Страница 15 из 22
Жаккетта работала челюстями без малейших остановок. И похлебка, и жаркое и паштет очень недолго задержались на столе. Посуда из-под них блистала ослепительной чистотой.
…Сметя все со стола, Жаккетта мрачно оглядела сидящих в харчевне, сыто рыгнула и такой же ураганной походкой удалилась.
Забираться обратно оказалось сложнее, чем покинуть дом. Ноги пытались съезжать с завитушек и узких карнизов. Лишний шум был крайне опасен, и в любую минуту на улице могли появиться прохожие, однозначно истолковавшие бы маневры Жаккетты на стене дома.
Но зато довольно урчал сытый живот, хотелось сладко поспать.
И жить было куда веселее!
Ночной поход в харчевню очень поддержал Жаккетту и морально, и физически.
Но пускать на самотек проблему своего питания и зависеть от случайностей ночных вылазок она не собиралась.
Заботясь о себе, Жаккетта встала пораньше, пока и Жанна, и баронесса смотрели приятные утренние сны. Действуя, как заправский неуловимый ассасин Горного Старца, она осмотрела все апартаменты госпожи де Шатонуар и в лабиринтах соединяющих этажи лестниц нашла то, что искала: неприметный, но вместительный закуток.
Из нижней юбки госпожи Жаккетта выпорола несколько зашитых лично для себя на черный день монет, рассуждая, что день-то пришел – чернее некуда.
Когда знатные дамы изволили проснуться, излучающая безмятежность Жаккетта уже была дома. Она, как добрая католичка, успела сходить на утреннюю мессу.
А в новом тайнике лежал месячный запас продовольствия.
День сменялся новым днем, а Жаккетта почти не худела.
– Я тебя вообще на хлеб и воду посажу! – злилась Жанна, измеряя ее грудь, талию и бедра.
– Ну я же говорила вам, что кость у меня широкая! – обидчиво оправдывалась Жаккетта.
Жанна только морщилась.
И без этого проблем хватало. Восточный костюм Жаккетты был слишком легким для наступающей осени. Красные шелковые шальвары и футляры для груди были одеждой для очень важных случаев, а повседневное платье, по мнению Жанны, больше подходило для выпаса коров, чем для соблазнения мужчин.
Пришлось потратиться на пару достаточно изысканных нарядов для новоиспеченной Нарджис. Одно предназначалось для дороги, другое – для визитов.
А ведь эти деньги, между прочим, можно было истратить на себя…
Оранжевые уши Жаккетты без боя тоже не сдавались. Теперь их цвет стал значительно ближе к нормальному, можно было прикрыть их прической, но если, не дай бог, кусочек уха выглядывал наружу, то просто поражал жизнерадостным оттенком.
В глубине души Жанна была уже не рада, что заварила всю эту кутерьму: Жаккетта не умела ходить, как ходят дамы, не умела стоять, не умела смотреть. А уж когда рот раскрывала, так хоть уши затыкай и беги! В общем, дама еще та…
– Ну что ты голову задрала?! – шипела Жанна, гоняя Жаккетту по комнате в попытках научить манерам. – Опусти сейчас же! Что у тебя, шея не гнется? Где ты видела даму с задранным подбородком?! Это же неприлично!!!
– Вам легко говорить! – огрызалась Жаккетта. – Вы и ваши дамы высокие. А я нет!
– Будешь туфли на толстой подошве носить! – пригрозила Жанна. – Ну что ты, когда идешь, с таким телячьим восторгом по сторонам смотришь, словно вчера на свет родилась!
– А куда же смотреть?! – возмутилась Жаккетта.
– Никуда не смотреть! – взвизгнула разозлившаяся Жанна. – Настоящая дама по сторонам так откровенно не глазеет! Веки ее полуопущены, взгляд задумчив! Поняла, табуретка бестолковая?!
– А у госпожи Фатимы лучше было! Она меня кормила хорошо и сказки на ночь рассказывала! – неожиданно заметила Жаккетта, в которой начали просыпаться замашки примадонны.
Ведь кем ее госпожа Жанна заменить сможет? Никем!
– Пошла с глаз моих! – рявкнула окончательно потерявшая терпение Жанна.
Держа голову склоненной, веки полуопущенными и все равно бросая выразительные взгляды по сторонам, Жаккетта ушла.
Теперь она каждую ночь неслышно выбиралась на лестницу и, сидя на ступеньке, принималась есть, стараясь громко при этом не чавкать.
Помимо прочих важных качеств, легкая сутулость настоящей дамы у Жаккетты, конечно, отсутствовала. Напрочь!
Жаккетта голая стояла в центре зала, и ее твердые, словно яблоки, упругие крестьянские груди вызывающе торчали вперед. Грудь идеалу дамы, как не трудно понять, тоже не соответствовала…
Тонкая Жанна в одной просвечивающей рубашке стояла рядом, словно шедевр[8], и отличалась от Жаккетты, как небо от земли.
– Госпожа Беатриса, я не могу! – со слезами говорила она баронессе. – Ну посмотрите на ее вымя! Где ж такое видано? Я ее уже который день кормлю по чуть-чуть, а она все такая же толстая! (Повернись задом, корова!) Видите?
– Да-а-а! – заревела в три ручья съевшая за неделю месячный запас еды Жаккетта. – Это я с голоду пухну! Уже ноги не носят! Скоро совсем помру и закопаете меня здесь, в чужой земле! Я стараюсь-стараюсь, а вам все не так! А мое дело – волосы укладывать, а не знатных дам изображать! И вовсе я не толстая! Вот когда у госпожи Фатимы жила, была толстая, и все были довольны, никто слова худого поперек не говорил!
– Да оставь ты ее в покое! – вдруг дала неожиданный совет баронесса.
– Как оставь? – возмутилась Жанна. – Ее же нельзя людям показать!
– Вот так и оставь! – твердо сказала баронесса, осмотревшая Жаккетту сквозь редкую штучку «очки» со всех сторон. – Все равно этих мужчин не поймешь! Будет какой-нибудь кавалер нежно смотреть тебе в глаза и сочинять сонеты о тонкой талии и легкой походке – не задумываясь, скажешь, что его идеал – неземная фея. Дамы, наслушавшись его виршей, начинают голодом себя морить, лишь бы понравиться красавцу, а потом выясняется, что он в это время какой-нибудь кухарке, которая в дверь только боком входит, троих детей уже сделал. Так что пусть твоя Нарджис такой и остается. Шейху она нравилась?
– Нравилась… – мрачно сказала Жанна.
– Значит, и здешним понравится. Мужчины одинаковы.
Жанна с сомнением посмотрела на баронессу, недоверчиво оглядела Жаккетту и вздохнула.
– Одевайся, выдра толстозадая! Буду учить тебя хорошим манерам. Запомни: настоящая дама никогда не ругается, а выражается изящно и приятно! Поняла?
Жанна была знатной дамой с рождения, а поскольку талант учить других у нее блистательно отсутствовал, то она и представить не могла всех сложностей, с которыми столкнулась Жаккетта. И только злилась, когда та робко пыталась что-то узнать.
Поэтому Жаккетта решила самостоятельно выяснить, что же такое знатная дама и как ее правильно изображать.
Она крепко подумала, вспомнила всех знатных дам, каких знала, и составила для себя «КодексЗнатнойДамы»:
• знатная дама всегда плотно зашнурована, поэтому дышать глубоко она не может, значит и обмороки – дело обычное;
• знатная дама ругается только дома, в обществе ей этого делать нельзя;
• ходит знатная дама мелким шагом, смотрит на кончики своих пальцев, которые поддерживают подол. Голову при этом нужно склонять чуть набок и глаза на собеседника поднимать с таким усилием, словно ресницы у тебя неподъемные;
• знатная дама при людях пользуется вилкой, пальцем вылавливать мясо из соуса ей нельзя – вот жалость!
• когда всем весело, знатная дама не имеет права засмеяться по-человечески. Она может лишь кисло улыбаться, бедняга;
• поколотить врага знатная дама тоже не может. Особенно на людях. Надо травить ядом;
• знатной даме с другими знатными дамами надо держать ухо востро: раз ругаться нельзя, надо еще сто раз подумать, что тебе сказали – похвалили или оскорбили в лицо;
8
Здесь слово шедевр (shef d-euvre) применено в средневековом понимании этого слова. После обучения подмастерье был обязан предоставить на суд цеховых мастеров свое лучшее изделие, специально сделанное, чтобы показать все умение и навыки претендующего на звание мастер.