Страница 2 из 53
— Понимаешь ли, малыш, отец Ленгер-аги и мой дед — двоюродные братья, а жена Ленгер-аги, будучи племянницей моей бабушки по материнской линии, приходится, таким образом, мне теткой...
Халык был поражен сложностью родственных связей. Во всяком случае, Ленгер-ага оказался не очень дальним родственником.
— Как ты думаешь, папа, согласится Ленгер-ага взять меня с собой в горы — искать клад?
— Сынок, клад, возможно, был выкопан на следующий же день после того, как его зарыли. Поэтому-то никто так и не смог отыскать его до сих пор.
— Как бы там ни было, папа, я пойду в горы. Я не смог ответить на вопрос учителя именно потому, что мало знаю наши горы.
— Умно говоришь, сынок.
— Нет, нет, и не говори, сынок. Слушать не хочу. Я не пущу тебя в горы. Оставь даже мысли об этом. Змеи, гепарды, скорпионы... — всполошилась мать.
— Мама, а наш родственник Ленгер-ага всю жизнь ходит в горы и никто его не трогает: ни гепарды, ни скорпионы...
2
У Ленгер-аги, сидящего под деревом унаби, хорошее настроение. Проснувшись после полуденного сна, он напился чаю. Прислушиваясь к шелесту листвы унаби, он лежит, опершись локтем о подушку, и взгляд его следит за облачком, похожим на старую белую кошму. Облачко напомнило старику о горе Дегирмен. Там, запутавшись в скалах, рвутся облака и лохмотьями вроде этого облачка плывут по ущельям. Ни завтра, ни послезавтра лесник не пойдет в горы. У него есть очень важное дело в пустыне. Несмотря на свои семьдесят лет, Ленгер-ага совсем здоров. Он вообще не болеет. Когда многие односельчане валятся от гриппа, он только навещает больных. Причину такого неистового здоровья Ленгер-ага видит в чудодейственном дереве, под которым сидит сейчас.
Давным-давно, когда он еще не был лесником, как-то, охотясь в горах и сильно устав, Ленгер-ага присел отдохнуть в тени какого-то дерева. Плоды на этом дереве напоминали плоды лоха, но листва была не серебристо-матовой, а блестящей и зеленой. От ходьбы по жаре у него разболелась голова, и, разморенный, он уснул в тени дерева. А когда проснулся, голова была чистой и чувствовал он себя удивительно бодрым. По дороге домой разговорился он с чабаном, знавшим кое-что об удивительных свойствах дерева унаби.
Весной, пока деревья еще не просыпались, Ленгер-ага пришел на то место, выкопал саженец и посадил его у себя во дворе. Через несколько лет возле дома Ленгер-аги уже росло большое дерево. Ленгер-ага поставил под ним топчан, днем отдыхал здесь, пил чай, обедал. А по ночам спал здесь же, укрывшись одеялом из верблюжьей шерсти. Каждый год Ленгер-ага оделял плодами унаби всех, страдающих головными болями. Почему-то это очень раздражало учителя физкультуры. Однажды, встретившись с Ленгер-агой, он напрямик заявил:
— Ленгер-ага, напрасно ты раздаешь людям плоды с этого своего дерева. Я лично не верю в его целебные свойства. Ну и что ж, что у тебя прошла головная боль. Это ни о чем не говорит. Я, например, всегда ложусь, когда у меня болит голова, а когда просыпаюсь, боль проходит. При головной боли лекарство не запах унаби, а сон. И не морочь людям голову!
— Если унаби ни при чем, ответь мне, почему я не болею гриппом. Все вы, большие и маленькие, делите между собой грипп, словно сладкое печенье. Один я здоров. А все потому, что зимой и летом я сплю под моим чудесным унаби! Вот что я тебе скажу.
— Хе-хе!
— Ты не смейся.
— Говорят, смешное обидится, коли над ним не смеяться. Ей-богу, комедия... Ты уже десять лет работаешь лесником. А что это значит? Это значит, что ты десять лет провел в горах, всегда на ногах, всегда на свежем воздухе. Движение на свежем воздухе — вот лекарство от всех болезней!
Их спор слышали люди. Некоторые согласились с учителем физкультуры, и Ленгер-ага перестал раздавать плоды унаби. Однако Ленгер-ага взял ветку унаби и горсть плодов. Все это он сдал туда, где покупают у населения лекарственные травы. Через три месяца в газете появилась статья о том, что людям, больным гипертонией, полезны плоды дерева унаби.
Ленгер-ага подарил газету на память учителю физкультуры.
Когда Халык, отворив маленькую калитку, вошел во двор и поздоровался, Ленгер-ага отвел взгляд от растрепанного белого облачка, похожего на кошму.
— Заходи, верблюжонок. Как поживаешь, здоровы ли папа и мама?
Ленгер-ага указал Халыку место возле себя.
— По какому делу пришел, верблюжонок? Папа послал за унаби?
— Нет, Ленгер-ага, папе ничего не нужно.
— О, тогда ты пришел послушать мои рассказы! Надо почаще навещать своего дядюшку. Уж такое наше дело стариковское — рассказывать о том, что видели и слышали. Кое-чему у нас можно научиться. А то ведь некоторые из вас ничего не признают, кроме школы да телевизора.
Старик говорил именно то, что так хотелось услышать Халыку, и он с радостью подхватил:
— Ленгер-ага, больше всего мне хочется пойти с вами в горы.
Охотник улыбнулся.
— Чему вы улыбаетесь? — обиделся Халык.
— Боюсь, как бы тебя ночью не утащили шакалы.
— Шакалы крадут девчонок... А мне не дает покоя этот клад.
— Что ж ты хочешь делать?
— Хочу искать его... с вами.
— Нет там клада, верблюжонок. Экспедиция ничего не нашла. И те, кто не поверил экспедиции, тоже ничего не нашли. Да и твой дядюшка Ленгер, знакомый с каждым камнем в горах, тоже ничего не нашел. Кто же из них поверит, что клад нашел ученик шестого класса — Халык?
— Как бы там ни было, я хочу идти с вами.
— Ладно уж, возьму тебя в горы. Только придется тебе потерпеть недельку. Есть у меня важное дело в пустыне. Кажется мне, какой-то негодяй гоняется на машине за джейранами. Как-то ночью почудился мне выстрел. Чабаны рассказывали мне о том, что в пустыне появляется какая-то грузовая машина, которая всегда объезжает их стороной. Я не я буду, если не поймаю его. А в горы мы с тобой пойдем. Ты пока собирайся. Приготовь кеды — обувь должна быть удобной. Приготовь спальный мешок. Скажи маме, чтобы чурек для тебя испекла на молоке и сливочном масле. Как вернусь, поднимемся в горы.
— Понятно, Ленгер-ага, — серьезно, как взрослый, ответил Халык.
— Клад мы наверняка не найдем. Зато поздороваемся с гепардом, джейранами, куропатками.
Повстречаться с дикими животными — для лесника значит «поздороваться» с ним.
— Взберемся туда, где тучи в клочья рвутся о скалы и уплывают в сторону пустыни. Ты, верблюжонок, и не представляешь себе всех чудес этих гор. То, что случилось со мною, в этих горах, поинтереснее сказок «Тысячи и одной ночи». Ты читал эту книгу? Обязательно прочти. А сейчас послушай, как я охотился на джейранов.
Ленгер-ага подложил под локоть подушку. Он пристально всматривался в горы, словно пытаясь разглядеть то, о чем собирался рассказывать.
— Были годы войны. Я заведовал хозяйством интерната. Я должен был заботиться об одежде детей, учебниках и тетрадях, о продуктах. В те годы трудно было. Война. А я охотник. «Дай, думаю, накормлю-ка я моих детей мясом вдоволь». Поручил я нашему возчику, чтоб он с арбою ждал меня внизу, в овраге, а сам, прихватив двустволку, отправился за джейранами. Должен тебе сказать, что тогда охота на джейранов не была запрещена как сейчас. Так вот... Под вечер остановился я на склоне высоченной горы и стал в бинокль осматривать окрестность. Но как я ни вглядывался, пытаясь высмотреть горного барана, ничего не видел. Я тебе вот что скажу, верблюжонок: настоящий охотник сразу чувствует добычу, как... как называется эта штука, которая чувствует приближение самолета?.. Ха, локатор? Так вот, охотник, как локатор, всем существом своим чувствует добычу. Вдруг я почувствовал, что надо мною есть джейраны, и начал карабкаться вверх. Гора эта была для животных ловушкой. С трех сторон она обрывалась отвесно, и лишь, на одном склоне был узкий проход. Я взобрался на вершину, и передо мной открылась площадка, поросшая инжирными деревьями. А под ними — стадо джейранов! Они стояли на задних ногах, упершись передними в стволы деревьев, и тянулись мордами к зрелым ягодам. Их было одиннадцать. Я со своей двустволкой мог бы подстрелить одного или двух. Только разгорелась во мне жадность, и решил я заполучить всех. Как я тебе говорил, с трех сторон — обрыв, значит, они бросятся сюда. Долго я просидел за камнем, ожидая их. «Если они пойдут поодиночке мимо меня, я буду хватать их по одному и сбрасывать вниз»,— думал я. Наконец, решившись, я поднялся и крикнул. Джейраны, видимо, хорошо знали, что это за место, потому что кинулись в мою сторону. Но не то что схватить, я даже увидеть-то их толком не смог. Как пули пролетели они мимо меня. Я опомниться не успел, как они уже мягкими мячиками понеслись вниз, в ущелье. В это время где-то внизу дважды разнеслось рычание тигра. Охотник чует дичь, как дичь чует охотника. Я понял, что зверь ищет меня. Подобрав с земли двустволку, я стал подумывать, куда бы мне скрыться, если зверь пожалует сюда. Вокруг ничего, кроме деревьев инжира. Я взобрался на самое высокое из них. Уселся на ветке метрах в трех-четырех над землей. Вскоре на узенькой тропинке показался огромный тигр. Он тихо зарычал, и на голове у меня зашевелились волосы, руки и ноги ослабли, ружье выскользнуло из рук, не знаю, как я сам не свалился. Ни жив ни мертв я сидел на ветке, обхватив ствол дерева. А зверь направился прямо ко мне, посмотрел на меня и снова зарычал, обнажив клыки. При этом нижние листья на инжире зашуршали, словно от ветра. А клыки у него как кривые ножи. «Этим белым ножам и дерево нипочем», — в ужасе думал я. Мне с каждой минутой становилось все страшнее. И тут во мне заговорил разум: «Ведь этак я просто свалюсь ему в пасть, как кролик. Нельзя человеку так бояться этой кошки. Ведь взобраться на дерево он не может, допрыгнуть до меня — тоже. Так чего ж я так трушу?» Хищник тем временем обнюхал мою двустволку, поморщился и улегся под инжиром, положив голову на передние лапы. Ну совсем как кошка. Сколько этот негодяй пролежит здесь? Тигр может по четыре-пять дней вообще ничего не есть. «Ай, пусть лежит сколько хочет», — подумал я и, усевшись поудобнее, стал есть инжир. Зверь уставился на меня глазами, красными, как помидоры. Я бросил в него одну ягоду. Он заворчал. Я бросил еще. Он тихо зарычал. Когда я бросил третью ягоду и попал ему в морду, он рассвирепел и взревел. Похоже было, что он требовал, чтоб его оставили в покое. «Глупый зверь, если не хочешь, чтоб тебя беспокоили, для чего сторожишь меня, охотника?» Сидя на дереве, я вспоминал все, что слышал когда-нибудь о тиграх. Здесь в наших краях он самый сильный зверь. Если он сталкивается с барсом, тот уступает ему дорогу. Медведи с белыми когтями, живущие в арчевых лесах на вершинах Копетдага, бегут, учуяв его запах. Возможно, лев не уступил бы тигру, но в этих краях львы давно были истреблены. Последний лев был убит в низовьях Мургаба лет двести назад. А место, где он жил, до сих пор называется «Елбарслы», что звучит «Львиное». Да, верблюжонок, эта кошка по праву считает себя хозяином гор. И глаза у нее острее нашего бинокля. Ты не замечаешь тигра, а он тебя видит. Вероятно, он видел всю мою неудачную охоту на его джейранов. То, что джейраны были его стадом, я понял тогда-же. Уж ты поверь мне: как чабан пасет свой скот, так тигр оберегает горных джейранов. Он не показывается им на глаза, а ходит вокруг них. И появляется, как только кто-то покушается на его стадо. Если б он хотел убить, а не напугать меня, он подошел бы сзади так, что ни один камешек бы не шелохнулся. Если его не задевать, он никогда не подойдет к человеку. За километр, учуяв запах человека, он сворачивает с его пути.