Страница 55 из 58
В вечерних сумерках подъезжаем к 35-й береговой батарее.
Мы вернемся!
Оставленный советскими войсками Севастополь, разрушенный и сожженный вражескими бомбами, по-прежнему наводит страх на гитлеровцев. Отдельные их отряды зашли было в город и тотчас его покинули. Захватчики боятся Севастополя, развороченный асфальт его улиц жжет им ноги, а в каждом оконном проеме гитлеровцам мерещится дуло автомата. Они не осмеливаются жить в этом страшном для них городе, пока хоть один советский [226] солдат или матрос остается на крымской земле. Вот почему фашисты так остервенело атакуют наши части, стиснутые на Херсонесском мысу.
Район этот очень неудобен для эвакуации. Большие корабли не могут подойти к берегу из-за мелей и подводных скал. Использовать мелкие плавсредства — катера, шлюпки — тоже трудно: завидя их, немцы бьют по ним в упор и немедленно топят. Поэтому корабли стоят на рейде, и люди до них добираются вплавь. У западной, наиболее защищенной от вражеского огня части мыса наспех сооружен маленький причал. К нему могут по одному подходить небольшие катера. Здесь производится погрузка только раненых, женщин и детей.
Официально эвакуация объявлена 30 июня. Но вообще-то она началась раньше. На протяжении всей второй половины июня из Севастополя ежедневно вывозились на Большую землю сотни, и тысячи людей — раненые и больные воины, гражданское население. Эвакуация осуществлялась на транспортах, крейсерах, лидере, миноносцах, катерах, подводных лодках, самолетах. И все-таки сейчас на Херсонесском мысу оставались тысячи людей, которых надо было вывезти.
Задача трудная. Весь район простреливается артиллерией противника, подвергается ударам с воздуха. Но паники нет и в помине. Поддерживается крепкая дисциплина, погрузка на корабли проводится, несмотря на невероятные трудности, организованно, по плану.
Главное, что необходимо для успеха эвакуации, — это сдержать натиск врага. С этой целью выделяются части прикрытия. Командует ими генерал-майор Новиков, командир первого сектора обороны. Их поддерживает своими двенадцатидюймовыми орудиями 35-я батарея. Величайшая самоотверженность требуется от бойцов и командиров, сражающихся в частях прикрытия. От их стойкости зависит судьба тысяч людей. Сами же они оставят берег последними, если останутся к тому времени в живых и если корабли смогут подойти и взять их.
В состав войск прикрытия вместе с частями первого сектора входят остатки нашей бригады — полтораста моряков и две пушки с несколькими десятками снарядов, столь же малочисленные подразделения 8-й бригады полковника Горпищенко, 79-й бригады полковника Потапова, 388-й стрелковой дивизии полковника Кутельникова. Они [227] находятся в беспрерывных боях. Подходят к концу патроны и гранаты. Основным оружием становится штык. Временами в грохот вражеской канонады вплетается могучее «ура» красноармейцев и краснофлотцев. Геройскими контратаками они не только сковывают врага, но местами и далеко отбрасывают его. Это кажется чудом, но севастопольцы давно привыкли к подобным чудесам.
В ночь на 2 июля к роте старшего лейтенанта Иванова, обороняющейся на восточном берегу Казачьей бухты, присоединяется группа минометчиков во главе с командиром минометного дивизиона лейтенантом Б. А. Волошановичем. Они больше суток пробивались к Херсонесу по территории, занятой противником. Мины все были израсходованы. Моряки уничтожили ставшие бесполезными минометы и остались только с ручным оружием. Выйдя из вражеского кольца, они постарались разыскать позиции своей бригады и тут же вступили в бой.
Здесь же оказался и старший лейтенант Л. В. Гаев, офицер нашего штаба. Энергичный, находчивый, он собрал под свое командование до трех десятков автомашин, которые стали обслуживать все подразделения прикрытия, обеспечивая их маневренность.
На самых ответственных участках наши матросы видели рослого грузина с черными усиками. Ной Адамия, искуснейший снайпер бригады, остался верен себе. Винтовка его бьет без промаха.
Бойцы бригады вместе с другими воинами генерала Новикова сражались до конца и честно выполнили свой долг. Они сдерживали врага, пока шла эвакуация.
Мысленно окидываю путь, пройденный нашей бригадой. В качестве подвижного заслона на крымских дорогах она получила первое боевое крещение восемь месяцев назад. В качестве последнего заслона, грудью прикрывая боевых друзей, она и заканчивает существование...
Мне не довелось пробыть с ней до конца. Внезапно получаю приказание явиться к адмиралу Кулакову. В бесконечных коридорах 35-й батареи, заполненных ожидающими эвакуации людьми, с трудом разыскиваю члена Военного совета флота. Стою перед ним грязный, запыленный, с забинтованной головой, с автоматом на груди. Николай Михайлович с грустной улыбкой оглядел меня. [228]
— Ну, автоматчик, отстрелялся. Иди теперь на подводную лодку.
Не сразу доходит до меня смысл его слой. А когда понял, пытаюсь возразить:
— Не могу. Моя бригада еще воюет.
Кулаков хлопнул ладонью о стол:
— Мы с тобой люди военные. Приказ для нас — закон. Приказано тебе на подводную лодку — иди.
Он достает из ящика стола пачку печенья и сует мне в руку:
— Возьми на дорогу. Больше нечем угостить. Мы теперь ничего не имеем: ни продовольствия, ни воды, ни патронов. В диске твоего автомата еще есть патроны? Отдай какому-нибудь бойцу. На лодке тебе оружие не понадобится.
Адмирал легонько подталкивает меня в спину.
— А теперь ступай. Катер вот-вот отвалит.
Поздней ночью катер отходит от причала. Стрельба несколько стихла. Неподалеку с аэродрома доносится гудение моторов. Улетают самолеты. Возможно, последние. До отказа нагруженные людьми, они взлетают с поля, изрытого воронками. Чтобы взять побольше пассажиров, летчики слили лишний бензин. Горючего взяли в обрез, лишь бы дотянуть до Новороссийска.
Все дальше в море уходит катер. Мы с Ищенко стоим в толпе других пассажиров и не можем оторвать глаз от удаляющегося берега. Над Херсонесским мысом сверкают зарницы залпов вражеских батарей. А левее, на севере, полыхает огненное зарево. Горит Севастополь. Слезы навертываются на глаза. Думали ли мы когда-нибудь, что придется оставить этот город, с которым срослись сердцем? Прощаемся с ним, а губы невольно шепчут одно:
— Мы вернемся! Обязательно вернемся!
Подводная лодка Л-23 дожидается нас на рейде. Матросы помогают сойти на узкую, скользкую от воды палубу. Один за другим втискиваемся в круглый люк. В слабо освещенных отсеках невероятно тесно. Люди размещаются где только можно. Более ста пассажиров приняла лодка. Сидим плечо к плечу на стальном настиле, не имея возможности даже вытянуть затекшие ноги.
Оглядываюсь. Знакомые лица. Здесь секретарь городского комитета партии Борис Алексеевич Борисов, которого [229] знают все защитники Севастополя. Он много раз бывал в нашей бригаде, ходил по переднему краю, беседуя с матросами. В прошлом военный моряк, Борисов не расстается с флотской формой. На нем и сейчас темно-синий китель, на забинтованной голове флотская фуражка с потускневшей золотой эмблемой. Рядом с ним председатель горисполкома Василий Петрович Ефремов и секретарь горкома партии Антонина Алексеевна Сарина, мужественная, бесстрашная женщина, остававшаяся на своем посту до последних дней обороны города. Вижу известных севастопольских командиров: контр-адмирала Владимира Георгиевича Фадеева, полковника Александра Григорьевича Капитохина, капитана 1 ранга Андрея Григорьевича Васильева. В носовом отсеке, скорчившись, забившись за торпедные аппараты, спит совершенно измотавшийся в эти дни корреспондент «Красного Флота» лейтенант Николай Николаевич Ланин.
Над головой хлопнули клапаны вентиляции, с шумом врывается вода в балластные цистерны. Лодка погружается. В корме тихо, монотонно воют электромоторы и шелестят, рассекая воду, винты.
Чем дольше, тем труднее становится дышать. Расстегиваем воротники гимнастерок, снимаем пояса, но облегчения не чувствуем. Матросы любезно предлагают нам по кружке кислого сухого вина и по два сухаря. Мы хоть голодны, но есть не можем. Одолевает какая-то невыразимая тоска.