Страница 25 из 141
– Он, должно быть, на боку лежит, – заметил матрос.
– Ясно, на боку… Не на спину же лапками кверху ляжет, – сказал рабочий.
– Чего же вы ждете? – заторопился академик. – Скорее обкалывайте лед, освобождайте клык! Где кирка? Где лом? Я тоже помогать буду.
Низовский схватил лом, но не отдал его старику. Он сам обрушивал сокрушительные удары на ледяную стену. Осколки льда стучали по борту катера. Несколько человек с ожесточением рубили многовековой лед.
– Осторожнее, не повредите клыка. Оставляйте на нем слой льда, – распоряжался Афанасий Васильевич, толкаясь среди рабочих и мешая им.
– Шевелится… шевелится клык, – сказал один из рабочих.
– Как шевелится? – почти в ужасе переспросил Низовский.
– Если раскачивать, – пояснил рабочий.
Академик ухватился за конец клыка и стал раскачивать. Клык подался. Еще несколько ударов ломом…
– Давай сюда, давай!.. Теперь тяни. Бери на себя! – увлеченно командовал старик.
Через минуту огромный изогнутый клык, едва поместившись в катере, лежал на его дне.
– Как жаль, что его пришлось отделить от туши, – сокрушенно сказал Низовский.
– А вот мы его сейчас рассмотрим. Скалывайте лед, скалывайте!
Подошли две отставшие шлюпки. По указанию Низовского рабочие стали расширять и углублять отверстие, из которого был вынут клык.
– Странно, очень странно, – бормотал академик, рассматривая гигантскую кость. Несомненно, мамонтова кость… Но вот почему она так тщательно опилена?
– Как опилена? – поразился Низовский.
– А вот, не угодно ли?
Молодой ученый склонился над костью, которую постепенно освобождали от льда. Когда лед был удален с конца бивня, все могли убедиться, что кость тщательно опилена каким-то инструментом.
– Ничего не понимаю… – прошептал молодой ученый.
– Любопытно, очень любопытно! – бормотал старик, склоняясь над клыком. – Тем любопытнее, что ваш мамонт, молодой человек, очевидно, был ручным. Он позволял делать резцом изображения на своих клыках. Вот, не угодно ли?
Вне себя от изумления Низовский рассматривал клык, на котором у опиленного основания была резьба. Отчетливо можно было разобрать затейливую вязь.
Тяжело дыша, Низовский встал с колен и сел на скамью.
– Что же это? Что же это такое? – спрашивал он старика.
– Любопытно, очень любопытно, – сказал тот.
– Давайте рубить! Давайте рубить лед! – предложил Низовский. – Мы должны открыть тайну темного пятна… Если это не мамонт, то что же это такое?
– Что ж… это будет любопытно, – согласился академик. Говорил он как бы нехотя, все продолжая разглядывать клык с резьбой. – А ведь он был к чему-то прикреплен. Смотрите, на нем даже канавки сделаны.
– К чему же он мог быть прикреплен? – поразился Низовский.
– Ну, например, к носу ладьи или коча… как еще в древности называли челны.
– К носу челна?
Находку доставили на корабль.
Двое суток во льду прокладывался ход к таинственному темному пятну.
Низовский не выходил из пещеры.
Афанасий Васильевич не съезжал больше на берег, сидел в каюте капитана и играл с ним в шахматы; злополучный клык лежал тут же на полу.
Вахтенный помощник капитана постучал в дверь.
– Войдите, – разрешил капитан, поглаживая свою роскошную бороду.
– Катер идет от берега.
– Не вовремя, – заметил капитан.
– Я потому и доложил.
Бросив незаконченную партию, академик вышел на палубу.
Катер подошел к борту. В нем стоял Низовский. Он что-то кричал академику, но разобрать слов было нельзя.
Наконец он поднялся по штормтрапу.
– Афанасий Васильевич! – закричал он, едва его голова поднялась над палубой. – Это оказалась туша…
– Туша кита? – перегнувшись через реллинги, спросил старик.
– Откуда вы знаете?
– Конечно, туша кита, – сказал старик и пошел в каюту доигрывать партию. – Я так и знал, что это туша кита, – говорил академик капитану. – Вам шах… Теперь вашему королю не поздоровится. Думаю, что бот может отправляться в свой дальнейший путь.
– Простите, Афанасий Васильевич, сейчас мой ход, – сказал капитан. – Чем же объясняете появление клыка на острове?
– Китобои. Древние китобои! Очевидно, они украсили клыком нос своего корабля или челна…
– Сдаюсь, – сказал капитан. – Я пойду распоряжусь о снятии с якоря.
Проходя мимо Низовского, капитан погладил бороду, улыбнулся и, не удержавшись, сказал:
– Вот тебе и живой мамонт!
Низовский покраснел.
Сославшись на головную боль, он ушел в свою каюту и заперся в ней. Напрасно капитан стучался к нему. Низовский не открывал. Не вышел он на палубу, даже услышав, что на корабле поднялся шум. Низовский подумал: это бот снимается с якоря, покидая остров Ледяной.
Но на самом деле шум поднялся, когда с острова прибыли на шлюпках матросы и рабочие. Они сообщили, что обнаружили за тушей кита… сруб.
Академик забыл обо всем на свете, даже о существовании своего молодого помощника. Он поспешно спустился в моторный катер и потребовал как можно скорее доставить его в пещеру.
Как это часто бывает с молодыми людьми, Низовский от огорчения уснул.
На рассвете кто-то забарабанил в его дверь. Ничего не понимая, он вскочил с койки и открыл каюту.
– Спите, батенька мой, спите? – угрожающе начал академик.
Низовский юркнул на койку и прикрылся одеялом.
– Не угодно ли полюбоваться, что вы нашли, аспирант Низовский? – все так же угрожающе продолжал Афанасий Васильевич.
Встревоженный Низовский смотрел, как академик торжественно положил ему на одеяло колчан и стрелы.
Низовский протер глаза.
– Сруб обнаружили, – улыбнулся академик. – Понимаете, за китом-то сруб оказался, – словно по секрету сказал Афанасий Васильевич и вдруг громко вскрикнул: – А вот это! Вы только поглядите на это! – Старик, прищурившись, уставился на Низовского. Выждав мгновение, он положил ему на ладонь несколько кусочков металла неровной формы. Словно зубилом вырублены, не правда ли? – допрашивал он. – А? Ну, то-то… Именно вырублены! Потому и рубль называется… Это действительно рубленые монеты!
– Монеты? – вскричал Низовский, соскакивая с койки и подхватывая упавшие было колчан и стрелы. – Монеты? Каких же времен?
– Времен Дмитрия Донского, голубчик! Дмитрия Донского… Куликовская битва, батенька!..
– Да это почище живого мамонта! – взволновался молодой человек.
Узнав эту историю, я не удержался и отправился на бот «Норд».
Я видел и академика Бондарева и Низовского. Они показывали мне чудесные находки, я держал в своих руках древние русские монеты, найденные на арктическом острове.
Академик, поглаживая бороду, говорил серьезно, чуть косясь на своего молодого помощника:
– Александр Львович сделал на острове Ледяном открытие особой важности. Его находки доказывают, что русские много сотен лет назад бывали в Арктике, открыли ее, охотились здесь на китов, вели торговлю, имели что-то вроде факторий. Тут исконная наша земля. – И академик посмотрел в круглый иллюминатор, через который виднелся низкий берег и суровое, свинцовое море. – Поднимать буду через Географическое общество вопрос. Давно пора стирать с арктических карт лишние иностранные имена. Не мало полярных земель и в Антарктике и в Арктике открыты нами, русскими… Это исконные наши места.
Я простился с учеными.
– А как же мамонты? – спросил я тихо Низовского.
– Я все равно буду их искать, – также тихо ответил мне Низовский.
Но старик обладал тонким слухом. Он улыбнулся и сказал:
– Он найдет, непременно найдет. Он специально для этого к вам на «Георгия Седова» перебирается. Хочет проверить, не забрался ли какой шалопай мамонт на Холодную Землю.
Мне было приятно, что знакомство с Низовским не кончается.
Ученые проводили меня до трапа.
Медвежье горе
Во второй половине сентября, в небывало позднее для плавания в Арктике время, «Георгий Седов» поднял якорь и снова вышел на Большую дорогу Северного морского пути. Но вскоре он резко свернул к северу. У него был свой маршрут – к «Земле самой северной», как называл этот архипелаг мой новый знакомый, доктор географических наук Валентин Гаврилович. Он сел к нам на острове Диком вместе с научной экспедицией, которая должна была исследовать архипелаг.