Страница 68 из 90
И все же в сентябре Карл выбрал вариант прорыва в Россию. Он отклонил настойчивые советы генералов вернуться в Могилев, чтобы там дождаться Левенгаупта (а между тем 14 сентября, в момент нового поворота на юг, главную армию отделяло от Лифляндского корпуса расстояние в пять-шесть переходов). В длинной цепи роковых решений, которые привели шведов к Полтаве, этот шаг короля, по мнению скандинавских исследователей, был чуть ли не самым ошибочным. Однако Карл руководствовался вполне здравой логикой. Он исходил из того, что успех предприятия в том, чтобы опередить русских, не дать им превратить эту благодатную землю в «оголоженный» край. Опередить же означало действовать быстрее — первым вырваться на оперативный простор и продиктовать свои условия русским.
Итак, главными стали два фактора — быстрота и секретность. Было приказано найти генерала, чей опыт и характер более всего подходили для такой операции. Выбор пал на Лагеркруна. Карл с кандидатурой согласился, упомянув еще и о таких важных для задуманного качествах генерала, как пунктуальность и исполнительность. Позднее, когда маневр с треском провалится, вспомнят, что Лагеркрун — самовлюбленный хвастун. Но легко было махать кулаками после драки.
Лагеркрун получил под свое начало 2 тысячи пехотинцев, 1 тысячу кавалеристов, 6 орудий и собранное буквально по крошкам продовольствие на две недели — обстоятельство, немаловажное для безостановочного, не прерываемого фуражированием движения. Приказ был предельно ясный: совершив марш-бросок, генерал должен был занять позиции у Мглина. Таким образом, шведы получали контроль над Почепским проходом — протяженной лесной дорогой в Новгород-Северскую землю. При этом принципиально важно было опередить русских, которые теряли возможность занять Северщину раньше шведов.
Отряд Лагеркруна устремился к Мглину. Следом за ним двинулась вся шведская армия. 18 сентября у Кричева войска перешли реку Сож. Дальше дорога пошла глухим лесом. Было странно, что нигде не встречалось следов от шедшего впереди авангарда. Лишь появление гонца от Лагеркруна внесло ясность: тот свернул на дорогу, которая показалась ему много лучше указанной генерал-квартирмейстером. А главное, она быстрее выводила его к заветной цели. Юлленкруг был в недоумении — на его картах такой дороги не было. Несколько же пройденных просек, по его мнению, не могли быть дорогой на Мглин. Армия продолжила движение и достигла местечка Костюковичи, расположенного на половине пути до Мглина. Здесь она встретила арьергард Лагеркруна, который, не ведая об изменении маршрута движения своего отряда, продолжал идти старым путем. Карл XII был сражен наповал: весь его блестящий план срывался из-за того, что самый «пунктуальный и исполнительный» генерал в его армии заблудился. Брошенная сквозь зубы фраза про дурака, которому дали свободу, не сулила ничего хорошего Лагеркруну.
Спасать положение вызвался сам король. Для Карла это было одно из любимейших занятий. Мысль о том, что невозможные дела подвластны только ему, всегда тешила и раззадоривала короля. С небольшим отрядом Карл кинулся нагонять упущенное. За два дня было пройдено 85 километров, форсированы две речки, после которых солдаты и офицеры продолжали двигаться, не отжимая даже одежды. Это был беспримерный бросок, проявление шведами мужества и твердости самой высокой пробы. Однако все оказалось напрасно. 24 сентября Карл вошел в местечко Костеничи. До Мглина оставалось около десяти верст. Но тут пришло известие, что в Мглине уже русские. Почеп также оказался занят Шереметевым. План прорыва на Калужскую дорогу провалился. Следовало вновь менять планы.
Виновником неудачи был признан Лагеркрун. Генерал не исполнил приказа, заблудился да еще вдобавок понес серьезные потери в столкновении с генералом Ифландом, авангардом Шереметева. И все же надо признать, что в срыве замысла Карла XII виноват не случай, представший на этот раз в образе незадачливого генерала. План был обречен изначально по той простой причине, что был разгадан русским командованием. Нередко проигрывая тактически, Петр все чаще и чаще переигрывал шведов стратегически. Отчасти в этом виноват сам «брат Карлус», приучивший царя размышлять даже не о следующем, а последующих шагах неприятеля. Причем Петру было сложнее, чем Карлу. Последний, владея инициативой, из возможных вариантов выбирал тот, который казался ему наилучшим. Игравший «черными» Петр, даже предугадывая ход противной стороны, должен был просчитывать и все возможные в последующем варианты. Разгадать их и своевременно отреагировать — не значило выиграть «партию» в целом. Однако сама победа, в конечном счете, складывалась из множества подобных мелких выигрышей. В сентябре 1708 года Петр предугадал следующий ход Карла. Своевременное выдвижение Шереметева к Почепу (23 сентября 1708 года) — свидетельство того, что, даже если бы генерал Лагеркрун не свернул на злосчастную дорогу, у шведов все равно ничего не получилось бы. Нет, конечно, при желании они могли бы пробиваться к Брянску и Калуге, а затем идти на Москву, но это было бы все то же продвижение в окружении дымов, по разоренной и враждебной местности, все к тому же и наверняка уже другому Полтавскому полю.
Парируя ходы шведского короля, Петр старался не упускать из поля зрения Лифляндский корпус. 10 сентября лазутчики сообщили царю о приближении Левенгаупта к району боевых действий. 13 сентября Петр получил известие о движении генерала к Шклову. На военном совете было принято решение о формировании легкого корпуса — «корволанта», который должен был перехватить неприятеля. Новое соединение включало в себя гвардейскую бригаду и несколько полков драгун — всего около 11с половиной тысяч человек (4830 пехотинцев и 6795 кавалеристов), посаженных для быстроты движения на лошадей. Корпус располагал 19 трехфунтовыми орудиями.
Создание «корволанта» — смелое и своевременное решение. Ведь соединение Левенгаупта с королем усилило бы шведов многократно. Во-первых, численно, во-вторых, столь необходимыми боеприпасами и снаряжением, в-третьих, духом.
Левенгаупт, ничего не зная об изменениях в планах короля, шел к ранее назначенному месту встречи — городу Пропойску. Позднее выяснилось, что Карл XII направил курьеров с известием о перемещении армии к Мглину. Но курьеры явились с большим опозданием. В своих записках, написанных в русском плену, генерал грешил на фельдмаршала Реншильда: тот, завидуя успехам Левенгаупта, будто бы намеренно придержал курьеров с королевскими посланиями. Трудно сказать, насколько это обвинение правдиво. Поражение при Лесной пятном легло на репутацию Левенгаупта, и, похоже, генерал был не прочь оправдаться в глазах современников и потомков. Зависть — объяснение ни чем не хуже, чем любое иное. Оно даже вызывает сочувствие к бедному генералу. Ведь мог же привести корпус, если б не помешали свои!
Чтобы ввести в заблуждение противника, Левенгаупту приходилось идти на уловки. К русским был подослан перебежчик, который поведал о намерении шведов перейти Днепр у Орши. На самом же деле обоз продолжал двигаться к Шклову. Лазутчику поверили. «Корволант» устремился к Орше. Левенгаупт получал шанс оторваться от преследователей. Обман открылся случайно. У Петра и его генералов еще оставалось время догнать противника, ведь, как ни плохи были кони под русскими солдатами, обоз двигался еще медленнее, с трудом одолевая 7–8 верст в сутки. Русские войска устремились вдогонку, оставив позади повешенного лазутчика — законы войны в подобных случаях не знали жалости.
Левенгаупт между тем 19–21 сентября переправился у Шклова через Днепр и выбрался на дорогу к Пропойску. Однако оторваться ему не удалось. Вскоре на хвосте конвоя повисли драгуны Меншикова и Пфлуга. И хотя наскоки русских кавалеристов удавалось легко парировать, было ясно, что с подходом главных сил большого боя не избежать. Вот только где и когда? На марше, будучи застигнутыми внезапной атакой, или на заранее выбранных позициях? Рассудительный Левенгаупт предпочел последний вариант, остановив свой выбор на позицию у деревни Лесной, недалеко от Пропойска.