Страница 70 из 90
Сам Левенгаупт с остатками корпуса избежал плена. Совершив трудный фланговый марш и переправившись через реку Сож у деревни Глинки, он привел к королю 6 с половиной тысяч человек (по другим данным, около 4 тысяч). Карл, по-видимому, испытывал нечто похожие на вину за то, что оставил Лифляндский корпус без прикрытия. Однако не в его правилах было публично признавать свои ошибки. Все, включая Карла, сделали вид, что приняли версию Левенгаупта: на корпус напали русские, корпус все атаки отразил, после чего благополучно соединился с главной армией. В Стокгольм была даже направлена реляция с сообщением об отражении Левенгауптом нападения сорокатысячного (!) царского войска. О потере припасов, амуниции и орудий не было сказано ни слова. Проходит еще немного времени, и Лесная в шведском изложении становится уже не просто сражением, а победоносным сражением, в котором Левенгаупт нанес сокрушительное поражение «московитам». Об этом «всегда победоносный король» поведал в ноябрьском Манифесте, когда сразу же после измены Мазепы объявил, что берет «народ весь малороссийский в оборону нашу». Авторы Манифеста, ни мало сумяще, сообщили украинцам, что бедный, но отважный граф Левенгаупт с небольшим числом людей (оттого и бедный) «наибольшие царские силы не только на себе удержал, но мужественно еще оным отпор учинил, побивши москвы больше, нежели сам бьющихся под хоругвями имел».
Разумеется, доходящее до наглой лжи хвастовство шведов — акция идеологическая. Еще опаснее было прилюдно рвать волосы и убиваться по тому, что уже никак нельзя было возвратить. Так что Левенгаупту повезло, что вверх взяли высшие соображения, приправленные большой толикой непрошибаемой шведской самоуверенности. Тем не менее генералу косвенно дали почувствовать, что он не оправдал возложенных на него надежд. Лифляндский корпус был расформирован, пехотные части пошли на пополнение пока еще победоносных полков главной армии. Самому Левенгаупту, к тайной радости его соперника, фельдмаршала Реншильда, пришлось некоторое время обходиться без подчиненных. Продолжалось это недолго — король испытывал острую нехватку в толковых генералах. В конце концов Левенгаупта, пускай и «подпорченного» университетскими знаниями, нельзя было сравнить с недалеким Лагеркруном.
Каковы же действительные итоги «левенгауптской баталии»? В отечественной литературе существуют известные расхождения в цифрах, восходящие, как уже отмечалось, к разным данным о численности корпуса Левенгаупта. Соответственно, ставится под сомнение цифра шведских потерь. Не 8–9 тысяч убитых, раненых и пленных, а на порядок ниже — около 6 тысяч. Шведские данные еще скромнее — в бою при Лесной Левенгаупт потерял около четырех с небольшим тысяч человек. Кроме того, русскими были захвачены все орудия, 42 знамени и около 2 тысяч повозок (Петр писал, что захватили и спасли от огня 5 тысяч повозок). Потери русских известны и не оспариваются — 1111 убитыми и 2856 ранеными.
Как известно, Петр, будучи уверенным, что он атаковал меньшими силами более многочисленного неприятеля, был чрезвычайно горд победой. Для него это было доказательством того, что русские войска если не превзошли, то сравнялись со шведами качеством. Между тем простой арифметический подсчет показывает, что даже в начале сражения численное превосходство, пускай и небольшое, было на стороне русских. Однако это обстоятельство никак не умаляет случившегося. И не только потому, что русское командование было невольно введено в заблуждение показаниями перебежчиков и пленных. Левенгаупт сам упустил возможность быть сильнее, отрядив непомерно большие силы в состав конвоя обоза. Уверенность, перешедшая в самоуверенность, иногда обходится очень дорого.
Победа в крупном полевом сражении в канун генеральной баталии имела огромное значение. Лесная окончательно смыла позор Головчина. «Первая проба солдатская» (выражение Петра) вселила пошатнувшуюся уверенность в собственных силах. Но царь, обыгрывая девятимесячную разницу между Лесной и Полтавой, вовсе не поэтому назвал сражение при Лесной «матерью Полтавской победы». Сколь ни приятно было смотреть на толпы пленных и на захваченные неприятельские орудия, главное все же заключалось не в этом. Невосполнимый ущерб королевской армии нанесла потеря военных припасов и продовольствия. Полтава началась с тех сотен разбитых, брошенных и сожженных фур, которые так и не добрались до главной армии. В результате после Лесной проблема снабжения армии стала до такой степени важной, что окончательно подчинит себе стратегию шведов. Перспектива, по сути, свелась к двум вариантам: или поспешное отступление к собственным базам, или энергичное движение на Украину. В сознании шведов Украина теперь представлялась страной, истекающей молоком и медом. И этим молоком и медом, а заодно и столь необходимыми боеприпасами и зимними квартирами короля обещал снабдить Мазепа.
Известие о неудаче шведов быстро достигло европейских столиц. В Копенгагене были обрадованы поражением извечного противника. «Победу над шведским генералом Левенгауптом здесь приписывают к великой славе… царского величества, королю же шведскому к крайней худобе», — доносил посол В. Л. Долгорукий. Надо сказать, что шведские пропагандистские листки с описанием успехов вечно победоносного Карла XII порядком всем надоели. Конфуз с Левенгауптом дал повод поиронизировать над шведами, все прежние успехи шведского оружия теперь можно было поставить под сомнение не в смысле их отсутствия, а результативности: «Стокгольм: играю-играю, все выигрываю, а прибыли не имею». Кажется, сам Карл XII ощутил всю неловкость своего положения. В самом деле, игра продолжалась уже около года, но, как ни бодрились шведы и как ни превращали каждую удачную стычку в крупный успех, война приносила пока лишь одни убытки. Король, по признанию Юлленкруга, в эти дни скорбел, «что все его планы разрушены». На время он даже потерял сон, ночью заходил в палатки своих доверенных людей, садился и тяжело молчал. О чем он думал в этот момент — тайна. Но Юлленкруг высказал подозрение, что король впервые усомнился в правильности своего решения — идти воевать в Россию.
Сентябрь стал для Петра победным месяцем. Еще в середине сентября было получено известие об успешном отражении нападения на Санкт-Петербург Либекера. Враг был сильно потрепан и отогнан от города. Конец месяца завершался разгромом Левенгаупта. Наученный прежними неудачами, царь не в пал в эйфорию. Но настроение в главной квартире было приподнятое. Октябрь все в одночасье переменил, обрушив новое испытание — измену Мазепы.
Борьба на Украине
Иван Степанович Мазепа принадлежит к тем историческим фигурам, вокруг которых периодически разгорались острейшие идеологические баталии. В итоге на современном постсоветском пространстве «существуют» как бы два Мазепы. Один — восходящий чуть ли не к временам Петра с его обличительными указами. Мазепа в них — изменник царю, Российскому государству, клятвопреступник, «враг малороссийского народа». Другой, «украинский Мазепа» — национальный лидер, трагическая и одновременно героическая личность, сторонник создания суверенной и единой Украины, защитник народа и борец с тиранией Петра и «московским гнетом». Само выступление Мазепы трактуется как акт самообороны. Цель Мазепы благородна и не подвергается сомнению; упрек если и звучит в его адрес, то в плане его нерешительности и непоследовательности. Еще Мазепа в украинской панегирической литературе — образованный, свободно владевший латынью человек, не чуждый поэзии, книжник, меценат, покровитель культуры эпохи «украинского барокко». Наконец, он почти романтическая личность, «чаровник» — достаточно здесь вспомнить любовь старого гетмана к Матрене, дочери генерального судьи Василия Кочубея и своей крестнице.
Разность взглядов на одну и ту же личность — явление обычное. Особенно если сам герой оказывается связан с национальными приоритетами и обидами. Здесь всегда оказывается много политики, актуальным становится сегодняшнее, преломляющее прошлое. И все же это не освобождает от необходимости дать взвешенную оценку личности, вписать, а не вырвать его из того исторического контекста, в котором герою довелось жить и действовать. Историческая интерпретация не должна подменяться политической манипуляцией. Надо помнить, что настоящее всегда шире и актуальнее истории. Оно вмещает в себя слишком много, чтобы ограничиваться лишь одним, каким бы оно ни было, плохим или хорошим прошлым. История — не просто память, а ее осмысление и преодоление. Будущее, конечно, можно построить на обидах и претензиях, но только какое это будут будущее?