Страница 35 из 141
Вот тут-то и начались неприятности для аэролога Денисюка. Баллоны казались ему самым важным грузом. Без них он не сможет наполнять водородом шарики, которые должен систематически выпускать в течение всего года. Наблюдая за их полетом на разной высоте, можно определить скорость и направление ветра.
Денисюк категорически отказался съехать на берег без баллонов. Я видел, как он, огромный, неуклюжий, мрачно разгуливал по палубе, глядя на далекий остров, пустынный и плоский, с одиноким домиком, который уже начало заносить снегом.
Отправился Денисюк на остров с последним рейсом катера, буксировавшего кунгас с его «драгоценными» баллонами.
Повел катер мой приятель, третий штурман Иван Васильевич Нетаев. К концу рейса капитан все больше доверял ему. Вместо измученного моториста, работавшего двое суток без сна, в этот рейс вместе с Нетаевым отправился старший механик Карташов.
Я понял, какое значение придает капитан этому рейсу, если поручил его своим любимым помощникам.
Когда катер, буксируя кунгас с водородными баллонами, отошел от корабля, налетел снежный заряд. Незаметно он перешел в пургу. Наш «Петушок» пропал из поля зрения. У всех нехорошо стало на душе. Видимость кончалась прямо у борта корабля. Даже вершины мачт скрылись. Остров исчез. Все тревожно прислушивались к замиравшему стуку дизелька катера.
Наконец стук замер.
И вот уже полтора часа, как не слышно катера ни на корабле, ни на острове, с которым мы по радио поддерживаем связь.
Катер не дошел до берега… и не вернулся к кораблю.
Каждый из нас мысленно старался представить себе, что происходит сейчас со штурманом Нетаевым, старшим механиком Карташовым и с Денисюком, который был один на кунгасе с баллонами.
Как выяснилось позднее, дизель на катере заглох, когда Иван Васильевич уже видел ориентир – костер, разложенный на берегу.
Рубка, где стоял у штурвала Нетаев, сообщалась с машинным отделением через переговорную трубу.
– Что случилось? – крикнул Нетаев, наклонившись к раструбу.
– Сейчас запущу, – отозвался механик, приземистый, пожилой моряк.
В тесном машинном отделении он склонился над дизелем.
Дизель запускают не заводной ручкой, а сжатым воздухом, впуская его в цилиндры. Баллон со сжатым воздухом лежал на специальной подставке, иначе он перекатывался бы при каждом крене катера, который валило с боку на бок. «Петушок», потеряв скорость, не слушался руля, и его било теперь волнами в борт.
Карташов прошел всю школу судовой выучки. Он умел, когда надо, все делать своими руками, за что его особенно ценил капитан.
Механик соединил шлангом баллон с дизелем и повернул кран дроссельного клапана, снижающего давление сжатого воздуха. Стрелка манометра на баллоне дрогнула. Сжатый воздух ринулся в цилиндры.
Карташов дал топливо – вспышка! Еще вспышка! Дизель застучал. Перестал. Опять застучал… И заглох.
– Форсунка засорилась! Надо прочистить! – уверенно крикнул Карташов в переговорную трубку.
Штурман Иван Васильевич тщетно старался поставить катер против волны.
Огонь на берегу быстро удалялся. Ветер и течение несли катер в открытое море. Всегда немного нерешительный, Иван Васильевич посмотрел на компас, стараясь хоть приблизительно определить направление своего вынужденного курса.
С матросской сноровкой, цепляясь за поручни на машинной надстройке, штурман прошел на корму, Карташова он не торопил. Он во всем доверялся этому опытному человеку, который и говорил и действовал уверенно.
С кормы катера сквозь летящую снежную стену уходил в полумрак буксирный канат. Кунгас казался темным расплывчатым пятном.
Волны перекатывались через катер. Они клали его набок, а он, наклоняясь, упрямо выпрямлялся, как ванька-встанька.
Снег, липкий и мокрый, бил в лицо, залепляя глаза.
Осветился квадрат люка. Из него показалась голова механика в сдвинутой на затылок кепке.
– Сейчас запустим! – ободряюще крикнул он.
Успокоенный штурман вернулся в рубку и взялся за штурвал.
Но на душе у него все же было нехорошо. Механик запустит дизель… а куда идти?
Не легко в море найти остров. «Седов» его трое суток искал.
На катере не было ни радиопеленга, ни лага, ни карт с нанесенным на них курсом.
Когда-то известный советский ученый, анализируя в Ленинграде путь дрейфовавшего во льдах судна, указал местоположение неизвестного острова. Нетаев был теперь рядом с этим островом Угаданным, но не знал, как добраться до него…
Дизель не работал.
– Что там у тебя? – снова крикнул Нетаев в переговорную трубу.
В машинном отделении молчали.
С тяжелым предчувствием штурман выбрался из рубки и взглянул в люк машинного отделения.
Электрическая лампочка тускло освещала широкую спину старшего механика. Карташов обернулся. Нетаев не узнал его обычно спокойного, уверенного лица. Казалось, Карташов испытывает сильную физическую боль. Он указал штурману на стрелку манометра.
– Все стравил, – упавшим голосом сказал он. – В баллоне воздуху не было… стрелка манометра застряла…
Нетаев увидел капельки пота на морщинистом лбу Карташова. Тот продолжал чужим, незнакомым Нетаеву голосом:
– Дизеля не запустить. Моя вина. Беру на себя… Стрелка обманула. Горе-то какое, Ваня! – и у Карташова перехватило горло.
С неожиданным спокойствием Нетаев сказал:
– Пассажир ведь на кунгасе… Надо его на катер взять. Кунгас скоро затонет.
Спокойные слова молодого штурмана отрезвляюще подействовали на механика. Он нахмурился, пнул ногой пустой баллон и полез следом за Нетаевым по трапу.
Они выбрались на корму. Липкий снег и брызги летели отовсюду. Через голенища в сапоги заливалась вода.
Моряки ухватились за буксирный трос и с трудом стали тянуть его. Скоро из мглы показалась пляшущая тень. Это был кунгас. На носу его виднелась фигура человека.
Когда нос кунгаса поравнялся с кормой катера, Нетаев крикнул:
– Прыгайте, Денисюк! Трос обрубим!
– Как же так – обрубим? – послышался голос. – Так ведь тут баллоны с водородом!
– Какие там баллоны! – с раздражением сказал Карташов. – Кунгас ко дну пойдет. Разве не понятно?
– То ж понятно, – отозвался Денисюк. – Вполне понятно. Только как же баллоны бросать?
Он выкрикивал слова, то поднимаясь над кормой, то проваливаясь куда-то вниз.
– Прыгайте! – начал сердиться Карташов.
– Так ведь без баллонов ни единого шара не выпустить. То ж не дело! – хрипло протестовал Денисюк.
– Нам кунгас не удержать, он открытый, его зальет волнами, – сдерживаясь, объяснил Нетаев.
– Так вы бы то сразу сказали. А ну! Поберегись!
На палубу что-то грохнулось. Карташов едва успел отскочить. Это упал брошенный с кунгаса баллон. Трудно было поверить, что пятидесятикилограммовый баллон можно было перебросить на такое расстояние. Но Денисюк, огромный Денисюк, в армии удивлявший однополчан-танкистов игрой с двухпудовой гирей, выбрал момент, когда кунгас ударился о корму катера, и перебросил баллон…
– Перетаскивай, Федор Михайлович, в носовую каюту, – сказал механику Нетаев, невольно улыбнувшись изумлению Карташова. – А я буду их удерживать на палубе, чтобы не нырнули…
Баллоны, похожие на крупнокалиберные снаряды, один за другим падали на корму катера. Слышно было, как хрипло дышал богатырь, поднимавший их со дна кунгаса.
– Денис Алексеевич! Хватит, катер перегрузим! – нерешительно протестовал Иван Васильевич.
– Да то ж мне на целый год… Восемь штук. То не богато. Еще парочку, будь ласков! – И, не дожидаясь ответа, Денисюк с тяжелым вздохом бросил на катер еще один баллон.
Потом он неуклюже прыгнул сам и сразу вцепился в поручни.
– Качает, как на танке… по пересеченной местности. И мутит, ровно контузило, – проговорил он.
Штурман взмахнул топором, обрубил трос. Кунгас взлетел на гребень и исчез в темноте.
Денисюк навалился животом на машинную надстройку. Ему, видимо, было нехорошо.
– Если тошнит, надо работать, – участливо посоветовал Нетаев. – Идите с механиком откачивать воду.