Обещание Кристоса

Дрожа, она вышла из-под душа, обернула полотенце вокруг тела и отжала волосы. Христос снял с вешалки свое полотенце.

– У тебя есть полчаса, – сказал он голосом, не выражавшим никаких эмоций.

– Полчаса?

Он посмотрел на нее со злостью и раздражением.

– До нашего отъезда. Я не оставлю тебя одну и не предоставлю тебе второй возможности убежать. Так что ты выиграла, Алисия. Ты идешь со мной на работу, несмотря на то что мне это не нравится.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Во время полета в город на вертолете Кристос избегал смотреть на нее, и она тоже смотрела в другую сторону, чтобы не дать ему понять, что эта с трудом добытая победа ей совсем не по вкусу.

Она хотела стать частью его мира, но не такой ценой. Никогда она не хотела ничего получать такой ценой.

Когда они вошли в современный офис, обставленный темно-синей, красной и кремовой мебе – лью, через застекленные двери, совещание уже началось.

Они провели в конференц-зале весь день. Кристос ни разу даже не посмотрел на нее в течение всей трехчасовой дискуссии с начальником кораблестроителей. И это обсуждение иногда накалялось до такой степени, что Алисии казалось, что оппонент Кристоса сейчас взорвется. Эта встреча окончательно выбила ее из колеи. Но Кристос сохранял абсолютное самообладание. Он говорил спокойно, ни на кого не нападал, ни перед кем не оправдывался.

Встречу прервали на десять минут, чтобы все смогли отдохнуть, зайти в туалет, размять ноги. Кристос встал, подошел к телефону, который находился на углу стола возле ее стула, и сделал серию звонков, ни разу не посмотрев на нее.

Положив трубку, он вернулся на свое место, опять же не взглянув на нее.

Он как будто хотел продемонстрировать свое отношение к ней. Он презирал ее. Она просто ничего для него не значила. Она может делать все что угодно, но это не изменит его взгляд на их брак.

Большая цена за маленькую победу.

Они молчали и на пути домой в вертолете, и когда приземлились на цементную площадку недалеко от дома Кристоса через двадцать минут после взлета с аэродрома в Манхэттене.

У площадки их ждала машина, на которой они добрались до дома. Миссис Эвери открыла дверь, поприветствовала их, предложила аппетитные закуски и холодные напитки.

Христос взял свой стакан и стакан Алисии и поблагодарил ее.

– Мистер Патере, недавно звонила ваша мать и сказала, что ваш отец задержится сегодня на работе. Они вряд ли успеют приехать сюда раньше восьми.

– Спасибо, миссис Звери. У вас был тяжелый день. Так что идите домой, не надо задерживаться.

– Я вполне могу задержаться, а вы с миссис Патере отдохните до приезда ваших родителей.

Кристос бросил взгляд на Алисию:

– Не беспокойтесь, мы и так отдохнем до их приезда.

Когда миссис Звери ушла, Кристос предложил Алисии подняться наверх.

Она вскинула брови, в животе екнуло.

– Что-что, извини?

– Ты сможешь дойти сама или мне опять тебя нести?

– Ты хочешь, чтобы я пошла наверх сейчас, как раз перед приходом твоих родителей?

Он холодно рассмеялся, в его черных глазах не было ни искорки тепла.

– У нас есть целый час.

– Ты, наверное, шутишь?

– Милая, я никогда не шучу о вещах, касающихся секса.

«Я никогда не шучу о вещах, касающихся сек – са». Что еще более жестокое он мог сказать? В глазах защипало. Дыхание остановилось.

– Извини, но я не в настроении.

Он поставил стакан на место и повернулся к ней:

– Тогда прошу тебя поскорее приходить в это настроение, потому что мы заключили договор. Бизнес, не так ли, милая? Ты хотела быть частью моего мира? Ну что же, я хочу быть частью твоего. Я хочу тебя. Сейчас.

– Не делай этого.

– Почему же? Ты так презираешь меня? – Он говорил низким голосом, а его пальцы скользили по ее щекам. – Ага, вот оно. Злость. Ненависть. Все здесь. Специально для меня. – Кристос развернулся и стал подниматься по лестнице. – А теперь идем. Дело есть дело.

Она хотела ненавидеть его, хотела закричать что-то, но голос пропал, а сердце громко стучало, готовое вырваться из груди.

Пока он поднимался по лестнице, она смотрела на его широкую спину, на сильные ноги и вместо злобы и ненависти чувствовала совсем другое, совсем другое…

Она хотела его. Хотела почувствовать его тяжелое тело на себе, около себя, хотела почувствовать его тепло, свое собственное тепло. И она медленно стала подниматься по лестнице следом за ним.

В этот раз они занимались любовью в какой-то суровой сосредоточенности, сжав зубы, поцелуи были грубыми и болезненными. Но после первого восторга, после того, как злоба ушла, Кристос снова прильнул к ней, его прикосновения стали мягкими и нежными, а лицо разгладилось. Потом опять занялся с ней любовью, и на этот раз все было иначе: он целовал все ее тело, держал ее в своих объятиях, пока она сама, задрожав, не прильнула к нему, бормотал ей в ухо разные заверения и обещания.

Она так и заснула в его объятиях, но Кристос вскоре разбудил ее и напомнил, что его родители придут меньше чем через полчаса.

Он вышел из комнаты, и Алисия приняла душ, но вместо того, чтобы одеться, снова вернулась к кровати, замотавшись в полотенце.

Она хотела от Кристоса больше, чем тела. Больше, чем его пальцев и губ, чем его шелковистой гладкой кожи. Она хотела его сердца.

Но это замужество, их замужество, – всего лишь бумажка и деньги, корабли и наследство. Любви не было и никогда не будет. Просто бизнес. Бизнес и месть.

Ее глаза стали мокрыми, в горле встал ком, и, вонзая ногти себе в ладони, она опять почувствовала себя несчастной маленькой богатой девочкой, молодой греческой наследницей, чье богатство не смогло спасти ее маленького сына. Боже, как же она ненавидела свое приданое, весь этот безумный мир, для которого нет ничего святого.

Дверь в комнату открылась. Кристос встал в проеме, застегивая ремень на своих белых брюках.

– Алисия, нельзя так долго приводить себя в порядок. Мои родители придут с минуты на минуту. И уж поверь мне, моя мать не очень будет тобой довольна, если ты встретишь их неодетая.

Она не могла двигаться, не могла оторвать от него взгляд. Он был таким холодным и спокойным, он так великолепно контролировал свои эмоции, а она чувствовала себя куском растопленного воска, мягкого и податливого, беспомощного в чужих руках. Алисия все еще ощущала его в себе, на себе, около себя. Она чувствовала его губы и его руки, чувствовала его напряженное тело и тупую боль в своем сердце.

Положив руку на грудь, она смерила его взглядом:

– Почему бы и нет? Ты же раздел меня.

– Хорошо. Я и одену тебя. Не много ли для независимости, миссис Патере? – Кристос подошел к ее шкафу, достал с вешалки шелковую юбку и жакет. – Надень это, – сказал он, бросая ей одежду и открывая шкаф с нижним бельем. – Мой отец любит бледно-лиловое, а мама не выносит брюки. Оставь волосы распущенными, и не надо много косметики. Я надеюсь, что увижу тебя внизу через пятнадцать минут. Понятно?

– Кристос…

– Понятно?

– Да. – Она вздохнула, набираясь смелости. – Твой отец… он, должно быть, очень сильно меня ненавидит.

Он остановился в дверях, но не повернулся.

– Мой отец не собирается мстить. Он очень жалостливый человек. Намного более спокойный и уравновешенный, чем я.

Кристос взглянул на нее через плечо. Его темный взгляд казался жестким. Он внимательно изучал ее лицо и остановился на уголке ее рта.

– Мой отец будет к тебе добр. Не беспокойся об этом.

– А твоя мать?

– Она будет делать то, что скажет отец.

Как и должна поступать порядочная женщина. Он не произнес этих слов, но вывод напрашивался сам собой. Она дружелюбно улыбнулась:

– Я постараюсь не расстроить тебя сегодня вечером.

– Просто не надо убегать, – произнес он, выходя из комнаты.

Она нашла Кристоса внизу, он открывал бутылку красного вина. На улице показались огни фар.