Страница 20 из 89
Десятки выданных благодаря кумовству Шевченковских премий не стоят ни одной строчки Михайля Семенко, которого не миновала пуля, но, слава богу, обошла эта позорная награда за выдающиеся достижения в области украиноязычной графомании.
XXI век еще откроет Семенко. Он недаром назвал свой журнал, который издавал в Харькове в конце 1920-х годов, «Новою генерацією». Время этого поколения людей будущего уже наступает. Давно назрела необходимость переиздать в полном объеме «Кобзар» Михайля Семенко. Тем более, что если быть честным, он имеет куда больше прав на книгу с таким названием чем… Тарас Шевченко.
Сборник поэзий Тараса Григорьевича на самом деле назывался «Кобзарь», с мягким знаком в конце. Этот мягкий знак отбросили твердолобые украинизаторы в те же 20-е годы, чтобы отдалить Тараса Григорьевича от русского языка, на малороссийском диалекте которого он писал. Было бы справедливым переиздавать знаменитую шевченковскую книгу так, как ее озаглавил сам автор, а не горе-производители литературного фальсификата — самогонщики от литературоведения и псевдопатриотизма.
Семенко вернулся в Киев весной 1918 года. Он пережил тут гетманский переворот и приход Петлюры. Но петлюровцем не стал. Более того — подался в революцию, к большевикам. О том, что он погиб в застенках НКВД, в узких кругах специалистов по «розстріляному відродженню» любят проливать крокодильи слезы. Но боятся печатать стихи самого Семенко, написанные в 1920 году, во время советско-польской войны:
Абсолютно не разделяя политических взглядов Семенко и сочувствуя среди всех сил в Гражданской войне, прежде всего, белогвардейцам, я не могу не отдать должное его таланту и поэтическому темпераменту. Ибо литература выше любой политики.
То, что это так, доказывает то, что одна из первых достойных статей о Семенко появилась в мюнхенском националистическом журнале «Сучасність» в мае 1989 года. Ее автор — профессор украинской литературы и языка Альбертского университета (Эдмонтон, Канада) Олег Ильницкий, не побоялся вспомнить добрым словом Семенко и украинских футуристов — его последователей. А редактор журнала — Тарас Гунчак не побоялся поставить эту статью в номер, рискуя навлечь на себя гнев «тарасопоклонников».
Между прочим, в той статье, называвшейся «Шевченко і футуристи», приводились слова младших современников Михайля Семенко, высмеивавших вслед за ним официозный культ Кобзаря: «Шановний Тарасе Григоровичу! Ви заплямовані гоппошаною просвіт», «Лозунг наш — геть Тараса іконописного!», а шевченкопоклонники назывались «шевченкоїдами».
Помните эти слова Михайля Семенко:
Тарас Шевченко —
жива людина,
а не легендарний Ісус Христос.
Тарас Шевченко —
з черевом і мозком
а невсихлi
підмащені олією
мощі.
Тарас Шевченко
обідав і пив горілку…
В 1999–2000 гг., в пору написания «Вурдалака Тараса Шевченко», я еще ничего не знал о «шевченкоборстве» Михайля Семенко. Но, открыв для себя эту историю, удивился тому, что меня ругали теми же словами, что и автора футуристической книги под названием «Кобзар». Значит, тяга к новой информации и исторической правде — не убиваема. Сам того не подозревая, я выполнил мечту украинских футуристов — показать Шевченко без штанов.
Именно этого Шевченко и боятся больше всего некрофилы от шевченколюбия. Ибо, как заметил один из друзей Семенко, футурист Гео Шкурупий, обращаясь к Шевченко: «Дотепний богемець, передовик, член товариства «Мочеморд». Ви тепер були б опудалом, як і ми, для всіх просвітянських орд!».
И тут самое время спросить: как могло появиться в украинской литературе такое явление, как автор «Дерзань»? Семенко родился в той части Украины, которая породила больше всего литературных талантов, — на Полтавщине. Из этих мест происходили и сам литературный украинский язык, и основатель украинской литературы Иван Котляревский, и Николай Гоголь, которому эта литература была тесна, как детские штанишки взрослому, и такой современник Семенко, как Остап Вишня. Край веселых и свободных людей просто не мог не родить человека, которого искренне тошнило от ежегодной шевченкофильской мертвечины.
Семенко настаивал, что Шевченко — обычный человек, и отказывался почитать его новым «богом». Тем более, что в те времена многие еще помнили живого, неотретушированного Тараса — пьяницу, обжору, скупердяя и бабника. В конце XIX века множество мемуаров о Тарасе печатал журнал «Киевская старина». Каждая интеллигентная семья в Украине подписывала это издание. Нужно было быть полным идиотом, чтобы поверить в «божественную сущность» Шевченко, начитавшись подлинных документов и воспоминаний о его похождениях.
А Семенко, слава Богу, родился в небогатой, но интеллигентной семье, жившей в маленьком местечке Хорол. Его отец был мелким чиновником, мать — писательницей. Сам Михайль учился сначала в реальном училище, а потом в Петербургском психоневрологическом институте. Он закончил только три курса. На четвертом — началась Первая мировая война, призвавшая поэта в армию и отправившая его аж во Владивосток — в радиотелеграфную роту. Но три года в Петербурге (заметьте. в том же городе, где получил развитие и талант Шевченко) навсегда сделали из Михайля Семенко футуриста — человека, влюбленного в будущее, а не приносящего жертвы прошлому.
Студент из Украины попал в столицу империи в тот самый момент, когда она переживала пик Серебряного века в литературе. Только что отгремела слава символистов. Брюсов и Блок на глазах становились историей. Всходила звезда акмеизма — Ахматовой и Гумилева. И главное — на литературную сцену, буквально наперегонки, ломились футуристы. И эгофутуристы в лице Игоря Северянина. И куда более многочисленные кубофутуристы, самым ярким из которых был Маяковский — еще не бритый налысо, но уже в желтой кофте.
Михайль Семенко одновременно испытал влияние и Северянина, и Маяковского. Он изобрел собственную разновидность этого литературного течения, назвав ее «кверофутуризмом». («Кверо» по-гречески — «искать»). Не будет преувеличением сказать, что автор «Дерзань» оказался самым крупным искателем в украинской поэзии XX века — настоящей антитезой шевченковскому «Кобзарю», который он швырнул к своим ногам.
10 миллионов трупов из-за одного эрц-герц-перца
Любой незаинтересованный наблюдатель согласится, что будущие «символы нации» при жизни были обычными маргиналами. Занудный галицкий графоман Иван Франко, который «больше мужчин любил в своей жизни, чем женщин знал». Мамина дочка Леся Украинка, разрывающаяся между обострениями туберкулеза и литературно-лесбийскими страстями. Редактор третьестепенного журнальчика Симон Петлюра. Хитренький «ученый» Михаил Грушевский, мечтающий о должности профессора русской истории в Киеве, а вынужденный довольствоваться кафедрой непонятно чего во Львове. Никто не воспринимал их всерьез и не мучил их «творчим доробком» детишек в школе. Подавляющее большинство людей даже не догадывались о существовании этих вредных субъектов. И не только в Берлине или Париже, где их и сегодня не знают, но и в Киеве или Одессе. Что же должно было случиться, чтобы все эти комики, подобно грызунам, проникли в массовое сознание «пересічного українця», которого еще следовало создать?