Король-Уголь

Наступило молчание.

— Какого преступника? — спросил молодой Харриган. — Ничего не понимаю!

— Вы просто не поверите, но еще ничего не сделано для спасения этих людей! Преступник заколотил досками вход в шахту, а сверху еще навалил брезент и наглухо замуровал рабочих!

Люди за столиками начали в ужасе перешептываться.

— Я знаю, вам этого даже не понять! Дело в том, что в шахте пожар. Если пустить вентилятор, сгорит уголь. Но в то же время некоторые штреки очистятся от дыма, и часть людей будет спасена. Таким образом, встал вопрос — что важнее: человеческая жизнь или частная собственность, и преступник решил, что — частная собственность. Он предлагает ждать неделю-другую, пока не утихнет пожар. Но уж к этому-то времени все люди — и взрослые и дети — наверняка погибнут!

Воцарилось молчание. Его нарушил молодой Харриган:

— Чья ж это вина?

— Эноса Картрайта.

— А кто он такой?

— Когда я сказал, что ищу преступника, я ввел вас, Перси, в некоторое заблуждение: я знаю, кто он, а сказал я так потому, что хотел собраться с мыслями. — Сделав паузу, Хал снова заговорил, и голос его звучал твердо, а каждое слово разило как удар: — Преступник, о котором я говорю, управляющий шахтой. Он состоит на службе у «Всеобщей Топливной компании», наделившей его властью. Человек, которого сейчас преследуют, — не тот, кто заколотил шахту, а тот, кто предложил ее распечатать. С ним обращаются как со злоумышленником, потому что «Всеобщая Топливная компания» попирает не только законы штата, но и законы гуманности. Спасая свою жизнь от убийц и душителей, состоящих на службе у шахтовладельцев, я вынужден был искать убежище в вашем вагоне.

12

Достаточно хорошо зная этих людей, Хал понимал, что его разоблачение подействует на них как взрыв бомбы. Для таких самое главное, чтобы все было комильфо, — а он каждым своим словом оскорблял их чувства! Если он желает хоть сколько-нибудь склонить их на свою сторону, необходимо объяснить им, почему он здесь, почему вторгся так бесцеремонно в частные владения Харрнганов.

— Перси, — сказал он, — помните, как ожесточенно вы со мной спорили в прошлом году в колледже за то, что я слушаю всех этих «разгребателей грязи»[17]? Вы принимали это за личное оскорбление, не верили ничему. Но я решил убедиться лично, потому-то я и поступил работать углекопом. Собственными глазами я видел взрыв в шахте. Я видел, как этот Джефф Коттон зуботычинами и грубой бранью гнал женщин и детей от шахты. Я пробовал помочь шахтерам, но начальник охраны поспешил выселить меня из Северной Долины. Он предупредил, что, если я не перестану совать нос в чужие дела, со мной случится какая-нибудь беда темной ночью. А сейчас как раз на дворе темная ночь!

Хал сделал паузу, чтобы дать молодому Харригану возможность быстро обдумать это дело и проявить себя хозяином, но тот, видимо, все еще не понимал, что означает присутствие здесь начальника охраны с револьвером в руке.

Тогда Хал заговорил опять:

— Нет сомнений, что эти люди охотно прикончили бы меня, они уже в меня сейчас стреляли. Начальник охраны все еще держит револьвер — слышите, как пахнет порохом? Поэтому я позволил себе зайти без приглашения в ваш вагон, Перси. Я сделал это, чтобы спастись от смерти, — вы уж меня извините!

Сыну угольного короля представился случай проявить великодушие, и он не преминул им воспользоваться.

— Конечно, Хал, — сказал он, — вы прекрасно сделали, что пришли сюда. Уверяю вас, мы не уполномачивали наших служащих на такие поступки! Они обязательно понесут ответственность за свое поведение.

Он говорил со спокойной уверенностью, в обычном стиле Харриганов, и от его слов Джефф Коттон и его подручные как-то сразу сникли, съежились.

— Спасибо, Перси, — сказал Хал. — Я не сомневался, что вы это скажете. Извините, что я помешал вашим гостям.

— Пустяки! Тут все свои.

— Видите ли, Перси, я это сделал не столько ради собственного спасения, сколько ради спасения шахтеров. Они гибнут, и дорога каждая минута. Чтобы добраться до них, нужно не меньше суток; они уже будут тогда при последнем издыхании. Поэтому надо действовать без всяких проволочек.

Снова в вагоне нависло молчание, которое становилось уже неловким. До сих пор все гости смотрели на Хала; сейчас они перевели взгляды на юного Харригана, и тот почувствовал перемену в их отношении.

— Я не знаю, чего вы добиваетесь от меня, Хал. Мои отец держит специалистов для управления шахтами. Я лично не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы давать им указания. — Эта тирада была произнесена тоном, свойственным Харриганам, но все же Перси дрогнул под суровым взглядом Хала: — Что же я могу сделать?

— Прикажите открыть шахту и пустить вентилятор в обратном направлении, чтобы выкачать дым и газы. Это позволит спасательным отрядам спуститься в шахту.

— Уверяю вас, Хал, я не властен, отдавать подобные распоряжения!

— Вы должны взять эту власть! Ваш отец уехал в Нью-Йорк; все члены правления мирно спят у себя по домам, а вы оказались здесь!

— Но, Хал, я ничего в этом не смыслю! Обо всем происшествии я могу судить только с ваших слов. Конечно, я вам вполне доверяю, но в таком положении возможны всякие ошибки.

— Поезжайте, Перси, в Северную Долину и сами все расследуйте! Я только об этом вас прошу. Вы в собственном поезде. Паровоз стоит под парами. Пусть вас немедленно переведут на другой путь, и мы через полчаса будем на шахте. А там я познакомлю вас с людьми, которые понимают в этом деле. Эти люди всю свою жизнь работают на шахтах, не раз были свидетелями таких катастроф — они скажут вам правду. Они скажут вам, что еще есть возможность спасти много человеческих жизней, но начальство не желает, предпочитая спасать уголь, крепление и рельсы, стоимостью в несколько тысяч долларов.

— Но даже если это правда, Хал, ведь я не властен…

— Если вы туда приедете, вы в одну минуту покончите с этой волокитой. То, что сейчас делает администрация, возможно только при полном заговоре молчания.

Харригановская самоуверенность не могла устоять против страстного натиска Хала; сын угольного короля постепенно начал казаться растерянным и довольно заурядным юнцом. Но над ним довлела сила более грозная, чем натиск Хала. Он покачал головой:

— Это дело моего старика. Я тут не имею права вмешиваться!

В отчаянии Хал обратился к остальной компании. Он переводил взгляд с одного лица на другое, пока не остановился на красавице с обложки журнала, удивленно глядевшей на него широко открытыми темными глазами.

— Джесси! Что вы об этом думаете?

Девушка вздрогнула, и на лице ее появился ужас.

— О чем, Хал?

— Скажите ему, что его долг — спасти этих людей!

Секунды показались Халу вечностью. Он чувствовал, что подвергает девушку серьезному испытанию. Темные глаза уставились на пол.

— Но я же не понимаю в этих делах, Хал!

— А я вам объясняю, Джесси! Людей обрекают на смерть из-за денег Разве это не ясно?

— Но как я могу поверить, Хал?

— Клянусь, Джесси! Я никогда бы не обратился к вам, если бы не знал наверняка!

Она все еще колебалась. Но тут в его голосе прозвучало глубокое чувство:

— Джесси, милая…

Девушка, как зачарованная, подняла голову и посмотрела Халу в глаза. Густой румянец смущения залил ее лицо и шею.

— Джесси, я понимаю — об этом даже просить невозможно. Вы никогда не были нетактичны с друзьями. Но я вспоминаю, как однажды вы позабыли про свои хорошие манеры: какой-то хулиган-извозчик избивал на улице старую лошадь. Помните, как вы тогда кинулись на него? А теперь подумайте, дорогая, там в шахте мучаются такие же несчастные живые создания: только не лошади, а люди, рабочие…

Девушка не сводила с него взгляда, полного жалости и растерянности. И вдруг он увидел в ее глазах слезы.

— Не знаю, не знаю, ничего не знаю! — вскричала она и, закрыв лицо руками, громко зарыдала.

17

Литературное движение начала нынешнего века, включавшее самого Э. Синклера, Л. Стеффенса, Ч. Рассела и других прогрессивных американских литераторов, которые разоблачали господство монополий, коррупцию политических деятелей и т. п.