Страница 3 из 87
Проекты Потемкина в кругу внешнеполитических планов его современников
Прежде чем непосредственно приступить к разбору документов светлейшего князя, мы считаем важным рассмотреть проекты Потемкина в кругу внешнеполитических планов его современников. Именно в годы правления Екатерины II впервые были высказаны идеи, заложившие основы дальнейших внешнеполитических теорий, столь ярко повлиявших на историческую судьбу России в XIX - XX вв.
Так, в первую половину царствования Екатерины, когда во внешней политике России почти безраздельно господствовала, так называемая «прусская» партия, возглавляемая [7] первоприсутствующим, т. е. фактическим руководителем, Коллегии иностранных дел и воспитателем наследника престола графом Никитой Ивановичем Паниным, идея неизбежного сближения между Россией и Пруссией, столь часто и драматично оживавшая на протяжении XIX и XX вв., получила свое наиболее раннее теоретическое обоснование. Уже в 1764 г., всего через пару лет после переворота 28 июня 1762 г., Панин, использовал проект русского посла в Дании Н. А. Корфа об основах русско-датского альянса против Швеции для создания своего, более масштабного документа. Творчески переработав предложения Корфа, Панин вносит в альянс еще одного союзника - Пруссию и еще одну контролируемую сторону - Польшу, а затем выступает перед императрицей с широко известной впоследствии концепцией «Северного аккорда» - т. е. союза России, Пруссии и Дании, как держав «активных», призванных контролировать Северную и Центральную Европу, подчиняя своей воле державы «пассивные», в частности Польшу и Швецию {4}.
Этот проект Панина-Корфа уже нес в себе зерна традиционных для сторонников русско-германского альянса рассуждений о Пруссии как о «естественном союзнике» России в Центральной Европе, о «непротиворечивости» интересов двух государств и необходимости стран с «активной» внешнеполитической линией разделять сферы влияния над странами «пассивными», погруженными во внутренние неурядицы, умело подогреваемые извне.
Этот проект не получил реального воплощения, хотя вынужденная для России в начале царствования Екатерины II близость с берлинским двором, которую много лет спустя, уже в годы второй русско-турецкой войны (1787-1791 гг.), императрица в письме Г. А. Потемкину назовет «прусским гнетом», продолжалась до начала 80-х гг. Она была расторгнута только после подрыва «русской» партией светлейшего князя влияния «прусской» группировки.
Сразу оговоримся, понятия «прусская» и «русская» партии заимствованы историографией из донесений иностранных дипломатов при петербургском дворе {5}. Эти названия не употреблялись самими сторонниками данных группировок. В обе партии входило много, как русских вельмож, офицеров и чиновников, так и иностранцев на русской службе. Сторонники «русской» партии базировали свои взгляды на идеях канцлера Андрея Ивановича Остермана, высказанных еще в 30 - начале 40-х гг. XVIII в. Остеман считал, что империи следует держаться своих собственных, «особенных» интересов, не подпадая под влияние какого-либо иностранного двора {6}. Многочисленная и, по удачному выражению английского посла сэра Джеймса Гарриса, «привыкшая властвовать» «прусская» партия, напротив, была убеждена, что Петербург недостаточно силен, чтоб самостоятельно действовать на международной арене, и добьется успеха только в союзе с Берлином.
Высказанные Н. И. Паниным идеи о необходимости прочного альянса с Пруссией были повторены его учеником великим князем Павлом Петровичем в 1773 г., уже в новых политических условиях. Начало 70-х гг. - канун совершеннолетия наследника престола и время, последовавшее за женитьбой цесаревича в 1773 г. на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской (в православном крещении Наталье Алексеевне) - отмечено множеством сообщений иностранных дипломатов, аккредитованных при русском дворе, о старании представителей «прусской» партии и лично Панина вынудить императрицу либо передать власть сыну, либо согласиться на «сорегенство» с ним {7}.
В этой обстановке в 1774 г. молодой великий князь без каких бы то ни было намеков со стороны августейшей матери отважился подать ей пространную записку с размышлениями о политическом положении России «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребных для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». В ней через призму рассмотрения чисто военных вопросов Павел старался показать несостоятельность, на его взгляд, внешнеполитического курса России того времени, т. е. первой русско-турецкой войны и вообще попыток решить вопрос взаимоотношений с Турцией и Крымом военным путем {8}. Великий князь вновь, как 9 лет назад Панин, говорил о неизбежной близости интересов Петербурга и Берлина в Европе и на Балтике, от себя он добавлял рассуждения о необходимости жестко регламентировать все стороны жизни страны на прусский манер, перестроить войска по образцу «лучшей армии мира» - армии Фридриха Великого. Записка была подана как раз тогда, когда сама императрица работала над «Учреждением о губерниях», обнародованном в следующем, 1775 г., и ясно рисует отношение Павла к внешней и внутренней политике матери.
В названном проекте заметно сильное влияние идей Панина. К его составлению привлекались секретари Никиты Ивановича - Д. И. Фонвизин и П. И. Бакунин, т. е. как раз те лица, которые вместе с [8] Паниным трудились над конституционным актом, долженствовавшим ознаменовать вступление Павла на престол, а затем оказались участниками заговора 1773 г в пользу цесаревича {9}. Можно сказать, что рукой Павла Петровича во внешнеполитической части проекта водил Панин, но ученик шел дальше своего учителя, предлагая не просто установить «сердечное согласие» и дружбу с берлинским двором, а полностью изменить жизнь России по прусскому образцу. При этом молодой Павел не замечал никаких препятствий для осуществления своих идей ни в культуре, ни в принципиальной разнице географического и военного положения двух стран.
Следует, впрочем, отметить одно существенное различие между планами «ученика» и «учителя». Если в вопросах развития внешней политики России они совпадали, то внутренняя политика государства виделась Панину и великому князю по-разному. Даже за два дня до своей смерти в марте 1783 г. Никита Иванович продолжал убеждать будущего императора установить после восшествия на престол конституционную монархию {10}. Умение великого князя не сказать в таких случаях ни «да», ни «нет», порождало у сторонников Павла Петровича много иллюзий на счет будущей конституционной реформы. Однако наиболее ранний из самостоятельно составленных им проектов выдержан в гораздо более самовластном духе, чем «Учреждения о губерниях» Екатерины II, носившие яркую тенденцию централизма и укрепления государственного аппарата.
«Рассуждение…», а также написанное в близкое время «Мнение о государственном казенном правлении и производстве дел по свойству их рассмотрения и распоряжения его зависящих», где цесаревич предлагал отказаться от выборности дворянских судий в нижних земских судах, отменить генерал-губернаторов, как лиц, мешающих осуществлению принципа единоначалия во взаимоотношениях между императорам и губернаторами, подрывают образ молодого Павла как либерала и конституционалиста. Но вернемся к области внешней политики.