Страница 2 из 28
Она сделала шаг назад и опустилась на мраморную скамейку. Он подошел к ней так, чтобы видеть ее лицо.
– Алисия, ты понимаешь, что твой отец поклялся держать тебя здесь до тех пор, пока ты не изменишь решения? Тебя это не волнует?
– Нет, ты не первый мужчина, которому я отказала, и, осмелюсь предположить, не последний. Я в монастыре уже около года, и если честно, уже начинаю думать о том, чтобы остаться здесь навсегда.
Остаться навсегда? Он ни на секунду не поверил ей. Несмотря на ее правильную классическую красоту – высокие скулы, тонкие изогнутые брови, – ее глаза, эти сине-фиолетовые глаза излучали какую-то тайну.
Ей настолько же подходило монашеское одеяние, насколько ему пошла бы священническая ряса.
Нет, никогда он так просто не отступал. Он любил рисковать. Смелая, захватывающая борьба за греческую судовую индустрию продолжается. И он достаточно удачливый игрок.
– Твоим домом, Алисия, будет мой дом. И ты моя. Ты – часть моих планов. А если я чего-то захочу, то я от этого не отступлюсь. Я никогда не отступаюсь.
– Эта поразительная черта твоего характера будет более подходящей в каком-нибудь другом месте, – скептически выдавила из себя Алисия.
– Нет никакого другого места. И нет никакого выбора. Ты, наша женитьба – это мое будущее, – сказал он мягко.
Теплый ветерок пробежал по саду, слегка растрепав прядку, выскочившую из ее строгого узла волос. Она даже не сделала попытки пригладить ее.
Ему нравилось смотреть, как солнце скользит по ее плечам и лицу. Оно делало ее волосы золотыми. И голубые вспышки мерцали у нее в глазах.
– Я знаю, кто вы, мистер Патере. И я знаю о ваших успехах. Рассказать, что мне известно?
– Будьте так любезны. Я люблю счастливые истории.
– Чистокровный грек. Родились и выросли в обычном пригороде Нью-Йорка. Ребенком посещали обычную государственную школу до того, как вас приняли в более престижную, достаточно хорошую школу. Но почему же сразу не в Гарвард? Гарвард все-таки лучше.
– Гарвард – для потомственной аристократии.
– Верно. Ваш отец покинул Оиноуссаи обанкротившимся и опозоренным.
– Нет, не опозоренным. Просто нищим. К счастью, в других местах жизнь получше.
– Ваш отец работал на судостроительном заводе, – продолжила Алисия.
– Он был сварщиком, – невозмутимо добавил Кристос, пряча свои эмоции. Он был безгранично предан своим родителям, и особенно отцу. Его преданность отцу и семье поддерживали их во времена невзгод и трудностей.
Быстро, пока она не успела продолжить, он перевел разговор на нее:
– А твой отец, Алисия, унаследовал все свои миллионы. Ты никогда не испытывала ни в чем недостатка. Ты не знаешь, что значит бедность.
– Но вы больше не бедны, мистер Патере. У вас сейчас примерно столько же кораблей, сколько во всей британской торговой флотилии. И сейчас вам несложно найти невесту, которая не отвергла бы ваше предложение о женитьбе.
– Но я не смогу найти другого Дериуса Лемоса.
– То есть на самом деле вы берете в жены моего отца.
Она была великолепна. Кристос слегка улыбнулся, удивляясь несоответствию спокойной внешности девушки ее вспыльчивому характеру. Он неожиданно поймал себя на мысли, какой она будет в постели. Должно быть, пылкой, страстной и горячей.
Он посмотрел на растрепавшуюся золотистую прядку волос, плясавшую у нее на щеке, ласкающую ее ухо, и почувствовал страстное желание последовать за этой прядкой своим языком, рисуя тот же путь на ее лице – от скулы до рта, ото рта до мочки уха.
Его тело напряглось, наполняясь волнующим желанием. Он по-настоящему хотел иметь такую жену. Какие бы у них были дети!
Алисия откинулась назад на скамейке, ее коричневое мрачное одеяние словно помогало ей скрывать чувства.
– Насколько хорошо вы знаете моего отца?
– Достаточно хорошо, чтобы знать, чего от него можно ожидать.
Она позволила себе легкую улыбку, и Кристос заметил отблеск на ямке слева от ее пухлых губ. Они тоже будут его после их свадьбы.
– Мой отец, должно быть, тоже хочет иметь вас в заднем кармане. Я так и вижу его, потирающего руки и довольно смеющегося. – Она подняла голову, и Кристос увидел густые ресницы, открывающие голубые глаза. – Он же потирал руки, когда вы сделали это предложение?
Ее тон, ее голос, ее глаза. О боже! Он так хотел ее!
Кристос резко наклонился вперед и схватил пучок волос у нее на затылке. Глаза Алисии округлились, когда его пальцы натянули ее волосы за секунду до того, как он закрыл ее рот своим.
Она судорожно вздохнула, когда он дотронулся до ее губ своими и языком прочертил линию ее рта. Он не мог не заметить ее взволнованное дыхание и неожиданную податливость ее губ.
Его собственное тело напряглось, кровь пульсировала.
Издалека он услышал покашливание. Монахиня!
Кристос медленно отодвинулся от Алисии.
– Ты такая сладкая, – хрипло пробормотал он.
Алисия побледнела и провела тыльной стороной руки по губам, как будто пытаясь стереть отпечаток его поцелуя.
– Только попробуй еще раз так сделать, и я позову аббатису.
– И что ты скажешь, сладкая Алисия? Что твой муж поцеловал тебя?
– Мы не женаты! Мы даже не обручены!
– Но скоро будем. – Он уставился на ее обнаженную ключицу. – Ты любишь заключать пари?
Она заметно вздрогнула:
– Нет. Я никогда не рискую.
– Это замечательно. Но я люблю пари. Видишь ли, Алисия, я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. – Он поймал ее недоверчивый взгляд и почувствовал удовлетворение. – В семнадцать ты получила университетскую стипендию, чтобы поехать в школу искусств в Париже. Жила на чердаке с десятком таких же желающих стать художниками, вела богемный образ жизни. Когда деньги кончились, ты, как и остальные, стала искать работу. Лето проработала домработницей, потом в булочной. Дольше всего ты продержалась в должности экономки в семье дизайнера.
– Это были приличные работы, – чуть слышно проговорила она, кровь отхлынула от ее лица.
– Да, приличные, но уж слишком отличающиеся от той жизни, к которой ты привыкла.
– И что из этого следует?
Улыбка сползла с его лица, и он, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.
– Ты восемь лет пыталась скрываться от своего отца.
Она открыла рот, но не произнесла ни звука.
Кристос пристально глядел на девушку, приблизив свое лицо к ней, и видел каждую вспышку в ее глазах.
– Но какое-то время ты была свободна. Ты рисовала, путешествовала, общалась с теми, с кем тебе хотелось. Но потом ты вдруг заболела, и заботливый отец поместил тебя в больницу в Берне. Больше он тебя от себя не отпускал.
– Но он не сумел завоевать мою душу! И никогда не сумеет. – В ее глазах опять появился вызов.
Его голос потеплел, взывая к ее разуму:
– Подумай об этом, Алисия. В Греции ты беспомощна. Твой отец – глава семьи, у него абсолютный авторитет. Он имеет право выбрать тебе мужа. И он имеет право запереть тебя здесь. Он может сделать твою жизнь несчастной.
– Я здесь не пленница.
– Тогда почему же ты не уедешь?
Она задержала дыхание, полная внимания, ее глаза застыли, губы были плотно сжаты.
– Ну а если бы я был твоим мужем, – закончил он после короткой паузы, – ты бы смогла уехать отсюда. Сегодня же. Ты наконец-то стала бы свободной.
Минуту она молчала, так же внимательно изучая его, как только что слушала. Потом проговорила:
– Греческие жены никогда не бывают свободны.
– Ну, может, не так, как тебе бы хотелось. Но ты сможешь путешествовать, будешь делать то, что тебе нравится, будешь сама выбирать себе друзей, – он перевел дыхание, – и ты сможешь опять начать рисовать.
– Я больше не рисую.
– Но ты сможешь. Я слышал, что ты это делала довольно неплохо.
Неожиданно Алисия рассмеялась. Она обняла себя руками, словно пытаясь оградиться, защититься.
– Должно быть, тебе очень нужны корабли отца!
Кристос почувствовал какую-то горькую радость, такого он еще никогда не испытывал. Он увидел себя таким, каким был. Деятельный, расчетливый, гордый, пекущийся только о своих собственных интересах. И эта женщина, эта привлекательная хрупкая молодая женщина знала, что она – средство достижения каких-то целей в бизнесе. Ее цена – это имя, ее ценность – приданое. На какую-то долю секунды он возненавидел всю эту систему, возненавидел себя.