Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 65

Ничего, думал Фрол, скоро все это кончится, и он поедет в войска сержантом. Там-то он будет по-своему, по-человечески воспитывать солдат, не так, как здесь.

Вот и закончилась его служба в учебном подразделении. Теперь он младший сержант и завтра утром уедет к новому месту службы. Ваганова оставили в роте командиром отделения. Пусть остается. Плохо, что будет воспитывать себе подобных. Шелудько тоже младший. Он уезжает через два дня. Просил Фрол, чтобы их вместе отправили, но ротный решил по-своему. Что ж, снова придется Шелудько быть на побегушках. Только теперь в роли сержанта. Обидно, что полгода человек мучился, звание получил, и все придется начинать сначала. С нуля. Но в новом качестве. А может быть, он все-таки сможет себя поставить? Может быть, помогут? Хочется надеяться. Сейчас он все крутится рядом, помогает укладывать вещмешок, собирать вещи. Хороший он парень. И чего он сердился на него первое время?

— Фролов! К телефону! — прокричал дневальный.

Фролов подошел к дневальному. Сержантские лычки непривычно желтели на его погонах. Теперь все ходили с лычками. Приказ о присвоении звания объявили день назад. Фрол оценил себя в зеркале. На него смотрел высокий младший сержант, широкий в груди, узкий в талии, обмундирование красиво облегало его спортивную фигуру. За месяцы учебки он немного сдал, но как раз настолько, что сапоги теперь плотно обхватывали его крепкие ноги, а форма на нем не трещала.

— Кто звонит?

— Не знаю, сказали позвать тебя.

— Младший сержант Фролов слушает!

— Фрол, — послышалось в трубке. — Ты едешь в часть, где служит мой лучший друг. Если тебе нетрудно, зайди ко мне в первую роту, я передам письмо.

— Хорошо. Сейчас приду.

В первой роте его ждал незнакомый сержант.

— Ты Фрол? — поинтересовался он. — Мне о тебе рассказывал Дронов. Пошли, пару минут перекурим. Потом дам тебе письмо.

Они зашли в умывальник, который в отсутствие офицеров превращался в курилку. Сейчас на подоконниках, как курицы на насесте, расположились незнакомые солдаты, по-видимому, дембеля, решил Фрол. Среди них заметил старшего сержанта Мишина — своего старшину и сержанта Дронова — замкомвзода.

— А, пришел, дорогуша, — невесело проговорил Дронов. — При полном параде. Ну что ж, проходи, гостем будешь.

Один солдат стал у двери.

Бить будут, определил Фрол. Все встали. Он с удивлением отметил, что все дембеля, как на подбор, высоки и сильны. Интересно, где их отыскал Мишин? Дронов среди этой компании казался сморчком. Да, с такими ребятами приятно потаскаться на ковре, один на один и в спортивной форме. А не здесь, на цементе. Вот уж не думал, что так все получится. Надеялся, все уже позади. Нет, Фрол, ты еще не все взял, что должен был, твоя служба в учебке не закончилась. Ты ее очень хорошо запомнишь. Эти ребята об этом позаботятся и на славу постараются.

Фрол не слышал, о чем говорил Дрон, что говорили другие. Он внимательно следил за всеми, стараясь не упустить момента атаки. Добился справедливости! Ведь говорили, что «дедовщина» — это основа армии. С ней бороться бесполезно. А он, видите ли, герой — сам решил всю армейскую жизнь перевернуть. И что из этого вышло? Все равно «деды» свое взяли. Они не потерпят «неуважение» от молодых. Рано или поздно рассчитаются. Дома он никогда не дрался, если видел, что противник слабее. Здесь жили по своим законам.

Так что же, выходит, он должен был молчать? Зажать рот, сцепить зубы и терпеть, как в тебе вытравляется все человеческое? Бояться чувствовать себя личностью, а не винтиком могучего армейского механизма? Так и служить, забывая, что ты человек. Нет! Так не должно быть. Каждый должен восстать, возмутиться, а не он один. Но как это сделать, чтобы все за ним пошли, он не знал. Значит, утереться и уехать? Забыть, что было здесь, и начать новую жизнь в другой части? А эти месяцы вычеркнуть из службы. Потому что стыдно будет об этом вспоминать. И не потому, что начал бессмысленную борьбу. Потому, что отступил, испугался. А чего ему бояться? Теперь уже нечего. Жаль, Дронов остался «на коне». Теперь из поколения в поколение будут передавать легенду о дембеле Дроне и «зеленом» Фроле, строптивом курсанте, которого обломали «деды». Выходит, он сделал не лучше, а хуже. Что же теперь делать? Смолчать? А может быть, замполиту рассказать? Ведь он говорил, ничего не скрывать. Даже мелочей. А за это Дронов и его дружки свободно могут понести наказание.

Мысль о справедливом наказании воодушевила Фрола. Но кому рассказать? Все офицеры части живут в городе, а за железобетонную границу нельзя — самовольная отлучка. Да и попробуй найди их в городе. Приходят же они к восьми утра. В это время Фрол будет уже трястись в поезде. Может быть, дежурному по части рассказать? Нет, лучше всего проверяющим. Они живут здесь же, на территории военного городка в гостинице. Уж они-то с этим делом разберутся…

О ЧП в пятой роте к утру узнали все.

В каптерке витал дух уныния и обреченности.

— Что делать-то будем? — скорбел Дронов.

— А что? Заварили кашу — будем расхлебывать, — ответил Мишин.

— Не мы ее заваривали. Все Фрол, падла.





— Да, плохо вышло. Вместо дембеля — небо в клеточку… Говорил же тебе, сами разберемся, не надо помощников. Нет, уперся. Никто не узнает. Он утром уедет. Уехал…

— Кто же знал, что заложит, да еще полковнику с Москвы. Теперь хана нам, — ныл Дронов.

— Вот и ротный мне то же самое сказал. Вы, говорит, с Дроновым в роте пахали как никто из сержантов. Сколько сделано. Второй год подряд рота отличная. Все хорошо. И в этом немалый ваш вклад. И моя бы воля — замял это дело, и все. Но объяснительная Фрола, говорит, у полковника лежит. А комиссия настроена серьезно. Шутить не намерены. Только судить. Это нас-то судить!

— Да… Служил, служил, жилы рвал на экзаменах. Ведь только мне одному известно, как добывал отличные оценки. Приходилось вместо этих шелудьковых подставлять других. А сколько труда стоило сделать из дохляка призывника отличного курсанта. И все зря. И все из-за сволочи Фрола.

— Теперь и офицерам достанется, и рота не будет отличной. А пятно несколько лет будет висеть на роте, на батальоне и на полку. Не думал, наверное, гад, о таких последствиях.

— А если не думал, надо еще дать.

— Ты что, Дрон, дурак? Мало тебе этого? Другое дело, накапать на Фрола, он, мол, нарушитель дисциплины, не слушается нас. И ничего с ним нельзя поделать. Заведи «дело» на него, перепиши характеристику — ведь ты же сейчас за взводного. Налепи кучу взысканий в карточку. Ротный отнесет начальнику штаба, тот поставит печать. А комсомольскую характеристику перепишет Ваганов.

— Он же дружит с Фролом, — изумился Дронов.

— Эта дружба ничего не стоит…

Ваганов оправдал надежды старшины. На следующий день он принес переписанную заново комсомольскую характеристику, которая могла годиться только в тюрьму, и объяснительную Шелудько.

— Вот это да! — восхитился Мишин. — Молодец. Как тебе удалось?

— Да припугнул чуток, вот он и написал. Даже то, чего и не было. Слизняк.

— И такие люди обществу нужны. Без них тяжело было бы жить.

На этот раз ротный беседовал с Фролом дольше обычного.

— Поймите, — объяснял он курсанту, — после объяснительной Шелудько многое в деле меняет окраску. Ведь это вы сначала проявляли неуставные. Значит, вы не пострадавший, а виновник всего происшедшего.

— Выходит, меня будут судить, а их нет?

— У них будет смягчающее вину обстоятельство. У вас нет. А какой смысл прерывать службу и самому садиться за решетку? Так поступать — значит быть по меньшей мере бестолковым.

— Что же вы предлагаете? Отказаться от своих показаний?

— Это вам решать, думайте…

— Сколько бы я не думал, товарищ капитан, но этого не сделаю.

— А я не настаиваю. Просто советую подумать. Это очень часто помогает в принятии верного решения. А какое принять — ваше дело. Сегодня у вас еще есть время. Завтра с утра я жду вас в канцелярии, потому что все бумаги по этому делу необходимо представить в штаб. Вы меня поняли?