Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

Цвет, связанный с горением

Значение 'цвет, связанный с горением — цвет огня или поверхностей, освещенных огнем, вещества, охваченного огнем или раскаленного, цвет ожога, а также цвет молнии' реализуется у Цветаевой употреблением слов красный, малиновый, пурпуровый, пурпурный, алый, червонный, золотой, а также многочисленными метафорами и перифразами типа зажглась, горит, пожар, костер, факел, петух, коралл. Слова собственно цветовой номинации представлены в таких контекстах:

1) Не красный пожар лесной (И., 337); 2) На красных факелов жгуты (И., 437); 3) С красной молнией и громом (И., 432); 4) Железом ты в меня впился, Как огневая полоса Под красными щипцами — След твоих рук — на память! (И., 382); 5) И, все уже отдав, сей черный столб Я не отдам — за красный нимб Руана! (С., 139); 6) Огнепоклонник! Не поклонюсь! В черных пустотах твоих красных Стройную мощь выкрутив в жгут — Мой это бьет — красный лоскут! (И., 180); 7) Красною кистью Рябина зажглась (И., 83); 8) Хворост — сер. Хочешь — ал? Вместо хворосту — коралл (И., 536); 9) А вон за тою дверцей, Куда народ валит, — Там Иверское сердце, Червонное, горит (И., 83); 10) Под смуглыми веками — Пожар златокрылый (И., 186); 11) Нагота ищет покрова, Оттого так часто горят Чердаки — часто и споро — Час, да наш в красном плаще! (И., 551); 12) Грязь явственно сожжена! Дом — красная бузина! Честь царственно спасена! Дом — красная купина! (И., 552); 13) В сини волны в упор Грудь высокую впер. Посерёдке — костер, Пурпуровый шатёр (И., 346); 14) Жив! Не сожжен, а жгущ, Бьющ — тако огнь пурпурный Лемноса (И., 684); 15) То не два крыла — В золотой костер, То Царевич наш Две руки простер, Две руки свои разом поднял В золотую зарю господню! (И., 421)

Примеры показывают, что в перифрастических обозначениях огня, содержащих слово красный, именной частью являются, как правило, названия конкретных предметов, одежды, плодов, построек и т. д.: красный шатер, красный факел, красный лоскут, красный плащ, красная бузина и др., но наряду с такими перифразами типичны для Цветаевой и перифразы, отсылающие к традиционной библейской символике: красный нимб, красная купина, В таком словоупотреблении можно видеть одно из важнейших свойств цветаевской поэтики — представление символа материальной субстанцией.

В исследованных текстах не встретилось обозначение огня и его семантических производных словами рдяный, розовый, румяный, ржавый, рыжий, смуглый. Однако потенциально весь ряд цветообозначений с общей семантикой красного цвета соотносим с образами и символикой огня. Так, например, косвенное указание на огонь можно видеть в названии коней рыжи в поэме «Переулочки», поскольку кони в этом контексте могут интерпретироваться как демонические огненные кони — посредники между земным и небесным миром (Фарыно 1985б, 288–289).

Цвет крови или веществ и поверхностей, окрашенных кровью

Это значение представлено в поэзии М. Цветаевой употреблением слов с четырьмя различными корнями: красный, пурпурный, пурпуровый, рдеть (рдянь), ржавый:[12]

1) Красною кровью своей клянусь И головою своей кудрявой (И., 131); 2) Не отца седого скорбь Черная, не крови братней Ныне выцветшие пятна, — Пурпурные и поднесь! (И., 663); 3) Пурпуром омрача Меч, улыбался, аще Бог (И., 686); 4) Тезей Убей, Царь! Да рдеет Меч! (И., 649); 5) Ночь — ежели черная, — Кровь ежели красная, Бабёнка невздорная, Да на всё согласная (И., 404); 6) Вынимает из тела грешного Пурпуровую — всю — булавочку (И., 347); 7) Царь, еще не докончил сказки! Этой крови узревщи рдянь, Царь, сними роковую дань С града грешного… (И., 649); 8) А от губ — двойной канавой — Что за след такой за ржавый? — Бог спаси нашу державу! — Клюв у филина кровавый! (И., 384).

Слово кумач можно было бы отнести к этому ряду по цветовому подобию, на которое указывает контекст, но не по способу цветовой номинации:

А кумач затем — что крови Не видать на кумаче! (И., 267).

Обозначения крови янтарной (кровь змея из цикла «Георгий» — С., 166), голубой (кровь графини Ланской из пьесы «Метель» — И., 571) и черной (кровь палестинских юношей из цикла «Отрок» — И., 181) не входят в синонимический ряд слов со значением красного цвета, так как во всех перечисленных случаях имеется противопоставление красному по прямой цветовой номинации с актуализацией переносного значения цветонаименований. При этом характерно, что черный цвет крови, как и черный цвет глаз, мотивируется страданием:

Палестинские жилы! — Смолы тяжеле Протекает в вас древняя грусть Саула. Пятидневною раною рот запекся. Тяжек ход твой, о кровь, приближаясь к сроку! (…) И влачат, и влачат этот вздох Саулов Палестинские отроки с кровью черной (И., 180–181).