Страница 77 из 87
Молодой шведский монарх отвечал царственной кузине полной взаимностью. Он не собирался больше терпеть вмешательства соседних держав в дела страны, в особенности же «русского ига» в риксдаге. Более того, вдохновляясь воинской славой своих знаменитых предков - Карла XII и Фридриха II - Густав мечтал о восстановлении прежнего могущества Швеции, забывая при этом, что оба его кумира потерпели поражение именно от России. Во время первой русско-турецкой войны 1768-1774 гг. и Пугачевщины Густав не решился воспользоваться бедственным положением соседки, чтобы вернуть потерянные при Карле XII земли, и потом горько сожалел об этом {628}.
С началом второй русско-турецкой войны, когда основные войска соседнего государства оказались оттянуты на юг, у шведского короля появился новый шанс. В 1787 г. Турция обратилась к Густаву III с просьбой объявить войну России на основании союзного трактата, заключенного между Стокгольмом и Константинополем в 1740 г. Если в 1768 г. Швеция проигнорировала этот документ, то теперь ссылка на него оказалась весьма кстати. В ноябре 1787 г. Екатерина сообщала Потемкину о тайной поездке Густава III в Берлин для получения денежной субсидии {629}. 8 ноября в Государственном Совете прочитано было письмо русского посла в Стокгольме графа А. К. Разумовского о стремлении шведского короля присоединить Лифляндию. Совет решил, «соображая сие известие с беспокойным нравом и легкомыслием оного соседа нашего… укомплектовать гарнизонные батальоны в Ревеле и Аренбурге» {630}. Это был серьезный и довольно трудный шаг, поскольку ни свободных денег, ни лишних рекрут в воюющей стране, конечно, не было. В отличие от своего северного соседа, Россия не могла рассчитывать на субсидии других держав. [137] В февраля 1788 г. Густав III получил в Амстердаме заем на 600 тыс. рейхсталлеров {631} и деятельно взялся за подготовку военно-морского флота и войск в Финляндии к походу. 24 марта Екатерина решила посоветоваться с Потемкиным, находившимся на Черном море, по поводу надвигавшейся угрозы новой войны. Неожиданно это желание императрицы встретило самое серьезное противодействие в кругах «социетета», члены которого уже привыкли чувствовать себя хозяевами положения в Петербурге. Враждебная светлейшему князю партия Воронцова - Завадовского через своих представителей в Совете постаралась убедить Екатерину, что не стоит отвлекать командующего от дел на юге еще и вопросами осложнившихся русско-шведских отношений. Таким образом, эта группировка попыталась оттеснить Потемкина от решения вопросов, касавшихся возможного конфликта с балтийским соседом России, и приобрести приоритетное влияние в этой сфере.
Однако Екатерину не так-то легко было остановить, если она взялась за перо, чтоб обсудить с Потемкиным действительно серьезные вопросы. «Когда все идет хорошо, мое влияние ничтожно, - не без доли иронии говорил Григорий Александрович в 1781 г. английскому послу Гаррису, - но когда у императрицы бывают неприятности, она нуждается во мне. В такие моменты мое влияние усиливается более, чем когда-либо» {632}. Весной 1788 г. настал именно такой момент, и Екатерина готова была смести на своем пути все преграды, чтоб перемолвиться со светлейшим князем по поводу беспокоивших ее проблем. Невинной жертвой императорского гнева стал А. В. Храповицкий, несколько раз заходивший в кабинет во время работы государыни над письмом Потемкину. Статс - секретарю, как тогда говорили «намыли голову», за то что он осмелился отвлекать ее величество. «Не дадут кончить несчастного письма!» {633} - сорвалась на него Екатерина.
Предоставив светлейшему князю всю имевшуюся у нее информацию о шведском флоте в Карлскроне и новых военных лагерях в Финляндии, разбитых по границе с Россией, императрица делает вывод о намерениях Густава III: «Есть подозрение, будто целит на Лифляндию» {634}.
Однако позиция социетета все же заставила государыню несколько дней колебаться с отправкой послания. До 27 марта, т. е. до обсуждения сложившейся ситуации на заседании Совета, письмо лежало «в куверте» Екатерины. Но не услышав от вельмож на Совете ничего нового, императрица окончательно утвердилась в мысли о необходимости спросить мнения светлейшего князя и передала письмо курьеру. Через Дмитриева-Мамонова она дала знать Гарновскому для донесения в Елисаветград, что «желает на письмо иметь скорый, а при том и обстоятельный ответ». Сторонники Потемкина были чрезвычайно довольны обращением императрицы к Григорию Александровичу по поводу шведских дел, т. к. оно показало представителям противной партии в Совете, «что они не во всем и не везде всесведущи» {635}.
Придворная борьба на фоне угрозы новой войны чрезвычайно раздражала обоих корреспондентов. Получив тревожное письмо Екатерины 24 марта, светлейший князь отвечал ей обширной почтой 6 апреля, посвященной взаимоотношениям России и Швеции. Планы необходимых мер были написаны Потемкиным чрезвычайно быстро. Неделю заняла дорога курьера от столицы до Елисаветграда, и всего 4 дня спешная работа с ответом. Такая скорость показывает насколько серьезно Григорий Александрович принял слова императрицы.
В обратный путь с юга отправилась пространная «Записка о мерах осторожности, со стороны Шведской полагаемых», продиктованная князем своему доверенному секретарю В. С. Попову и во многих местах дополненная собственноручно. Тот факт, что Потемкин даже не приказал переписать большой документ набело, тоже говорит о крайней спешке. Екатерина хорошо читала и его руку, и руку Попова.
«Для охранения Балтийского моря и берегов Российских назначена уже часть флота в 10 линейных кораблях, четырех фрегатах, трех на шведской образец построенных и 12 других легких судах, приуготовлено 20, а в случае нужды до 50 галер, для прикрытия их два фрегата легких и особливо с запада два бомбардирские судна», - сообщал князь. К этому продиктованному куску он сделал уточняющую помету: «Когда сей флот будет крейсировать между заливов Ботнического и Финского, а малые суда около берега, тогда никакой опасности ожидать нельзя для берегов Эстляндии.
Крейсировать легким судам по берегам финляндским и в шхерах, а кораблям и фрегатам до Готланда и до Борнголта, как и всегда делалось под видом обучения людей. В случае нужды флот соединить с вооруженною в Дании эскадрою в 6 кораблях и 4 фрегатах. От датчан требовать помянутого числа. [138] Порт Кронштадтский, разумея его укрепления обеспечен, а Ревельский приложить старание хоть несколько укрепить. В присутствии флота нет способа сделать десанты. В гарнизонах здешних не достает 9857 человек. В гарнизоны весьма довольно половины. Церковных взять, да мещан и ямщиков обратить не худо бы в казаки.
Взять… для службы… с губерний Рижской, Ревельской, Полоцка, Могилевской с точным обещанием, что они по окончании войны непременно в прежние их жилища возвращены будут. С Рижской, Ревельской, Выборгской ненадежны. С Белорусских же взять, то поверьте, что половина жителей разбежится, лучше употребить средство, чтобы помещики солдат добровольно по возможности каждой дали…