Король-Уголь

Халу эти доводы показались совершенно новыми:

— А народ-то как раз не понимает, что рабочим необходима организация для утверждения их законных прав.

Олсен шутливо всплеснул руками:

— Господи! Все и не перечислишь, чего люди не знают о нас, шахтерах!

29

Олсен стремился заинтересовать Хала и посвящал его во все тайны своей профессии. Он находил людей, которые верили в профсоюз и соглашались, несмотря на риск, вербовать других. Всюду, где побывал Олсен, оставались сколоченные им группы, и он находил способы держать с ними связь, чтобы тайком переправлять пропагандистскую литературу и распространять ее среди рабочих. Он считал, что так создадутся первичные ячейки. А через год-полтора они уже будут на всех шахтах и можно будет выйти из подполья: созывать митинги в городах и в других местах, куда охотно пойдут рабочие. Дух протеста будет расти; рабочие начнут вступать в профсоюз такими темпами, что угольные компании не смогут с ними расправляться. И тогда рабочие потребуют своих прав, иначе пригрозят всеобщей стачкой во всем районе.

— Пойми, — закончил Олсен, — мы же имеем законное право объединиться, хоть это и не нравится хозяевам. Пусть тебя это не пугает!

— Так-то так, — сказал Хал, — но, по-моему, здесь, а Северной Долине, разумнее было бы выдвинуть какое-нибудь другое требование, менее спорное; например, рабочий контроль за весами.

— Все равно, — улыбнулся Олсен, — чтобы поддержать даже это требование, нам необходим профсоюз.

— Пусть так, — настаивал Хал. — Но существуют предубеждения, с которыми приходится считаться. Некоторые люди настроены против профсоюза; им кажется, что это приведет к тирании и насилию.

Его собеседник рассмеялся:

— Боюсь, что ты тоже разделяешь это мнение. Ладно, если хочешь заняться вопросом весового контроля, я препятствовать не стану.

Чудесно, вот это дело, настоящее дело! С тех пор как Хал стал подручным забойщика, работая под сводом в пять футов высотой, жизнь показалась ему скучной. А так-то, конечно, будет интереснее!

Но искренне ли он хочет этим заняться? До сих пор он оставался лишь наблюдателем шахтерской жизни. Правда, он уже убедился, что для шахтера созданы жестокие условия, причем это была совершенно ненужная, преднамеренная жестокость. Но когда дошло до дела, Хал заколебался: старые страхи и предубеждения вновь зашевелились в нем. Ведь ему всегда внушали мысль, что рабочие — народ буйный и ленивый, что им необходим кнут. А теперь, оказывается, он сам намерен выбить из сильной руки этот кнут, стать союзником тех, кто «подстрекает рабочих к бунту»!

Но это же как-никак другое, успокаивал себя Хал. То, что предложил Олсен, ведь не профсоюз, который может явиться деморализующей силой, подстрекающей рабочих все к новым и новым требованиям, вплоть до требования полного господства в промышленности. А кампания по поводу весов — это же просто призыв к закону, испытание честности и справедливости шахтовладельцев, про что те столько кричат. Если верить им, то закон о контроле у весов неукоснительно выполняется, охраняя права рабочих. А контролеров, мол, нет только потому, что рабочие сами не требуют. Что же зазорного, если попытаться это выяснить? Ведь если, с другой стороны, требование рабочих об осуществлении их законного права, не только юридического, но и морального, будет встречено хозяевами как бунт, в таком случае Хал начнет лучше понимать, что у них называется бунтом. Старый Майк, Иогансен и многие другие предупреждали Хала, что хозяева превратят его жизнь в сплошной ад и заставят поневоле убраться отсюда; а раз так, то и он готов насолить хозяевам!

— Это будет веселенькое дельце! — вырвалось у Хала, и Олсен в ответ рассмеялся:

— Вот именно…

— Ты думаешь, меня ждет второй «Пайн-крик»? — спросил Хал. — Возможно, так, но я должен сам все проверить. Понимаешь, у меня есть брат, и я мысленно веду с ним споры, когда начинаю думать о том, что становлюсь революционером. Я хочу с полным правом сказать ему: «Я не начитался никаких теорий. Я лично все проверил и вот — жизнь как она есть!»

— Ладно, — сказал Олсен, — все это хорошо, но ты еще только хочешь это испытать и внушить правильные мысли брату, а я уже всему научен на горьком опыте. Уж я-то знаю, что здесь делают с человеком, который требует рабочего контроля. И я не могу принести себя в жертву только затем, чтобы получить еще одно доказательство!

— А я тебя и не зову! — засмеялся Хал. — Раз я не берусь помогать тебе, ты можешь и мне не помогать. Но скажи, ведь я не помешаю общему делу, если подберу группу людей, которые согласятся рискнуть и выступить с требованием контролера?

— Конечно, нет! Наоборот, это послужит для многих наглядным уроком. Есть рабочие, которые ничего не знают о своем законном праве на контролера. Другие знают, что им не записывают полного веса, но не уверены, что это их обворовывает сама Компания. Если администрация откажется допустить контролера к весам, если, больше того, она выгонит застрельщиков, тогда в местном отделении профсоюза появится много новых членов.

— Хорошо, — сказал Хал, — я не собираюсь вербовать для вас новых членов, но уж если сама Компания пожелает заняться вербовкой, — пускай, это ее дело.

И молодые люди скрепили свой договор крепким рукопожатием.

Книга вторая

Рабы Короля-Угля

1

Таким образом, Хал приступил к деятельности, куда более интересной, чем работа конюха или подручного, но и чреватой более грозными опасностями, чем если на тебя свалится кусок пустой породы или мул лягнет тебя копытом в живот. Пассивность, которую порождает изнурительный труд, еще не успела перейти в хроническую болезнь Хала: защитой его была молодость, которой свойственна жажда новых и новых переживаний. Ему казалось страшно интересным быть заговорщиком, хранить тайны — глухие и таинственные, как темные своды шахты, где он работал.

Но Джерри Минетти, которому Хал раньше всех поведал о цели пребывания Олсена в Северной Долине, уже в свое время переболел юношеской романтикой. Мигом слетела с него обычная беззаботность, в глазах мелькнул страх.

— Я знал, что это когда-нибудь наступит! — воскликнул он. — Ох, беда нам с Розой!

— Почему? Не понимаю!

— Придется нам впутаться — наверняка придется. Я уже Розе говорил: «Мы называем себя социалистами, а кому от этого польза? Никому. Участвовать в выборах здесь бесполезно — голоса за социалистов не учитываются». Я Розе говорил: «Нужен профсоюз… Нужно бастовать». А она мне: «Подожди еще. Накопим хоть немножко денег. Пусть дети подрастут. Тогда уж мы поможем, и не так страшно нам будет остаться без крова».

— Но мы вовсе не собираемся организовывать профсоюз! — возразил Хал. — Пока у меня другой план.

Но не так легко было остановить Джерри. Он продолжал:

— Откладывать нельзя! Рабочие уже не могут больше терпеть! Я всегда говорил: это придет неожиданно, как взрыв в шахте. Если кто-нибудь начнет драку, все будут драться. — Тут Джерри поглядел на Розу, которая сидела, тревожно устремив черные глаза на мужа. — Придется, значит, и нам, — досказал он, и Хал заметил, что оба они поглядели на дверь, за которой спали дети.

Хал молчал — он уже начинал понимать, чего может стоить бунт таким людям. Он наблюдал с сочувствием и любопытством их борьбу — старую, как мир, борьбу между эгоизмом, осторожностью, тягой к личным удобствам, с одной стороны, и зовом долга, стремлением к идеалу — с другой. На эту борьбу звали не оглушительные фанфары, а лишь тихий голос совести.

Помолчав немного, Джерри спросил, каковы же, собственно, планы Хала и Олсена.

— Проверить, — ответил ему Хал, — как относится Компания к закону о рабочих контролерах. Это будет отличным пробный камень; как по-твоему, а, Джерри?

Тот только горько усмехнулся:

— Да, пробный камень для холостяков, у которых нет семьи!