрочку. Я уже собирался повесить трубку, но меня одолело любопытство.

– Кстати, мэтр Жильсон… Откуда у вас такая уверенность, что события разворачивались именно так, как описывает мсье Пехлеван?

Девица прикинула, имеет ли смысл колоться. Но ее молчание и без того красноречиво. Наконец она решилась:

– Мы располагаем свидетельством. Один из ваших коллег, присутствовавший при случившемся, заверяет, что мсье Пехлеван всего лишь задел вас и…

Ромен.

– Хорошо-хорошо, не будем об этом. Я пришлю вам извинения, и поставим на этом точку. Договорились?

– Я жду вашего письма, мсье Деламбр.

Меньше чем через десять минут я снова оказался в метро.

Несколько месяцев назад Ромен одолжил мне жесткий диск для моего компьютера, и я заезжал за ним к нему домой. Точного адреса я не помню, но полагаю, что сумею найти. У меня перед глазами стояла улица, аптека на углу и его дом чуть подальше справа, у него еще номер такой знакомый, в голове что-то вертелось, и вдруг я сообразил: 57, мой возраст. Я нажал кнопку домофона под надписью «Ромен Алкье», и заспанный голос мне ответил.

На самом деле заспанным Ромен вовсе не был. Он стоял передо мной бледный, дерганый, с трясущимися пальцами. Я уж и не помнил, какая крошечная у него квартира. Мини-студия. Раздвижная дверь отделяет «кухню» – пол квадратного метра полок, втиснутых по вертикали над раковиной шириной в ладонь. Бóльшую часть жилой комнаты занимает письменный стол, притиснутый к стене и заваленный всякой электроникой. На оставшемся пятачке стоит диван, который на ночь должен раскладываться. На него и сел Ромен, жестом приглашая меня разместиться на некой бесформенной массе из алого кожзаменителя, очевидно разновидности пуфа, но я предпочел остаться стоять. Внезапно Ромен тоже встал.

– Послушай, – начал он, – я должен тебе объяснить…

Я остановил его движением руки. Мы стояли нос к носу в этой конуре, как два кролика в клетке. Он осекся и уставился на меня, быстро моргая. Он боялся, и не зря, потому что мне было совершенно необходимо получить то, за чем я пришел. Все зависело от него, и это действовало мне на нервы. Я различил мелкие капельки пота у корней его волос. Я покачал головой: не нужны мне никакие объяснения. Главное – сохранить спокойствие. Я понимал, что наша мелкая историйка – то, что произошло между ним и мной, – вписана в одну большую историю, историю нашей жизни. И его собственную понять нетрудно. Ромен – сын крестьянина, и эти ментальные шоры управляют всеми его действиями и реакциями. Он привык цепляться за то, что имеет. Изо всех сил. За работу, как и за все прочее. Нравится она ему или нет, это его собственность. Я отрицательно покачал головой, хотя означало это прямо противоположное: я был полностью с ним согласен.

И чтобы продемонстрировать, как мало волнует меня все, что он собирался сказать, я отвернулся к столу и с восхищенным видом уставился на возвышающийся на нем огромный экран. Такая техника совершенно не вязалась с этой крысиной норой. Я обернулся к нему. Он зажмурился. Его огромные пятерни барышника свисали плетьми вдоль бедер. Он скорее позволил бы убить себя на месте, чем уступил бы хоть толику того, что на самом деле не имело никакой ценности. Но мне плевать. У меня свое дело не терпит.