Страница 38 из 79
– Ты в порядке?
– Вполне. Однако хорошая у нас авантюра вышла, верно?
– Сволочи, – раздраженно сплюнул Олег Иваныч. – Совсем обнаглели. Уже самому воеводе с супружницей в лесочке прогуляться нельзя. Ну, ужо завтра поутру… О, смотри-ка, услышали что-то!
Со стороны гавани послышался топот. Это бежала стража.
– Индейцы? – Гришаня пожал плечами. – Скорее всего, лазутчики из Масатлана. Или эти, как их… пупереча.
– Один из них здорово владеет саблей. Странно для местного.
– Да простит меня уважаемый господин, – тихо сказал скромно стоявший в углу (из скромности отказался присесть рядом, на лавку) Николай Акатль.
– Что-то хочешь добавить, Николай? – повернулся к нему Олег Иваныч. – Ну, говори, говори.
– Владеть саблей или мечом вовсе не так уж и странно, – твердо произнес молодой индеец. – У многих племен используются деревянные мечи с лезвием из мелких острых камешков. Называются – «макуавитль». Довольно увесисты, и сражаться ими трудно – этому учат. Есть умелые воины. У теночков, у миштеков, у пупереча.
– Даже так? – удивился Олег Иваныч. – Спасибо, Николай.
– Жаль, ты, господин адмирал, не запомнил раскраску, – задумчиво произнес Гришаня. – А то бы сейчас Коля…
– Как это – не запомнил? – усмехнулся Олег Иваныч. – Еще как запомнил.
Он пододвинул лежащий на столе лист плотной желтой бумаги местного производства и, окунув в чернильницу перо, быстро изобразил зигзаги, круги и линии.
– Не ручаюсь за художественную ценность, – усмехнулся он. – Но – довольно точно. Что скажешь, Коля?
Николай Акатль внимательно всмотрелся в рисунок.
– Нет, это не пупереча, – спустя некоторое время покачал головой он. – Вот эти круги – похожи на те, что бывают у теночков, а вот эти линии – у отоми. А это вообще… Да. Каита. Скорее всего – каита. А какой был рисунок? Толстые линии, тонкие? Какого цвета?
– Да, скорее толстые, – пожал плечами Олег Иваныч. – Словно бы ребенок рисовал. А цвет – красно-коричневый. Ну, охра. Впрочем, не уверен, темно было… Чего ж они убежали-то так быстро? Убоялись охраны? Нет, охрана гораздо позже прибежала.
– Что, Олег Иваныч? – переспросил Гриша.
– Да так… – задумчиво произнес адмирал-воевода.
– Каита не делают толстых линий, – глухо заметил индеец. – У них они тонкие, словно иглой рисованы. Хотя маски ворона они носят… Охра.
– Чего ж они так сорвались-то? – словно не слыша его, Олег Иваныч потеребил бороду. – С чего? И как раз в тот момент месяц из-за тучи выполз. Да, именно так. Светло стало. Тогда я раскраску и разглядел… Что ты сказал, Коля?
– Охра, – снова повторил индеец. – Со мной в хоре один белый поет. В Михайловской церкви. Онисим, торговец с рынка. Кистями торгует, красками. Хвастал, охру у него недавно брали. Много. Двое белых – один коренастый, с бородой, второй молодой, кудрявый. Сказали – художники-богомазы. Храм в Масатлане расписывать.
– Ну, ну? – заинтересовался Олег Иваныч.
– У меня друг в Масатлане. Вчера виделись. – Николай переступил с ноги на ногу. – Не строят в Масатлане никакого храма. И старый не расписывают.
В гостевой зале Кривдяевой корчмы дымно горели светильники. Дрожащий зеленоватый свет их выхватывал из полутьмы опустевшие, ввиду позднего времени, лавки, длинный, усыпанный объедками стол с жирными мухами, жужжащими над кислыми лужами пролитого октли. Во внутреннем дворике переговаривались слуги. Сам хозяин, поглаживая чернявую бороду, сидел в своем углу и деловито подсчитывал выручку, время от времени бросая внимательный взгляд на суетящихся служек.
Неожиданно послышался громкий стук в дверь, закрытую на тяжелый засов. Похоже, стучали ногами. Ночная стража? Крикнув слугам, чтоб взяли копья, Кривдяй велел открыть дверь. Откатился в сторону засов. Чуть скрипнули петли. С улицы ворвался ветер. В дрожащем пламени светильников в корчму вошли двое – оба давние знакомцы хозяина – Матоня и Олелька Гнус. Последний нес что-то увесистое в большой торбе.
– Здрав будь, Кривдяюшко, – кивнул Матоня.
– И вам так же. Чего на ночь глядя? – Кривдяй подозрительно осмотрел вошедших своими маленькими все подмечающими глазками. Незаметно оглянулся на слуг. То же сделал и Матоня. Шепнул:
– Отошли ребят, поговорить надо.
Кривдяй шикнул на служек – те убрались во внутренний двор – и заинтересованно воззрился на торбу.
Матоня удовлетворенно кивнул и махнул рукой Олельке. Не говоря ни слова, тот опустил на пол торбу… и, быстро вытащив оттуда снаряженный к выстрелу арбалет, направил его прямо в сердце хозяина корчмы!
– Что, что такое? – испуганно дернулся было Кривдяй.
– Спокойно, паря! – осклабился Матоня. – Я ж сказал – разговор есть.
– Что еще за разговор такой? – зло прошептал корчмарь. – С самострелом-то. Да убери ты эту штуку, не ровен час, само выстрелит.
– Убери, Олелька, – разрешил Матоня. – Но наготове держи. Так вот, Кривдяюшко, – нехорошо усмехнулся он. – Говоришь, купчишки масатланские вчера припозднились?
– Ну? – непонимающе кивнул Кривдяй. – Вы что, их не встретили в роще? Так то ваша вина – наводка-то верная!
– Верная?! – Матоня гневно выпятил верхнюю губу, показав редкие желтые зубы. – Еле упаслись, хорошо темно было.
Кривдяй удивленно посмотрел на него:
– Что, купчишки сопротивляться начали? Так убили б. Воинов-то с ними не было.
– Купчишки?! – не выдержав, сорвался на визг до того молчавший Олелька. – Дай я его застрелю, дядька Матоня! Купчишки…
– Не встретили мы там купцов, Кривдяй. – Матоня уставился на побледневшего корчмаря тяжелым взглядом. – На самого воеводу нарвались, со стражниками. А все ты!
– Я? – возмущенно всплеснул руками тот. – Я? Вы промахнулись – не на того напали – а я виноват? Так, по-вашему, выходит? Да я вас…
– Не шуми, Кривдяюшко. – Матоня приложил палец к губам. – А то ведь и мы где надо шумнуть можем. Про твоих гостей – купцов индейских. Про толстяка и на ворону похожего. Видим, как ты их улестиваешь. Да и купцы они какие-то не такие – давно весь товар продали, а все сидят тут, выжидают чего-то, вынюхивают.
Корчмарь сверкнул глазами. Злобно, словно загнанный волк.
– Что хотите? – просипел он.
– Долю, – ухмыльнулся Матоня. – Повысить бы надо, Кривдяюшко. А то мы работаем, а ты…
– Так давно б переговорили, – пожал плечами Кривдяй. – Может, и договорились бы. А то пришли тут с самострелом… В общем, посидите пока. Вот вам октли. – Он поставил на стол запотевший кувшин. – Пейте, я сейчас.
Олелька дернулся было с самострелом, но притих под взглядом напарника. Спросил только, глядя в спину хозяину:
– Не сдаст он нас?
– Не сдаст. – Матоня покачал головой. – Нужны мы ему… как и он – нам.
Кривдяй вернулся довольно скоро. Куда и злоба со страхом делись? Улыбался, аж лучился добродушием.
– Ну, вот, – потер руки корчмарь. – Считайте, договорились. Кроме работы разбойной – тут уж я вам, так и быть, увеличу долю – будете еще кое-что делать. Вызнать надобно все о крепости, да о страже, да много чего. За то вот вам задаток!
Кривдяй швырнул на стол блестящую бляшку с изображением солнца.
– Золото, дядька Матоня! Ей-богу, золото! – От радости Олелька Гнус уронил самострел на пол.
На шум из приоткрытой двери во внутренние покои высунулась голова юного индейца. Высунулась и тут же скрылась.
– Ну, так по рукам? – Кривдяй выжидательно посмотрел на Матоню.
– А по рукам! – хохотнул тот. – По такому случаю неси-ка, Кривдяюшко, браги.
Усмехнувшись, Кривдяй щелкнул пальцами.
– Это что за парень? – вытерев рот рукой, подозрительно поинтересовался Олелька.
– Какой еще парень? – удивленно переспросил корчмарь.
– Ну, тот, что сейчас из покоев выглядывал. Смуглый.
– А, то проводник купеческий, Тламак. Не бойся, человек верный. – Кривдяй махнул рукой. – А чего ты про него спросил? Понравился? Могу с купцами договориться – уступят на ночку. – Корчмарь глумливо засмеялся.