Сын ярла

Хельги вздрогнул, услышав какой-то грохот. Нет, это всего лишь слетели со скалы камни. Юноша перевернулся на бок, сорвал желтый цветок мать-и-мачехи, понюхал, выбросил, снова посмотрел в небо, бездонно-синее, глубокое, отчужденно-холодное. Что ему, этому небу, до того, что происходит вокруг.

Что-то долго не идет Сельма, а ведь вчера договаривались. Там, у Велунда. Хельги улыбнулся, вспомнив тайную вчерашнюю встречу…

Вообще-то они повстречались случайно: Хельги шел в кузницу, а Сельма ехала с хутора своей тетки Курид в усадьбу Сигурда, навестить давнюю подружку Еффинду. Столкнувшись друг с другом на узкой лесной дорожке, улыбнулись разом. Хельги почтительно поклонился, так, как и следует вести себя при встрече с девушкой. Поговорили немного, вспомнили выходку Бьярни Альвсена у причала, а затем, когда, по всем правилам хорошего тона, полагалось бы распрощаться, Хельги неожиданно предложил Сельме заехать в гости к Велунду. С чего бы это сын Сигурда так расхрабрился? Потом-то он уж догадался с чего: опять в башке застучало.

А Сельма – с ней-то что такое случилось? – взяла да и согласилась. Только спросила про Велунда:

– Люди говорят, он колдун. Я его даже побаиваюсь.

– Зря, – мотнул головой Хельги. – Велунд очень хороший человек. Он мой учитель.

– А ты достанешь мне кувшинки из озера? – поинтересовалась Сельма.

Кувшинки? Да он для нее звезду с неба готов достать и бросить эдак небрежно к ногам – владей!

Велунд встретил их, пряча улыбку в усы. Обнял Сельму, поинтересовался здоровьем Торкеля бонда и старой Курид.

– Все хорошо, слава богам, – почтительно ответила девушка. – Все здоровы.

Вечером, да уже ночью, поужинав печеной форелью, Велунд отправился спать. А Сельма и Хельги вышли на двор. Стояла тишина и безветрие, лишь где-то неподалеку, в лесу, неутомимо стучал красноголовый дятел. В черном высоком небе светлячками горели звезды, отражаясь в спокойной глади озера, на берегу которого и располагалась кузница – длинное приземистое строение. За кузницей во тьме смутно угадывался обложенный булыжниками дом, чуть дальше – сараи. На заборе, рядом с кузницей, сохли сети – старый кузнец любил иногда побаловать себя рыбкой.

Хельги и Сельма, взявшись за руки, сидели на траве перед озером.

– Ты обещал мне кувшинки, – скосив правый глаз, прошептала Сельма.

Хельги кивнул, улыбнулся…

Поднявшись на ноги, отошел в ольховые заросли, разделся и осторожно зашел в воду. Ну и холодина ж, однако! Что ж, назвался груздем… Махнул рукой Сельме, поплыл… Ага, вот они, кувшинки. Одна, вторая… вроде бы больше нет, впрочем, вон еще одна, у берега… Брр, а холодно, не смотри, что май месяц и снег давно сошел – а все ж не успела нагреться водица!

Зажав в зубах мокрые стебли, он выбрался на берег и едва успел натянуть штаны, как сзади подошла Сельма. Юноша повернулся, протянул кувшинки…

– Красивые… – прошептала девушка.

И тут на Хельги снова нахлынуло «это»! Забили, заухали барабаны, страшный скрежет раздался вокруг, словно заскрипела зубами злобная великанша, в глазах потемнело, и Хельги крепко поцеловал девушку прямо в пухлые губы. Обхватил ее за талию, потянулся к застежкам-фибулам… почувствовал под рукой теплую шелковистую кожу…

– Тсс! – Тяжело дыша, Сельма отстранилась. – Хватит.

Сердце Хельги билось, словно колдовской бубен. Все ж ему удалось справиться с собой – или не только с собой? Вот так вот вести себя с девушкой – чревато последствиями. Во-первых, девушка может обидеться… Правда, похоже, Сельма не очень обиделась, да и не видел никто. Что же касается старого кузнеца – уж в его-то молчании Хельги был уверен.

– Утром я провожу тебя до усадьбы, а затем уйду в море за рыбой, – тихо сказал Хельги. – Кстати, хочешь, довезу тебя до Снольди-Хольма? Встретимся на том берегу, у старых мостков…

Сельма появилась внезапно – Хельги уже начал подремывать, разнежившись под лучами солнца. Тем неожиданней была холодная водица, коей его обрызгала Сельма, зачерпнув пригоршней из ближайшей лужи.

– А? Что такое? – очумело завращал глазами Хельги. – Сельма!

Они спустились к лодке, подняли парус, и небольшое юркое суденышко, лавируя, пошло к устью Радужного залива. Солнечные лучи, отражаясь от волн, зайчиками запрыгали в глазах, и Хельги смешно щурился, высматривая тайные знаки фарватера. Вот – кривая сосна, от нее полповорота влево, вот – черная скала, здесь наоборот – направо, и теперь прямо, все время прямо, почти до самых островков, а уж там…

– Лодка! – воскликнула вдруг Сельма. – И прямо на нас. Ух, и достанется же мне от батюшки, если увидят… Да и тебе тоже.

Хельги кивнул, напряженно всматриваясь в небольшой, быстро приближающийся челн. Кто бы это мог быть? Вряд ли кто-то из людей отца Сельмы Торкеля бонда, слишком уж далек их хутор. Скорее, кто-то с усадьбы Сигурда или братьев Альвсенов. Да все равно кто – слухи пойдут быстро. О том, что дочка Торкеля и сын Сигурда ярла вместе (!), одни (!), без кого бы то ни было еще, катались на лодке. Такие слухи – позор для девушки и всего ее рода. Вот если б были они мужем и женой, тогда, пожалуйста, плывите хоть куда вместе, а до свадьбы – ни-ни! Позор.

– Прячься быстрей под рогожу! – выправляя парус, крикнул Хельги, да Сельма и без него сообразила, что делать. Подоткнув подол, проворно стянула с рыбы рогожку, улеглась ближе к корме, где посуше, накинула на себя…

И вовремя!

– Да поможет Эгир с уловом! – уже кричал со встречной лодки рыбак – узколицый Конхобар Ирландец. Подплыв ближе, ухватился рукой за борт, а глаза – неприятные, холодные – так и шарили вокруг, все примечая: и снулую от жары рыбу, и рогожку, неизвестно, что прикрывающую, и валяющуюся рядом женскую фибулу от сарафана, и парадную тунику юноши.

– А как твой улов, Ирландец? – натужно улыбаясь, поинтересовался Хельги.

В ответ узколицый лишь махнул рукой:

– Пытался наловить что-нибудь в устье. Альвсены говорили – видали там косяк сельди, да вот, видно, ушла.

– Бывает, – согласился Хельги, с нетерпением ожидая, когда же отплывет Ирландец, когда же наступит избавление от любопытных, все примечающих глаз, неприятных, словно бы неживых.

Наконец узколицый кивнул на прощанье, оттолкнулся веслом, и лодка его ходко пошла вдоль берега.

– Слава богам! – отбросила рогожу Сельма. – Все платье теперь рыбой вонять будет. Хельги, подай-ка гребень.

Хельги молча протянул ей костяной гребешок. Распустив волосы по плечам, девушка принялась тщательно расчесывать их, время от времени кидая лукавые взгляды на своего обожателя. До чего ж она была красива в этот момент! Светлые, как пшеничная солома, волосы, длинные и густые, темно-голубые глаза, глубокие, словно воды фьорда, чуть припухлые губы, небольшая родинка, светлая, чуть тронутая весенним загаром, кожа. Левый рукав платья соскользнул, обнажив плечо, и Хельги обдало жаром. Он вспомнил, когда первый раз испытал «это». В прошлую зиму вместе с Харальдом и Ингви ездили на охоту в дальний лес. Возвращаясь, заплутали в пурге, выйдя к усадьбе Рекина ярла. Рекин, как и полагалось ярлу, встретил гостей с почетом. Обнял всех троих по очереди, начиная с Хельги, пригласил в дом. Дом Рекина был побогаче, чем у Сигурда, такой же крепкий, надежный, обложенный тяжелыми серыми валунами. Он напоминал большой длинный сугроб, вытянутый в направлении длинного залива. Во дворе, за выложенной из камней оградой, как и у Сигурда, располагались постройки: амбар, летний хлев, сараи. Корабельных сараев было целых пять – Хельги аж слюной подавился от зависти: однако, много кораблей у этого Рекина.

В доме, освещенном светильниками, гостей провели на почетное место – к самому очагу. Усадили на покрытые шерстяными накидками лавки. Все родичи Рекина в праздничных разноцветных одеждах – успели уже быстро переодеться – чинно уселись рядом. Сам ярл – кряжистый вислоусый муж в дорогом алом плаще – наполнил рог пивом, торжественно пронес над очагом и протянул Хельги. Такие же рога оказались в руках Ингви и Харальда, а также и у всех родичей хозяина усадьбы. Харальд плотоядно облизнулся. Все выжидательно посмотрели на Хельги. Тот догадался зачем.