Страница 19 из 121
Вот почему ни в чем не убедила его и Анина справка из университета. Гвоздев нашел формальный предлог: пропущены все сроки, – и отказал ей.
– Я ни за что не уеду в Москву! – сказала Аня, вытирая слезы, когда они с Андреем шли из института.
– Зачем же в Москву? – спросил Андрей. – Ведь мы же… подали заявление в загс.
– А общежитие?.. Ты ведь сам сказал, что у брата не будем жить… Вот придется теперь ждать! – со слезами в голосе говорила Аня. – Но я все равно не уеду, буду около тебя. Расскажи мне, какие еще институты есть у вас в Светлорецке?
– У нас больше нет институтов… ни одного.
Аня опять заплакала.
Андрей не знал, что делать, смутился. Он не переносил женских слез. Он хотел остановить ее хоть чем-нибудь, хоть на минуту:
– Слушай, Аня… ну не плачь… знаешь… я ведь пишу стихи.
– Стихи? – удивилась Аня и посмотрела на него украдкой.
– И у меня есть стихи… Понимаешь… они мне очень теперь помогают…
– Разве ты поэт?
– Послушай, но это не те, что я написал у Илизарова. Это – в поезде.
– Вот как? – Аня робко улыбнулась. – Как ты сказал? Будь отчаянья сильнее… Здорово! Ну хорошо, буду, – тряхнула она волосами и стала вытирать слезы. – А техникумы здесь есть?
– Есть! – обрадовался Андрей. – Лесной. Жаль, это никакого отношения не имеет к Арктическому месту. И есть медицинский…
– Медицинский? – оживилась Аня. – А помнишь корабельный госпиталь? Я тогда себе слово дала, что если… ну, понимаешь… если… то я на всю жизнь пойду в медицину.
– Так ведь я же… Ну, выздоровел…
– Раз меня не пускают в технический мир – пойду в медицинский! Жаль, у вас здесь нет консерватории!
И они поцеловались прямо на улице…
Проходившая старушка покачала головой, мальчишка свистнул с забора, а проезжавший шофер засигналил.
Глава шестая. Доклад
Консерватории в Светлорецке не было, но Дворец культуры был. И каждое утро Андрей слушал там игру Ани на рояле. И полюбился ему этюд Скрябина (Соч. 2 э 1), который Аня играла особенно проникновенно.
В медицинский техникум она все же поступила и стала все дни просиживать за книгами и тетрадками. И каждый вечер Андрей приходил к Денисюкам, чтобы видеться с Аней. Дениска был рад старому другу.
Огромный, мускулистый, с квадратным лицом и пробивающимися усами, Денис окончил ПТУ и работал на заводе водопроводчиком. Он увлекался тяжелой атлетикой и астрономией.
– Да я ж тебе дам глянуть в мою подзорную трубу-телескоп! Сам сварганил. Марс побачишь.
– Неужели и каналы видно? – интересовалась Аня.
– Да ни, каналов не видать. А звездочка горит добре.
Андрей не интересовался астрономией, он весь была своем проекте, но Аня увлеклась Денисовой трубой, и Андрей даже ревновал Аню если не к Денису – это было бы смешно, – то к его трубе.
Однажды Андрей принес письмо от Сурена.
– От Сурена? – заволновалась Аня. – Где же он?
– Адрес странный – город не указан… он ведь на такой работе… – объяснил Андрей.
Аня понимающе кивнула.
– Поздравляет с поступлением в институт, велит стать инженером. И напоминает про общество «Мосты вместо бомб». Помнишь?
– Ну конечно, помню, Андрюшка – всплеснула руками Аня. – Что же мы с тобой думаем? Надо же собирать друзей проекта!
– Верно, – согласился Андрей. – Я прочитаю доклад в студенческом кружке в институте.
– А я? А Денис? Нужен городской доклад.
Так и порешили. Молодым ведь все кажется просто.
Светлорецкий индустриальный институт помещался в старинном демидовском доме с толстыми, как в монастырях, стенами и в новом, пристроенном к нему, корпусе со светлыми, широкими окнами и стенами в полтора кирпича.
Зимой в новом здании было отчаянно холодно, а в старом жарко. Поэтому в перерыве между лекциями студенты бежали из нового здания в старое погреться, а из старого в новое покурить и хоть немного прийти в себя после «бани».
Едва раздавался звонок – и два потока людей устремлялись навстречу друг другу, сталкиваясь в коридорах, устраивая веселую толчею, в которой каждый студент со смехом пробивался в своем направлении.
Это стало институтской традицией. И даже в сентябре, когда еще не начинали топить и в обоих зданиях была одинаковая температура, студенты в перерыве все равно устраивали свою обязательную толчею.
Но даже старшекурсники и преподаватели не припоминали такой давки в коридорах института, как после доклада Корнева о постройке моста в Америку через Северный полюс.
Между скептиками и энтузиастами разгорелся жаркий спор, который иногда напоминал потасовку.
– Четыре тысячи километров! Гигантомания какая-то! Нефтепровод такой не уложить, а здесь…
– А трубу в один километр можно построить?
– Ну, можно…
– Помножь на четыре тысячи. Возьми в помощь счетную линейку.
– Э, брат!
– Что «э»?
– А что вы думаете, Никандр Васильевич?
– Что ж, человек значительно раньше начал мечтать о полете, чем полетел…
– Но ведь это не просто мечта… он подсчитал!
– Николай! Не шуми! Имей в виду, английский язык будешь сдавать не в девятой аудитории, а на Клондайке, в салуне Кривого Джима. Только не рассчитывай в поезде повторить – не успеешь! Скорость слишком велика.
– А что ты думаешь? Какие станции строим? Каналы через пустыню прорываем? А трубу утопить не сумеем?
– Вот именно – утопить! А ты представляешь, как ее спустить?..
– С якорями он здорово придумал! Получается цепной мост, подвешенный ко дну, перевернутый вниз головой…
– Вот насчет «вниз головой» – это верно. Только так и можно такое выдумать!
– А ты выдумаешь? Ты и задания-то у других списываешь.
– Полегче!
– Ты сам не толкайся!
– Товарищи, дайте пройти профессору Гвоздеву.
– Семен Гаврилович! А как вы на это смотрите?
– Простите, товарищи, спешу, спешу. О вас же надо заботиться. А доклада не слышал, ничего сказать не могу. Простите, дайте пройти…
После перерыва первым в прениях выступил инженер завода Милевский.
Студенческая аудитория была накалена. На доклад, оказывается, даже с завода пришли!
Лев Янович, сытый, солидный, некоторое время постоял на кафедре, как бы давая всем на себя посмотреть, потом начал проникновенным голосом:
– Дорогие товарищи, коллеги, друзья! Я не хочу касаться проблемы международных отношений. Мне кажется, что найдутся более компетентные товарищи, партийные или из комсомола, которые дадут всему докладу надлежащую оценку. Я коснусь только технической стороны. Однажды кто-то предложил вздорную идею просверлить земной шар насквозь, проложить туннель-скважину к антиподам, к американцам, скажем, из Светлорецка куда-нибудь в Сиэтль. По мысли шутника или безумца, вагон должен был, все ускоряя движение, падать до центра земли, а потом взлетать до ее поверхности в силу инерции, плавно теряя скорость. Любопытнейший проектик!
– Никто тут такого проекта не предлагает. Ближе к делу! – крикнул кто-то из толпы около дверей.
Милевский поморщился:
– Думаю, что проект моста через Северный полюс принадлежит к числу подобных же гримас мозга.
Аудитория зашумела:
– Доказательства! Опровергайте по существу!
– С технической точки зрения, – громко начал Милевский, – проект Арктического моста не выдерживает никакой критики. Нарисовать перевернутый цепной мост, может быть, красиво или забавно, но другое дело – опустить на дно восемь тысяч якорей на стальных тросах, что практически сделать невозможно. Напомню, что глубины там достигают пяти и более тысяч метров! А сама труба? Советским людям с немалым трудом удалось в свое время высадить героев-полярников на дрейфующие ледяные поля Северного полюса. А здесь нам придется пройти всю трассу по льдам, взрывать их, спускать в полыньи трубы… А как доставить их на Северный полюс? Автор проекта рассуждал тут о пятнадцати миллионах тонн металла. Да ведь это же немалая доля годовой продукции всей советской металлургии. Значат, все закрыть, все остановить чуть ли не на год и отдать металл для потопления в Ледовитом океане?