Страница 47 из 63
Как обычно — взлетели, набрали высоту, легли на курс. А на душе светло, пою про себя: «Широка страна моя родная.» Удивляюсь, что Валя молчит, спрашиваю:
— Где мы?
Она словно ждала моего вопроса, весёлым голосом, громче, чем всегда, ответила:
— Через две минуты — граница. Польша!
«Приступаем к освобождению Европы, — подумала я с гордостью. — Что бы ни случилось, свою миссию мы выполним. По-другому нельзя. Рокот наших моторов для поляков сейчас, наверное, самая сладкая музыка».
— Ура! Ура! Ура! — выкрикнула Валя с воодушевлением и ворчливо добавила — Опять работаю за двоих.
— Я кричала вместе с тобой, только мысленно.
— Ты права. Выразить вслух словами то, что мы испытываем в эти мгновения, невозможно.
— Стихи напиши, — сказала я серьёзно.
— Попробую, только вряд ли что получится. Очень правильно замечено: лицом к лицу лица не увидать. Кто бы другой написал, я бы послушала… До цели десять минут…
Над переправой висели САБы, качались световые столбы прожекторов. Я легла на боевой курс. Отчётливо видела тёмную полоску, пересекающую реку. Взрывы слева и справа. На моих глазах полоска оборвалась — прямое попадание. Это работа Никулиной — Рябовой. Ничего не скажешь — молодцы.
Наш самолёт качнуло — Валя сбросила сразу четыре бомбы. Теперь уходить. Я резко отвернула влево, в сторону реки. Прожекторы, как ни старались, нас не поймали. Восстановить переправу гитлеровцам теперь не удастся, не позволим…
Это была незабываемая ночь-максимум. Когда приземлился последний самолёт, девушки запели «Гвардейский марш», хотя и шатались от усталости.
Засыпая, я услышала радостные возгласы:
— Жигули! Жигули!
Так называли Женю Жигуленко её самые близкие подруги. Сон как рукой сняло. «Неужели опять…» Я приподнялась и увидела, что Женя — в форме — исполняет с подругами какой-то первобытный танец. Успокоилась, снова легла и сквозь сон услышала голоса:
— Здорово попало?
— Ограничились строгим внушением…
Давно я так не спала, как в этот день, — без снов, без галлюцинаций.
Ночь восемьсот восьмая
В августе 1944 года на нашем фронте шли бои местного значения. После катастрофического поражения в Белоруссии немцы начали возводить на территории Польши мощную оборонительную систему, включающую множество прожекторов и зенитных установок. В Восточной Пруссии совершенствовались старые и создавались новые долговременные железобетонные сооружения. Общая протяжённость траншей и противотанковых рвов, проволочных и минных заграждений, прикрывающих Берлинское направление, исчислялась тысячами километров.
Наши наземные войска вгрызались в оборону немцев, захватывали отдельные населённые пункты, плацдармы. А полки ночных бомбардировщиков делали своё дело — наносили удары по вражеским позициям, лишали гитлеровцев отдыха и сна…
18-го августа мы прилетели на новый аэродром, расположенный возле деревни Куровице, разместились в красивом белом доме с колоннами. Это было имение какого-то богатого польского пана, удравшего с немцами.
После шалашей и землянок военная судьба преподнесла нам, как на блюдечке, просторные светлые комнаты, старинный парк с тенистыми аллеями, большой пруд. «Шикарная» жизнь, однако, продолжалась недолго — два дня. Среди нас нашлась принцесса на горошине, которой почудилось, что где-то под полом тикает часовой механизм. И хотя на стене дома красовалась надпись «Разминировано», Бершанская приказала нам переселиться в парк, под деревья. Погода стояла тёплая, в имении нашлась солома, и мы без особого сожаления покинули панские апартаменты. Ждали, что дом вот-вот взлетит на воздух, но он так и не взлетел. Шутки по этому поводу сыпались, как из рога изобилия:
— Гостиница «Тик-так».
— Обидно, улетим и не узнаем, была мина или нет. Надо оставить адрес, пусть нам сообщат.
— Не улетим, пока не взорвётся.
— Ни одного минёра в полку, безобразие…
Таня Макарова и Вера Белик получили почётное задание — разведать погоду к северу от аэродрома, пересечь границу Восточной Пруссии и сбросить бомбы на вражеские позиции. Пусть гитлеровцы знают, что «ночные ведьмы» близко. Это будет первый удар, нанесённый силами нашего полка по фашистам на их собственной территории.
Набрав высоту, «блондинка» скрылась в мглистом вечернем небе. Все экипажи, конечно, завидовали Тане и Вере, каждая из нас мечтала о таком полёте. К этому времени мы уже многое знали о цитадели прусской военщины, знали, — что именно в Восточной Пруссии находилась ставка Гитлера.
— Вот бы долбануть по этому логову, прихлопнуть фюрера, — мечтательно вздохнула Валя. — Представляешь, подлетаем ночью с выключенным мотором — бац! — четыре «сотки» залпом, и порядочек. Мы — Герои Советского Союза, слава на весь мир.
— Ты думаешь, ставка Гитлера — это дачный домик? — усмехнулась я. — Долбануть можно, но что толку. Эти гады сидят в подземелье, над ними такие железобетонные пласты, никакими бомбами не прошибёшь.
— Всё равно, — заупрямилась Валя. — Попытка не пытка.
— И не жалко тебе бомбы? — переходя на шутливый тон, спросила я.
— Выходят же они подышать свежим воздухом.
— В самом деле, как я не подумала. Что ж, может быть, сегодня и долбанём. Нагоним на них страху, и то хорошо. Хенде хох! Капут! Полундра!
Валя весело рассмеялась, потом напустила на себя озабоченный вид, взглянула на карту:
— Установить бы точно, где это подземелье.
— Установим. Столько генералов в плен взяли, кто-нибудь из них наверняка наведывался в ставку.
— Паулюс!
— Да, он-то уж точно там бывал и не раз. Попросим Бершанскую, пусть позвонит в разведотдел…
Стоя у самолёта, мы продолжали досконально разрабатывать свою операцию, пока вдали не послышался рокот заходящего на посадку «По-2».
Макарова и Велик считали эту ночь самой счастливой в своей жизни. Они сбросили бомбы на вражеские траншеи, немцы не ожидали удара и открыли беспорядочный огонь, когда «По-2» был уже недосягаем.
В эти дни в Москве, в зале имени Чайковского, проходил Четвёртый антифашистский женский митинг, в котором участвовали представительницы нашего полка: Евдокия Давыдовна Бершанская, командир эскадрильи Мария Смирнова и штурман Полина Гельман. Когда на трибуну поднялась Бершанская, стройная, в парадной форме, при орденах, в зале долго-долго не смолкали аплодисменты.
— Сегодня вечером с далёкого маленького аэродрома, расположенного на польской земле северо-восточнее Варшавы, — начала она своё выступление, — один за другим взлетят и растают во мраке ночи лёгкие ночные бомбардировщики «По-2». Схваченные цепкими щупальцами прожекторов, они прорвутся сквозь заградительный зенитный огонь и обрушат смертоносный груз на вражеские позиции, уничтожая живую силу противника, танки, орудия и миномёты, бронетранспортёры, автомашины, склады. В кабинах фанерных самолётов сидят юные девушки, вчерашние школьницы и студентки, ставшие асами, которых гитлеровцы называют «ночными ведьмами». Все они пошли на фронт добровольно. У колыбели женских боевых авиационных соединений стояла прославленная советская лётчица, гвардии майор, Герой Советского Союза Марина Михайловна Раскова… Женщины слушали Бершанскую с огромным, благоговейным вниманием. Свою речь она закончила словами: — Наступление Красной Армии продолжается, и вместе с ней, приближая светлый день Победы, идёт в наступление 46-й гвардейский Краснознамённый Таманский женский авиационный полк. Заверяю вас, что мы выполним свой долг до конца, с честью пронесём своё боевое знамя до самого фашистского логова — Берлина!
В перерыве иностранные корреспонденты обступили «ночных ведьм», задавали вопросы, переписывали в блокноты записи из лётной книжки юной девушки, на груди которой сияли три боевых ордена: Красной Звезды, Красного Знамени и Александра Невского.
Ночь восемьсот десятая
В эту трагическую ночь, 22-го августа 1944 года, оборвалась жизнь Тани Макаровой и Веры Белик.