Король-Уголь

— Они берут взятки даже талонами на магазин! — рассмеялся Хал.

— А то нет!

— А если я начну плохо обращаться с мулами? Ему придется отпустить меня и без взятки.

— Черта с два! — возразил Майк. — Если ты его разозлишь, он отведет нам плохой участок, и это нам обойдется десять долларов в неделю. Нет уж, сударь, лучше поднести ему стаканчик, похвали его, скажи, что он хороший парень, пусть ему будет приятно! Обработай его, ты же говоришь по-американски!

21

Хал обрадовался случаю ближе познакомиться со своим начальником. Алек Стоун был ростом в шесть футов, и все остальное у него соответствовало — ручищи, как два заплывших жиром окорока, обладали колоссальной силой. Он научился управлять людьми на сахарной плантации в Луизиане — и этим объяснялось многое. Подобно режиссеру, который, забывая, что у актеров есть фамилии, называет их именами персонажей пьесы, Стоун обращался к рабочим, помня только их национальность: «Валяй, поляк, грузи вагонетку!», «Эй, япошка, тащи сюда вон тот инструмент!», «Заткнись ты, даго, и принимайся за работу, не то, честное слово, я раздеру на тебе штаны!»

Хал однажды был свидетелем спора о том, кто обязан таскать бревна. На земле лежала огромная поперечная пила с ручками на обоих концах. Стоун схватил ее и начал размахивать, как палашом, под самым носом у щуплого чеха-шахтера. «Грузи бревна, чешская рожа, или я распилю тебя самого на куски!» Испуганный чех пятился назад, а Стоун наступал на него. Наконец чех оказался прижатым вплотную к стене, а перед его носом моталась взад и вперед пила. «Распилю тебя на куски, чешская рожа! Фарш из тебя сделаю!» — орал Стоун. Когда, наконец, начальник оставил его в покое, щуплый чех опрометью бросился грузить бревна.

Но больше всего удивляло Хала то, что Стоун сохранял при этом изрядную долю добродушия. Вряд ли он хоть один раз из тысячи привел в исполнение свои кровавые угрозы, а закончив очередную тираду, обычно, как это ни странно, разражался смехом; причем и рабочий, на которого обрушивал он свой гнев, улыбался ему в ответ, не замедляя, конечно, темпа работы. После эпизода с пилой Стоун заметил, что Хал наблюдает за ним, и отпустил такую фразу:

— Вот учись, как надо обращаться с этой швалью.

Хал счел это данью своему американскому происхождению и почувствовал себя польщенным.

Вечером, после беседы с Майком. Хал решил поговорить со Стоуном. Он нашел своего начальника дома. Тот сидел у себя на террасе, положив ноги на перила.

— Мистер Стоун, — сказал Хал, — у меня к вам просьба.

— Валяй, дружок, в чем дело?

— Пойдемте в пивную, выпьем по стаканчику, а?

— Видно, тебе чего-то надо! Но только меня, дружок, подкупить трудно!

Тем не менее Стоун убрал ноги с перил, вытряхнул пепел из трубки и вышел к Халу.

— Мистер Стоун, — сказал Хал, когда они зашагали по улице, — мне хочется перейти на другую работу.

— А почему? Мулы осточертели?

— Нет, сэр, но я узнал о лучшей работе. Помощник Майка Сикориа заболел, и я хотел бы занять его место, если вы не возражаете.

— Что ты, малый! Это же работа для черномазого! Не боишься разве занять место черномазого?

— А чего бояться, сэр?

— Разве ты не знаешь, что эта дурная примета?

— Ничего, мне лишь бы получать его плату.

— Нет, — решительно сказал начальник, — ходи за мулами!. Ты у меня хороший работник, и я не хочу тебя терять. Поработай еще маленько, и я дам тебе прибавку. А полезешь в забой, первое, что тебя ждет, — это хороший обвал прямо на голову, и никакие негритянские деньги тебе впрок не пойдут.

Они дошли до пивной. Хал заметил, что при их появлении там воцарилась тишина; все кланялись и смотрели на них. Приятно, когда тебя встречают в компании с начальством!

О'Каллахен — владелец пивной — подбежал к ним с самой разлюбезной улыбкой и сел рядом. Хал заказал виски.

— Нет уж, ты оставайся на своем месте, — снова заговорил Стоун. — Научись обуздывать мулов, а потом я тебя сделаю начальником, будешь обуздывать людей.

Кое-кто из присутствующих захихикал. Начальник налил себе виски и поставил стакан на стойку.

— Шутки в сторону, — сказал он громко, чтобы каждый мог услышать. — Я это по своему опыту знаю. Меня, бывало, предупреждают: «Ради бога, не говорите так с черномазыми, а то они ночью ваш дом подожгут». А я на это отвечал: «Если негра баловать, будешь потом всю жизнь нянчиться с испорченным негром!» И с неграми у меня всегда такой разговор: «Эй, черномазый, ты своих фокусов не выкидывай, не то я спущу с тебя штаны». Они понимают, что я джентльмен, и работают как следует.

— Еще стаканчик? — предложил Хал.

По мере того как начальник хмелел, он становился все более общительным и продолжал рассказывать о неграх. На сахарных плантациях в разгар сезона негры работают по двадцать часов в сутки. Если кто-нибудь из них пытается уклониться от этого, его подвергают аресту за сквернословие или за игру в кости и заставляют работать уже бесплатно, как арестанта. Стоун рассказал, как один такой «жеребец» предстал перед мировым судьей по обвинению в том, что он «косоглазый». За такое преступление его присудили к принудительным работам сроком на два месяца. Этот анекдот очень понравился посетителям пивной, у которых расовый антагонизм был, очевидно, сильнее классовой солидарности.

Был уже поздний час, когда начальник с Халом вышли из пивной. Начальник выглядел весьма ласковым.

— Мистер Стоун, — заговорил Хал, — простите, что я надоедаю, но мне очень хочется побольше зарабатывать. Если вы согласитесь дать мне место подручного, я буду счастлив поделиться с вами.

— Поделиться со мной? То есть как это?

Хал насторожился. Если бы Майк так твердо не заверил его в продажности Стоуна, можно было бы ожидать, что могучий кулак начальника собьет сейчас его с ног.

— На той работе платят на пятнадцать долларов больше. Наличных у меня сейчас нет, но, может, вы согласитесь забрать товаров в лавке за мой счет на десять долларов.

Несколько шагов они прошли молча. Наконец Стоун заговорил:

— Вот что я тебе скажу. Этот старый словак вечно всем недоволен, это один из тех типов, которые думают, что могли бы управлять шахтой, только пусти их. Так вот, если ты наслушаешься его речей и вздумаешь прийти ко мне скандалить, клянусь богом…

— Что вы, сэр! — живо перебил его Хал. — Уж я для вас потружусь — заставлю его заткнуться. И если вы желаете, я присмотрюсь, с кем он ведет разговорчики, и про всех этих смутьянов буду вам докладывать.

— Вот это дело, — быстро согласился начальник. — Действуй, а я буду тебя иметь в виду и помогу продвинуться. Ты не думай, что я этого старика боюсь, но когда у тебя почти пятьсот человек чужеземного сброда, из которых один анархисты, другие болгары и черногорцы, что вечно дрались между собой в своей стране…

— Понимаю, — подсказал Хал, — за ними надо наблюдать.

— А как же! — воскликнул начальник. — Кстати, когда будешь говорить приказчику в магазине про эти пятнадцать долларов, скажи, что проиграл мне их в покер.

— Я ведь сказал: десять долларов, — поспешно заметил Хал.

— Да, я слышал, — ответил начальник, — но я-то говорю пятнадцать.

22

Хал был рад, что теперь он станет настоящим шахтером. В течение долгого времени он рисовал себе это в уме, но, как часто случается, первое соприкосновение с действительностью стерло картину, созданную воображением. Вернее сказать, пропала даже способность воображать. Хал понял, что на борьбу с жестокими пытками уходит весь запас его энергии — и физической и умственной. Если бы раньше кто-нибудь рассказал ему, как ужасно работать в забое высотой в пять футов, он бы не поверил. Это было похоже на страшные орудия пытки — «железную деву» и «ошейник с шипами», которые показывают в старинных европейских замках. У Хала так горела спина, будто по ней водили раскаленными утюгами. Каждый сустав, каждый мускул вопил от боли. Он забывал, что над ним нависает уступчатая кровля, и все время ударялся об нее. Лоб его покрылся ссадинами и кровоподтеками, голова раскалывалась от боли, в глазах мелькали темные пятна. В отчаянии он падал на землю, а старый Майк только посмеивался: