Страница 52 из 57
Во второй половине дня американцы предприняли очередную попытку прорваться к высоте. Длилась атака всего каких-нибудь полчаса, однако смогла многое поведать нам о нашем новом противнике. На этот раз мы увидели, как «ами» бегут по дороге под прикрытием двух грохочущих танков — рев моторов оповестил нас об их приближении задолго до того, как те показались из-за поворота. Пулеметчик на первом танке беспрестанно поливал нас огнем. Впрочем, нечто подобное мы и ожидали. Если враг сумеет без потерь преодолеть мост, мы, на своем голом склоне, вряд ли сможем дать им достойный отпор. Наши пули лишь слегка поцарапают им броню, в то время как они в упор расстреляют нас, как только мы рискнем открыть по ним огонь.
Горная дорога, однако, оказалась крутой, особенно ближе к мосту; земля там промерзла как камень. Неудивительно, что, как только американцы подползли к мосту, первый танк занесло. Он описал поворот и сполз в сторону, подставив тем самым правый бок под прицел наших ребят, которые сидели в засаде на мосту. В следующее мгновение прогрохотал первый выстрел. Повалил дым. Люк башни открылся, и экипаж подбитого танка вылез наружу. Танкисты явно были ранены и попытались укрыться за второй бронемашиной. Путь второму танку перегораживал первый, а ему, в свою очередь, наши солдаты, вооруженные противотанковыми ружьями. В какой-то момент обе стороны замешкались. Затем, неожиданно, люк второго танка открылся и из него выпрыгнул один-единственный человек. В бинокль мне показалось, что это офицер. Невзирая на опасность, какой американец себя подставлял, он поспешил в лощину, где, как в западне, сидел взвод пехоты, помог раненным дойти до танка и погрузил одного за другим на броню. Мы же, не сделав ни единого выстрела, следили, затаив дыхание за этой удивительной спасательной операцией. Затем офицер снова забрался в танк. Бронемашина развернулась и рванула назад. Те из нас, кто стали свидетелями этой сцены, будь то с близкого расстояния или с большого, инстинктивно чувствовали, что открой кто-то из нас огонь, это не сделало бы нам чести на фоне беспримерного мужества безвестного американского офицера-танкиста. (Этим офицером был носивший в ту пору звание подполковника армии США Феликс Л. Спаркс, командир 3-го батальона 157-го пехотного полка, той самой военной части, которая участвовала в бою против батальона автора этой книги. Спаркс был представлен к высокой награде, ордену, однако получил в конечном итоге лишь Серебряную звезду. — Прим. редактора.)
С наступлением ночи мы по-прежнему оставались в незавидном положении. Голод не способствует поднятию боевого духа. Среди солдат уже начался ропот недовольства. Штрикер подбородком указал на дорогу внизу.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, хотя, похоже, уже знал ответ.
— Думаю, неплохо бы взглянуть на танк вблизи. Что скажешь?
— Давай, если хочешь. Даю тебе полчаса. Только смотри, не угоди под пули наших ребят.
И он принялся осторожно спускаться вниз, к подбитому накануне танку.
Назад Штрикер вернулся вовремя, как раз подоспел к раздаче более чем скромных призов — печенья и сигарет, которыми мы разжились у нашего врага.
События последующих двух дней помню смутно. Думаю, причиной тому мороз, голод, недосыпание и постоянно жившая на задворках сознания мысль о том, выберемся ли мы вообще отсюда живыми. Природа, вернее, погодные условия, а также наше собственное физическое и психическое состояние — вот что было нашим врагом номер один, пока мы находились на этом склоне. Погода ухудшилась, сражение же не прекращалось. Американцы не стали предпринимать очередной попытки вырваться из окружения, однако снова и снова то тут, то там возникала перестрелка — значит, кто-то пытался прорваться изнутри или снаружи периметра. Американская артиллерия продолжала вести обстрел наших позиций на горе, а наши минометы без конца обрушивали залпы на вершину. Вскоре снова пошел снег, а когда к нему прибавился ветер, то снегопад превратился в метель, которая полностью заволокла и без того заснеженные горы. Помню, как я стоял в окопчике рядом с нашей огневой точкой — к ногам подступает ледяная вода, вздрагиваю и просыпаюсь от сна, в который сам не заметил, как провалился. Рядом — угрюмые профили Бинга и Штрикера, почти каменные лица под касками, на которые сверху натянуты капюшоны курток. Мы все в снегу.
Никогда не забуду мои тайные мысли в те напряженные минуты. Мысли про то, дано ли нам пережить эту ночь, обещания самому себе, что если все-таки переживу, то никогда в жизни ни на что не пожалуюсь, была бы крыша над головой, теплый очаг и сытый желудок. Я подумал, а не стать ли мне фермером, по крайней мере, еда на столе у меня всегда будет. Скажу честно, раньше подобные мысли меня никогда не посещали.
Американский батальон отступил на пятый день, после того как наш полк перешел в наступление. В тот день противник предпринял последнюю попытку прорваться на наши позиции, однако безуспешно, и понес большие потери. В тот день попытки прорвать нашу линию обороны извне уже прекратились. Американцы сдались во второй половине дня, ближе к вечеру, по просьбе нашего командующего полком и нашего батальонного, которые возглавляли бой у вершины. Вражеские потери были ужасны. Из первоначальных пяти рот, лишь примерно 450 человек сдались в плен, да и то только потому, что были ранены. Они отошли от своих позиций ближе к нашему тыловому эшелону с тем, чтобы, к нашему великому сожалению, лишить нас возможности лучше рассмотреть нашего галантного противника. Уверен, наши товарищи на той стороне горы выстроились в шеренги, образовав нечто вроде почетного караула, когда между ними проходила колонна пленных американцев. Их офицеры, два с половиной десятка человек, получили приглашения в наш полковой штаб, где им были возданы соответствующие почести. Немцы действительно именно так обращались с пленными американцами. После бесед примерно со ста участниками тех боев (главным образом американцами) было установлено, что подполковник армии США в отставке Хью Фостер оставил документальные свидетельства о необычных обстоятельствах сдачи в плен американских солдат и офицеров и поведения и начальства 11-го горно-пехотного полка войск СС при капитуляции. Немцы не только поздравили ошеломленных вражеских солдат, отметив их мужество, но и действительно устроили для них нечто вроде почетного строя и поделились едой. Позднее американские офицеры отдельно высоко отметили поведение Герхарда Франца, командующего 256-й фолькс-гренадерской дивизией, которой временно была придана военная часть автора этой книги. Многие пленные разных званий удостоились похвалы этого старшего офицера, стоявшего в своем штабном автомобиле, когда их отправили в тыл в качестве военнопленных. (Вышеописанный бой подробно описан в выходящей в издательстве «Aberjona Press» книге полковника Фостера.) Если верить слухам, все они получили по жестянке какао — щедрый жест со стороны нашего командира, хотя не скажу, что наши солдаты были этому рады, потому что продовольствия не хватало нам самим.
Днем мы получили возможность ближе приглядеться друг к другу. Первым делом мы рассмеялись, глядя на пятидневную щетину, которой успели зарасти наши бледные, осунувшиеся лица. Лично мне было больно видеть моих товарищей такими изможденными. Сколько это еще протянется, спрашивал я себя? Возвращаясь, мы пошли напрямую через гребень горы. Мы шагали по самой середине поля боя, вокруг нас среди деревьев лежали мертвые тела — большинство поодиночке, другие уложенные ровными рядами теми, кому повезло остаться в живых. Даже под снегом было нетрудно различить эти штабеля бездыханных человеческих тел.
Штаб батальона располагался за последним поворотом дороги, что вела на север. Мы прошли мимо загона для мулов, устроенного посреди елового леска. И пока мы шагали мимо, погонщики смотрели на нас так, словно мы восстали из мертвых. По их словам, в тылу наши потери были гораздо меньше потерь противника, но лишь в сравнении с ними. К величайшему моему облегчению, я нашел Генриха живым и здоровым. А вот его напарник по огневой точке погиб, получив пулю в шею, когда благодаря мужеству их пулеметного расчета американцы были вынуждены остановиться буквально в тридцати метрах от наших окопов. Шальная эта пуля разорвала ему сонную артерию, и он тотчас умер. Погиб также один из южных тирольцев. Более того, я узнал, что убит еще один командир взвода из 12-й роты. Днем врач осмотрел мои ноги. Мне крупно повезло, сказал он, я отморозил себе лишь два пальца.