Страница 5 из 10
- Да, снимала, - вернулась я в реальность, - никто меня не нанимал, это было нечто вроде порыва – я могу, так почему не показать общественности то, как осуществляется защита граждан от них самих? К тому же, разве это преступление – в двадцать первом веке-то? В день очевидцы снимают сотни любительских видео – из квартир, крыш, ближайших магазинов. И на каждом из них – правда, Стас. Знаешь выражение: «всех не перевешать»? Люди обязательно поймут кто и в чем виноват. Может не сегодня и не завтра, но поймут, - я снова села на стул, потерла руками виски, и почувствовала, как устала.
Моральное напряжение последних дней истощило все силы.
Нет разницы, где снимать убийства – за границей или в собственной стране. Это всегда больно и страшно. Я и успела забыть - насколько.
- Значит, заказчика нет? Замечательно. Даже если я вот так спрошу? – Стас вышел из-за стола, обошел его и остановился напротив.
Чтоб посмотреть ему в глаза пришлось высоко поднять голову. Он достал из-за спины пистолет, и дуло уткнулось мне в грудь.
Стоит ли говорить о том, что сердце пропустило удар, а по спине скатилась струйка холодного пота…
Все это уже было со мной когда-то. Да, определенно.
Время замедлилось, и вдруг, как в калейдоскопе, перед глазами замелькали картинки из прошлого. Воспоминания вперемешку с эмоциями нахлынули жаркой волной. На спине холодными каплями выступила испарина – обильнее прежнего.
Две тысячи десятый год. Афганистан. Жарко, я прячусь от повстанцев за ржавым сараем. Они не должны увидеть меня, не должны забрать камеру. Эти фотографии обязаны появиться.
Пот стекает по спине, застилает глаза. В руках тяжелый фотоаппарат, во рту сухо как в пустыне. До ужаса хочется пить.
Сердце бьется в горле после долгого бега. Вокруг шумно – стреляют очередями.
Вот из-за угла появляется смуглый мужчина. Он что-то быстро говорит в рацию, но от волнения я не понимаю ни слова. Пытаюсь отползти дальше – в уголок потемнее, и тут, во внезапно наступившей тишине под ботинком хрустит камень. Закусываю губу от страха. Нет, не смотри, не смотри, прошу. Не слыша моей немой, отчаянной мольбы, мужчина оборачивается на звук. Заметив меня, резко замолкает, а потом отчетливо цокает языком и тянет руку за короткоствольным автоматом.
Открываю рот, шевелю онемевшими губами и заговариваю по-английски, так как совсем не имею произношения понятного ему наречия, пытаюсь сказать, что я мирный гражданин, что журналист, но он не слушает. Нажимает какую-то кнопку на оружии, вскидывает ствол, и почти не целясь, стреляет.
Ударяюсь головой о стенку сарая, чувствую, как немеют ноги, но боли нет. Я даже не понимаю, куда он попал. Сознание застилает темнотой и отчего-то хочется громко смеяться. А потом я засыпаю. Крепко.
Моргнула, и наваждение прошло. Минуты вновь потекли размеренно. Присмотрелась к глазам Стаса. В них было так темно. Точно так же как в глазах выстрелившего в меня пуштуна.
Равнодушие накатывает на меня апатичной волной. Я перестаю трястись – и сейчас не боюсь. Как не боится смерти тот, кому нечего терять.
- Даже так, Стас, - пожимаю плечами.
Он все еще держит руку вытянутой. Дуло беспристрастно смотрит в грудь. Скоро рука устанет, дернется. И тогда… И тогда он либо выстрелит, либо опустит пистолет.
- Тяжело стрелять в упор? Я могу отвернуться, - опускаю глаза на миг, а потом снова смотрю на него.
Этого мужчину не прочитать. Лицо спокойное, на нем не дергается ни один мускул. В глазах пусто.
Я бы многое отдала, чтоб посмотреть на него в бытовой обстановке – какой он когда просто разговаривает с друзьями? Или с женой… И есть ли у него жена?
На этой мысли я усмехнулась.
О чем думает женщина под дулом пистолета? О том, какой он – ее палач.
Господи, мне пора лечиться. В двадцать шесть лет оказаться сумасшедшей…
Сидеть под прицелом было неуютно – в животе свернулся тугой комок, в горле пересохло. Это определенно стресс, но я, как могла, старалась скрыть страх.
Медленно встала, не отрывая глаз от лидера Верных. Они у него были бездонными черными колодцами. Пустыми-пустыми. Сам не шелохнулся, только рука переместилась выше – вслед за мной. Я вдохнула поглубже, отвернулась от мужчины с пистолетом, став спиной, опустила руки вдоль тела. Зажмурилась.
Выстрелит?
Что ты делаешь – кричал разум. Нельзя провоцировать удачу – однажды тебе уже довелось выжить, и сегодня может не повезти… но я упрямая и немного чокнутая, поэтому продолжала стоять под прицелом и ждать.
Прошла минута, может быть две. Ничего не происходило. И когда я уже собиралась обернуться и прямо спросить – какого черта он медлит, а также зло бросить, что ожидание страшнее пыток, как воздух за спиной дернулся, защекотал шею. Вдоль позвоночника побежали мурашки. Сильные руки обхватили меня поперек живота и прижали спиной к твердому телу.
- Смелая, - прошептал Стас мне в висок. – Люблю смелых.
Пульс грохотом отозвался в висках. В кровь хлынул адреналин пополам с эндорфином.
Получилось. Поверил, отступил. Удача пока еще со мной.
Перемена в настроении Стаса ощутилась каждым нервом, каждой клеткой. Он больше не был раздражен и больше не задавал вопросов. Не знаю - обрадовало это меня или напугало…
Он был так близко. Я чувствовала спиной его тепло, едва уловимый запах свежего парфюма будоражил рецепторы. Мой пульс участился, а спустя секунду уловила его желание – почувствовала даже, и невольно заерзала, потерлась…
И это все – дикое напряжение между нами, реальность на грани фантастики, так мгновенно распалило меня, что я едва не застонала. Мне вдруг остро захотелось почувствовать – какой он, этот жестокий мужчина. Какой на вкус, на ощупь. В низу живота разлился жар от предвкушения, от самой мысли, что сейчас – я в руках совершенно незнакомого, опасного человека, и он – может все.
Задышав чаще, я прикрыла глаза и отдалась ощущениям.
Стас проскользил одной рукой по груди, другой продолжая крепко прижимать к себе. Задержался пальцами на соске, потом поднялся выше – к горлу, погладил скулы, коснулся губ, и они раскрылись. Я лизнула его палец, а Стас порывисто втянул в себя воздух. Не громко, но я услышала.
Обернулась к нему, заглянула в дикие, совершенно черные, сумасшедшие глаза, а потом поцеловала.
Странно целовать врага. На губах появился привкус чужака – незнакомый, почти пугающий, но в то же время его губы казались мягкими, сладкими, а язык настойчивым, терпким.
Стас быстро задрал мне платье, влажно поцеловал в шею, от чего я выгнулась навстречу. Потом он сдвинул в сторону трусики, погладил, прошептал кое-что в высшей степени неприличное, отстранился на миг, приподнял меня за бедра, заставляя обхватить его ногами, а потом одним сильным движением вошел в меня.
Это было грубо, в какой-то степени первобытно, но у меня почему-то подогнулись колени. Поддерживая под спиной, он принялся двигаться. Я закрыла глаза, обняла его за шею, изо всех сил стараясь не стонать. Мысли путались. Какая-то часть меня кричала – очнись! Другая хотела зарыться руками в его волосы, целовать сильнее и чаще, двигаться на встречу порывистее. Стас снова впился губами мне в шею, и от этого властного поцелуя я почти закричала. Он обернулся, перенес меня к столу, уложил на него, и, не отрывая взгляда, задвигался глубже. Мне хотелось кричать и грязно ругаться, но я только стискивала зубы.
Он стянул платье с плеч, принялся гладить грудь, мягко провел ладонью по розоватому шраму у ключиц. Закусила губу, но стон прорвался.
- Кричи, сладкая, - до одури хрипло, властно сказал Стас.
И я закричала. Потому что больше не могла терпеть.
Черт возьми, он двигался так непередаваемо быстро, входил так глубоко, доставал какие-то мифические точки, и это было ново, остро. Дико. Я почти сорвала голос, а он смотрела на меня своими порочными, глубокими очами и я видела в них свое отражение. В его темных, как омуты, глазах пылал настоящий огонь, а лицо казалось до странного бледным.