Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 65

Все расступились перед ним, и он, выходя, ощутил резкую жгучую боль в голени. От неожиданности он чуть присел, но тут же выравнялся и, стараясь не хромать, пошел в расположение. В темноте не видно было, что с ногой. Удар пришелся по старому ушибу, но кость цела. Голень быстро напухала, по ноге разлилась свербящая боль.

Ночью сильно потеплело, и утром все потекло. Еще вчера скованные твердым ледяным панцирем дороги развезло, и они превратились в жидкую кашу. Рота не стала обувать валенки. И Дронов, проклиная погоду, натянул свои лощеные сапоги. Ему совсем не хотелось их мочить, тем более мазать в грязи. Но сержант хорошо усвоил, что с командиром спорить бесполезно. Взяв автомат, он стал в строй.

Отдав последние указания, командир роты приказал Дронову вести людей на стрельбище. Старшина подъедет позже, когда получит боеприпасы.

Курсанты, услышав, что роту ведет Дронов, притихли, ожидая от него различных вводных. В этом деле он был мастак. На территории части не принято заниматься тактикой. Вполне хватит шести километров лесной дороги. Наслаждаясь последними метрами спокойной и размеренной жизни, они с силой шлепали сапогами по асфальту, разбрасывая во все стороны снег и воду. Но солдатское счастье слишком короткое. На этот раз оно заканчивалось за воротами части вместе с асфальтом.

— Газы! — заорал Дронов.

Словно ураган пронесся над ротой. Все нагнулись и на лысые головы стали натягивать противогазы. Через секунды подразделение превратилось в роту марсиан с одинаково облизанными мордами мраморно-белого цвета, стандартно круглыми стеклянными глазами. Нахлобучив поглубже на лысые головы, шапки, курсанты выпрямились.

— Бегом марш!

Что такое шесть километров в противогазах: это страшная усталость в руках и ногах, тяжесть во всем теле, пот, разъедающий глаза, который не утрешь — резина на лице. Это дыхание на пределе, когда кажется, что вот-вот упадешь замертво и больше не поднимешься…

Фрол на тренировках дома не столько бегал. Но сейчас он еле плелся сзади, прихрамывая на ушибленную ногу. Утром она еще больше опухла, и пришлось, пересилив боль, обувать сапоги. Скажи он замкомвзводу о ноге, сержант тут же приклеил бы ярлык «сачок». И машиной ехать не разрешил бы.

Фрол с завистью смотрел на курсантов, которым разрешили ехать в санитарке. Один натер ногу, другой растянул связку. И еще у одного что-то приключилось, и он старательно хромал, изображая из себя больного. Фролу там места не нашлось. Его ждали в строю. И теперь он, пересиливая боль, хромал по грязи. Но все бы ничего, будь противогаз ему впору. Маска оказалась на два размера меньше. Фрол раньше говорил сержанту, что необходимо заменить ее. Но тот или забыл, а может, вообще не захотел. Резина сплющила все его лицо. Видеть Фрол мог только одним глазом. Но он бежал, из последних сил бежал.

— Быстрее, падла! — услышал он голос Дронова. — Почему отстаешь? Бегом марш!

От удара прикладом автомата в спину Фрол чуть было не упал в грязь, но удержался и побежал дальше. Изо рта исходил не то стон, не то хрип, который звериным рыком вырывался из маски. Так не могло долго продолжаться.

Но сержант сам устал и дал команду «Шагом марш!».

«Доброта» Дронова была короткой, и через пару минут он диким голосом крикнул:

— Вспышка справа!

Фрол упал лицом на чьи-то сапоги, совсем замазав и без того мутный глазок. Но учение не закончилось.

— Противник с фронта! — бесновался командир.

Курсанты принялись нервно передергивать затворы автоматов, изображая стрельбу по «противнику». Но все были заняты не столько «стрельбой», сколько отдыхом. Еще и половины расстояния не пробежали, а сил не было. И сейчас каждый наслаждался скупыми секундами, стараясь отдышаться и немного полежать, пусть даже в воде, в грязи, но полежать, а не месить ногами вязкую и липкую, как жвачка, глину.

— Противник занял вон ту высоту, — крикнул Дронов, показывая на опушку леса. Метрах в ста от дороги темнел бугор, сплошь заросший мелким колючим кустарником. — Наша задача — атаковать и выбить с нее противника. В атаку! Вперед!

Все нехотя поднялись из грязи и побежали по глубокому рыхлому снегу к высотке с угрожающим воем «А-а-а-а-а!».

Фрола в последнее мгновение остановила команда сержанта.

— Ты что, оглох? — крикнул он еще раз. — Ранило меня. А если командира ранило, его надо нести. Садись!





Фрол хотел спросить, куда нести, но резина сжала челюсти, перекосила лицо, и ему не то что сказать, дышать было трудно. И он присел, подставив свои плечи сержанту.

«Лучше бы ты, зараза, убит был, — думал Фрол. — Закопали бы тебя, как собаку, возле дороги, лично еще утрамбовал бы землю над тобой, чтобы такие гниды больше не вылазили».

Он с трудом переставлял ноги по глубокому снегу, подгоняемый нетерпеливым командиром. Сержантские потные ляжки не давали повернуть голову, некогда надраенные сапоги грязными комьями терлись под мышками Фрола.

Несколько курсантов уже «выбили» «противника» на высоте и теперь дышали свежим воздухом, тайком, чтобы не видел сержант, оттянув от лица противогазы. Остальные продолжали выбивать «врагов» со склонов, вступив в рукопашную с колючим кустарником. Фрол с Дроновым подошел к высоте, когда на ней собралась вся рота. Все с удивлением наблюдали, как сержант катается на обессиленном курсанте.

— Давай наверх! Ну, что стал, корова! — Дронов подпрыгивал, шлепал Фрола по бокам ногами.

Фрол подскользнулся, едва не упав. Сержант со страха ухватился за его голову и закричал:

— Куда, дурак, прешь? Не видишь, скользко? Давай с другой стороны.

И тут на глазах всей роты сержант повалился в снег, а курсант, сорвав с лица противогаз, пошел к дороге. Побарахтавшись в мокром снегу, Дронов наконец вскочил и побежал за подчиненным. Догнав Фрола, Дронов схватил его за рукав. Но курсант резко отдернул руку, и сержант, не устояв, снова свалился в снег. Возле дороги он подскочил к курсанту спереди и замахнулся. Но Фрол, подсунув кулак под нос Дронова, тихо и зло проговорил:

— Уйди, зашибу до смерти.

Слова эти подействовали мгновенно. Сержант попятился:

— Я это запомню. Плакать будешь кровавыми слезами… Псих!

Рота, пораженная происшедшим, построилась на дороге. Оставшуюся часть пути прошли на удивление спокойно, без попутных тренировок. Дронов сник, погас и до стрельбища никакого интереса к курсантам не проявлял.

Фрол был на взводе. Не отойди тогда Дронов, прибил бы его на месте. И тот испугался. Струсил как любой подонок. Такие сильны только в толпе. А один на один — трусливая мразь, готовая на подлость исподтишка. Открыто такие бить боятся. Они нанесут удар в спину…

Фрол видел, как возле Дронова образовался плотный круг сержантов. Они бурно возмущались. «Теперь, — думал Фрол, — надо готовиться к «разговору» в каптерке, или еще к чему-то…»

Вскоре Дронов повел свой взвод отрабатывать упражнение на учебном поле и тренировал до тех пор, пока вконец у всех не закоченели пальцы. Чтобы знали, как поднимать голову и возмущаться.

На огневой рубеж Фрол вышел окончательно замерзшим. Мокрое белье, такая же одежда неприятно холодили тело, забирая последнее тепло. Он лег на успевшую намокнуть плащ-палатку, вжался всем корпусом в грязь, поймал на мушку мишень и нажал на курок. Автомат молчал. Даже щелчка не последовало.

— А, баран тупоголовый! — закричал над ухом Дронов. — Кто магазин подсоединять будет?

Он кричал так громко, что и в части, казалось, знают, что Фрол такой тупой — без магазина и патронов хотел поразить мишень.

Курсант засуетился, вытаскивая из подсумка непослушными крючковатыми пальцами магазин. Но что-то не получалось, и он мешкал.

— Да быстрее ты, окорок безмозглый! Не ты один здесь! Тюфяк! — закричал Дронов и ударил по голове флажком.

И тут Фрола подбросило на ноги, он мгновенно перезарядил автомат и… В последний миг Дронов попытался поднять руку, как будто мог защититься этим. В глазах его мелькнул дикий страх, и он успел крикнуть: «Фрол!» Но автомат в руках Фролова припадочно задергался. Дронова сразу же отбросило назад, и все поплыло перед глазами курсанта. Автомат все дергался и дергался, потрясая его тело. Оружие словно приросло, прикипело к его рукам, и Фролов ждал, когда же кончатся патроны. Когда? Почему их так много? Ведь должно быть только двенадцать! А они все не кончаются…