Куколка

Этьен ничего не рассказал ей о трагедии, потому что не хотел еще больше ее огорчать. Такое участие трудно было переоценить. Она спасена и скоро вернется домой, к новой, счастливой жизни со своей семьей, а он останется наедине со своими воспоминаниями.

Ной взглянул на напряженное лицо Бэлль и уже не в первый раз задался вопросом: неужели между ней и Этьеном что-то серьезное? Но спрашивать об этом было неуместно, на сегодня достаточно грустных новостей. Больше Ной ничего не мог рассказать о родных Бэлль, поэтому решил, что лучше ему удалиться, чем вести пустую светскую беседу. Кроме того, ему было необходимо все записать, чтобы у него под рукой был подробный отчет о событиях минувших дней. И еще нужно было послать Мог телеграмму.

Когда Ной сказал Бэлль, что ему пора, она несколько секунд удивленно смотрела на него.

— Ах да. Спасибо, что пришел. Надеюсь, у вас с Лизетт все получится.

— А я надеюсь, что ты скоро поправишься и покинешь эту палату.

Когда дверь за Ноем закрылась, Бэлль опять расплакалась, вспомнив, как успокаивал ее Этьен, как быстро пришел ей на помощь, когда Габриэль послала ему весточку.

Значило ли это, что она, Бэлль, ему небезразлична? Он говорил, что помнит, какой красивой она была в ту последнюю ночь на корабле. Не забыл ли он их поцелуи на узкой койке?

Два года Бэлль вспоминала Этьена, когда ей становилось грустно или одиноко, и даже (если уж говорить совершенно откровенно) когда она была со своими клиентами. Конечно, было глупо надеяться, что у них с Этьеном может быть будущее, после того как они оба пережили такие ужасные трагедии. Но зачем тогда судьба снова сводит их вместе?

Глава тридцать пятая

— Обещаешь писать мне и как можно скорее приехать в Англию? — спрашивала Бэлль Этьена.

Они стояли на платформе Северного вокзала, у поезда, идущего до Кале. Ной уже погрузил их багаж, дав им возможность попрощаться без посторонних глаз.

На вокзале было многолюдно и шумно: гудели паровозы, грохотали тележки с багажом, люди пытались перекричать весь этот шум. Но Бэлль не замечала никого, кроме Этьена. Он держал ее за руки и не сводил с нее глаз.

Она старалась навсегда запомнить его лицо: голубые глаза, которые могли быть холодными, как Атлантический океан, а могли лучиться теплом и весельем Нового Орлеана, когда он смотрел на нее; угловатые скулы; изгиб пухлых губ. Бэлль хотелось сорвать с Этьена шляпу и взъерошить ему волосы, потому что ей нравился тот озорной, мальчишеский вид, который бывал у него спросонья.

Бэлль пришлось оставаться в лечебнице дольше, нежели она ожидала, поскольку у нее поднялась температура и появилась общая слабость. Врач сказал, что это последствия потрясения, но она полагала, что виной всему была боязнь забеременеть от Паскаля. К счастью, через пару дней у нее начались месячные, и Бэлль быстро пошла на поправку. Шрам на животе зажил, но девушка старалась не смотреть на него. Ей не хотелось вспоминать о том, что сделал с ней Паскаль.

Но окончательно Бэлль поправилась только благодаря визитам Этьена. Он приносил ей печенье, фрукты, другие угощения, садился у ее кровати и пересказывал то, что прочел в свежих газетах. Она поймала себя на том, что рассказывает ему смешные случаи из жизни в борделе Марты, а он поведал ей о злодеях, которых когда-то знал. В конце концов Этьен рассказал ей о пожаре, о том, как опустился после трагедии, но охотнее он говорил о своих планах на будущее, о жизни на небольшой ферме. Он заставил Бэлль вновь вернуться к мечте о собственном шляпном магазине.

Однако чаще всего они болтали о всяких пустяках: о том, что они когда-то вместе видели в Нью-Йорке, о книгах, которые прочли, о местах, где мечтали побывать. С Этьеном было так легко, он не задавал ненужных вопросов, не спрашивал, о чем она думает. И никогда даже намеком не дал понять, что скучает в ее компании.

Бэлль наконец смогла полюбоваться весенним Парижем — как только ей позволили вернуться в «Мирабо», Этьен повел ее на прогулку.

Все время, что она пребывала в Париже, здесь было серо и по-зимнему уныло, но сейчас деревья купались в бело-розовом цвете, а клумбы с цветущими красными и желтыми тюльпанами грелись в солнечных лучах. Было приятно видеть людей, гуляющих по зеленым бульварам. Парижане сбросили свои тяжелые зимние одежды. Дамы облачились в элегантные платья пастельных тонов и красивые весенние шляпки. Даже джентльмены надели светлые костюмы.

Этьен и Бэлль наслаждались прогулкой по Булонскому лесу. Они прокатились на лодке по Сене, затем посетили Версаль и поднялись на Эйфелеву башню. Создавалось впечатление, что у них свидание, как и у остальных влюбленных вокруг.

Но Бэлль отлично понимала, что после того, что она пережила, ей даже надеяться не стоит на какие-то романтические отношения. Она слышала, как хихикают и визжат на платформе Эйфелевой башни девушки. Бэлль заметила, как их спутники крепко придерживают их за талию, когда они смотрят на открывающуюся под ними панораму Парижа. Она могла бы смеяться так же беззаботно, как они, и Этьен мог бы так же поддерживать ее за талию, но весь груз того, что они узнали о неприглядной стороне жизни, не оставил места наивной романтике.

— Я напишу тебе, но предупреждаю, что пишу по-английски плохо, — сказал Этьен. — Но мне не стоит приезжать в Англию. Я всегда буду напоминать тебе о прошлом, а это тебе ни к чему.

Бэлль испуганно смотрела на него. Она поняла по тому, как дрогнул его голос: его сердце говорило совсем другое.

— Но ты нужен мне! — взмолилась она. Ей на глаза навернулись слезы. — Ты хочешь, чтобы я тебя забыла?

— Ты должна попытаться это сделать, малышка, — сказал Этьен. — И я тоже, потому что знаю: я не тот, кто тебе нужен.

Проводник свистнул в свисток, предупреждая об отправлении поезда. Ной из окна купе крикнул Бэлль, чтобы она поторопилась.

— Ты должна ехать. В Англии тебя ждет семья, — произнес Этьен.

Бэлль хотела топнуть ногой и отказаться ехать до тех пор, пока он не признается, что любит ее, и не пообещает, что через пару недель они будут вместе. Но по печальным глазам Этьена она видела, что он никогда этого не скажет, потому что думает, что поступает правильно, отпуская ее.

— Тогда скажи мне что-нибудь на прощание по-французски, — попросила она, встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

Он обхватил ее лицо ладонями и с невероятной нежностью ответил на поцелуй.

— Je défie les incendies, les inondations, et meme l’enfer pour être avec vous[37], — прошептал он, выпуская девушку из объятий. — Твой поезд. Поезжай!

Бэлль направилась к входу в вагон, где стоял и неистово махал ей Ной. Она в последний раз обернулась и посмотрела на Этьена.

— Au revoir, mon héros[38], — сказала Бэлль и заметила, как в его глазах блеснули слезы.

— Бэлль, заходи скорее! — закричал Ной, когда проводник стал махать флажком.

Этьену пришлось подсадить Бэлль на подножку, потому что поезд уже тронулся. Она выглянула из окна и послала ему воздушный поцелуй. Он бежал рядом с поездом, что-то говорил, но она не слышала его слов. Клубы дыма скрывали его лицо.

Девушка махала рукой до тех пор, пока Этьен не превратился в точку на горизонте, и только тогда присоединилась к Ною.

Ной нашел пустое купе. Когда Бэлль вошла, он со смехом рассказал ей, как повсюду разбросал их вещи, чтобы никто к ним не подсел. Но потом заметил, что она плачет, и протянул ей свой носовой платок.

Бэлль промокнула глаза, вытерла пятнышки сажи со щек.

— Когда я выглядываю в окно, у меня начинают течь слезы, — призналась она, чтобы как-то объяснить свое состояние.

— У меня тоже иногда слезятся глаза, особенно когда я прощаюсь с теми, кто мне дорог, — с грустной улыбкой произнес Ной.

Бэлль пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не расплакаться и не признаться Ною, что она любит Этьена и не знает, как сможет вернуться в Лондон без него. Однако Ной пребывал в радостном возбуждении, предвкушая соединение семьи. Было бы нечестно разочаровывать его, заставлять волноваться, учитывая расстояние, которое он преодолел, чтобы найти ее. Жестоко было бы так обойтись с Энни, Мог и Джимми, которые, скорее всего, изо всех сил готовятся к ее возвращению.