Серийные преступления

Прошло так месяца полтора и стал приближаться новый год. Агенты мне пишут:

„Как нам быть, господин начальник? К новому году торговые патенты должны быть обменены и, по установившемуся обычаю, принято, при получении нового, — передать младшему помощнику начальника уезда конверт с 10 — 15 рублями, принося ему вместе с тем новогодние поздравления“.

Я ответил: „Передайте конверт и поздравляйте“. Они так и сделали. Один из агентов отправился в нужный день к начальству и, получив новый патент и передав красненькую, поздравил его с новым годом. Он был высокомилостиво принят начальством и все обошлось гладко.

Между тем, поджоги продолжались. Я нервничал и торопил моих „купцов“.

Наконец, в начале февраля, они доносят, что имеют сильное подозрение против ряда лиц, посещающих их лавку. Во главе этой дружной и вечно пьяной компании, состоящей из кузнеца и двух сыновей сторожа кирхи, стоит некий Залит — местный брандмейстер, он же и фотограф. Подозрения свои агенты строят, во-первых, на том, что все эти люди, особенно сыновья сторожа, были по общему отзыву доселе бедняками. Между тем, за последние месяцы они швыряют деньгами и целыми днями торчат в пивной, выпивая бесконечное количество пива. Во-вторых, был такого рода случай: пьяный кузнец как-то проговорился и предсказал на ночь пожар, намекнув при этом и на обреченный дом. Предсказание в точности сбылось и дом сгорел. Агенты тут же сообщали подробные адреса этих четырех заподозренных лиц.

Получив столь серьезные сведения, я опять в обществе прокурора, милейшего А. Н. Гессе, выехал в Мариенбург, захватив с собой несколько своих людей.

На место мы прибыли к вечеру и, дождавшись ночи, вышли из своего вагона и, разбившись на три группы, одновременно нагрянули с обысками к брандмейстеру, кузнецу и сыновьям сторожа. Победа оказалась полной.

Как у Залита, так и его сообщников, мы обнаружили значительные суммы денег, о происхождении которых они не могли дать объяснений. У каждого из них мы нашли восковые конверты с пороховым шнуром, по нескольку десятков аршин трута, большие запасы керосина и так далее.

Все они, конечно, арестованы и препровождены в Ригу. Я лично присутствовал на громком процессе этих поджигателей, имевшим место в Риге, причем у меня с защитником обвиняемых, известным петроградским адвокатом Г., произошел довольно странный конфликт. В качестве свидетеля я рассказал подробно и откровенно суду о дивном трюке, к которому мне пришлось прибегнуть для поимки виновных. На обычное предложение председателя суда, обращенное сначала к прокурору, а затем и к защитнику:

— Не имеете ли предложить вопросы свидетелю?

Прокурор ответил отрицательно, а присяжный поверенный Г., с запальчивостью:

— О, да!.. Имею!.. — после чего, повернувшись ко мне, наглым ироническим тоном спросил:

— Расскажите, любопытный свидетель, какими еще происками занимались вы в Мариенбурге?

Я обратился к председателю:

— Господин председатель, я покорнейше прошу вас оградить меня от выпадов этого развязного господина!

Председатель принял мою сторону и заявил Г.:

— Господин защитник! Призываю вас к порядку и прошу задавать вопросы свидетелю через меня и в более приличной форме!

Г. возразил:

— Я требую занесения слов свидетеля, обращенных ко мне, в протокол.

Я потребовал того же.

— Не имеете ли еще вопросов? — спросил председатель адвоката Г.

— Нет, не имею.

На атом инцидент был исчерпан.

Брандмейстера Залита приговорили к восьми годам каторжных работ. Его сообщники отделались, кажется, меньшими сроками.

По окончании дела я, в присутствии моего агента, вызвал к себе помощника начальника уезда.

— Послушайте, а красненькую-то отдать нужно! Деньги ведь казенные.

Он, сильно смущаясь, ответил:

— Слушаюсь, господин начальник! — и торопливо полез в бумажник. Вспотевший, красный, как рак, он долго упрашивал меня не докладывать губернатору об его зазорном поступке и я, на радостях, каюсь: махнул на него рукой».

(А. Ф. Кошко. Уголовный мир царской России. Новосибирск, 1991)

«Князь Одоевский»

А. Ф. Кошко рассказывает в своей книге «Уголовный мир царской России» о деле одного афериста, бывшего актера Михайлова.

«Как-то в приемные часы ко мне в кабинет явился неизвестный чиновник. Вошел он в форменном сюртуке, при шпаге и в белых нитяных перчатках. Это был малый лет тридцати, некрасивый, с удивительно глупым выражением лица.

— Честь имею представиться вашему превосходительству — губернский секретарь Панов, — отрекомендовался он.

— Присаживайтесь. Что вам угодно? — Я явился к вашему превосходительству по личному делу. Я стал жертвой мошенничества и пришел просить вашей защиты.

— Расскажите, в чем дело?

Панов скромно откашлялся в перчатку и сказал:

— Конечно, я сам виноват в том, что произошло со мною, я проявил излишнюю доверчивость, но все же обидно ни за что, ни про что потерять восемьсот рублей.

— Нельзя ли ближе к делу, мне время дорого?

— Да, конечно! — сконфузился Панов. — Но не легко мне приступить к объяснению, так как, в сущности, это целая исповедь.

— Ну, что ж, исповедайтесь, не стесняйтесь! Панов оттянул пальцем туго накрахмаленный воротник, мотнул головой и принялся рассказывать:

— Видите ли, ваше превосходительство, по природе своей я человек крайне честолюбивый и должен сознаться, что всякому чину, ордену и классу должности придаю большое значение. Сам я из простой семьи, но окончил гимназию и с помощью добрых людей пристроился чиновником в Департамент Герольдии. Служу я там шестой год, получаю сто рублей в месяц. Первое время был доволен, а затем затосковал. Вижу, что ходу мне не дают, так как и протекции у меня нет, да и сослуживцы универсанты обгоняют. Хоть жалованье мое и небольшое, но родительское наследство помогает мне существовать безбедно.

И вот, видя, что карьеры мне в Сенате не сделать, я стал громко сетовать на судьбу. Тут один из моих приятелей мне и посоветовал: „Дай, — говорит, — объявление в газетах, что ты готов, дескать, уплатить тысячу рублей тому, кто предоставить место на 200 р. в месяц чиновнику с пятилетним служебным стажем и неопороченным формуляром“.

Идея мне показалась хорошей. „И правда, — подумал я, — дай-ка попробую“. И попробовал.

Вскоре получаю приглашение явиться в Европейскую гостиницу в № 27, для переговоров по делу об объявлении. Обрадовался я и полетел на Михайловскую, захватив тысячу рублей. Вхожу в эту шикарную гостиницу, поднимаюсь в третий этаж и робко стучу в 27-й номер. „Войдите!“ — ответил мне зычный, важный голос. Я вошел в небольшую прихожую, а затем в богато обставленную комнату, вроде кабинета. За письменным столом сидел господин лет пятидесяти, на вид — совершенный сановник. Он любезно привстал, протянул мне руку и промолвил: „Князь Одоевский. Я пригласил вас согласно вашему газетному объявлению. Скажите, что заставляет вас искать места на двести рублей: материальная зависимость или иные, быть может, побуждения?“

— Нет, ваше сиятельство, — пролепетал я, — материально я независим, но, сознаюсь вам откровенно, что червь честолюбия меня усиленно точит.

— Я так и думал, — сказал он мне. — Ну, что же, честолюбие в меру — черта скорее симпатичная и во всяком случае — естественная в молодом человеке. Я могу помочь вам, у меня большие связи. Но должен вам заметить, что вы несколько наивны. Помилуйте, вы предлагаете тысячу рублей за двухсотрублевое место! Что же, вы хотите не только широко шагнуть по иерархической лестнице, но желаете менее чем в год окупить и все понесенные расходы? Нет, молодой человек, так дела не делаются! Не менее двух тысяч рублей — иначе нам и говорить не о чем!

— Что же, я заплачу и две, если место хорошее.

— А вы, собственно, чего бы хотели? — спросил он более мягким тоном.

— Я, право, не знаю, ваше сиятельство, может быть, вы посоветуете?

— Да кто вы такой и где служите?