Рыжик

— Ну, брат, я готов, — сказал незнакомец, вернувшись с палкой.

Он подошел к своему мешку, бросил его себе на плечи и, сняв шляпу, промолвил, обращаясь к Рыжику:

— Прощай!..

Но не успел он договорить, как Санька, точно ужаленный, вскочил с места, судорожно обнял его и так вскрикнул, что у того сердце сжалось в груди.

— О чем ты? Что с тобой?.. Перестань же! — заговорил фокусник ласковым голосом. — Ну и спутника нашел я себе, — добавил он и улыбнулся. — Ну, брат, сядем, поговорим.

Рыжик, успокоившись немного, снова опустился на траву рядом с фокусником.

— Ты выслушай меня внимательно, — начал незнакомец, — а потом уже скажи, пойдешь ли ты за мной или нет. Я еще вчера тебе сказал, что я бродяга. Кроме того, у меня еще и паспорта нет. Когда-то я был гимназистом, а теперь я пьяница. Характер у меня такой, что с людьми я жить не могу. Вот почему я всю жизнь брожу без цели, без пользы. Жизнь моя не всякому понравится. Часто, очень часто я голодаю, а осенью провожу ночи под открытым небом. В душе я великий артист. Я так много понимаю и чувствую, что самому себе иногда удивляюсь. Но это все в душе у меня. На самом же деле я никуда не гожусь, и цена мне грош. Вот почему я сделался не артистом, а фокусником и клоуном. Зимою я работаю в цирках и балаганах и все, что получаю, пропиваю до последней копейки… Летом я брожу… Теперь подумай, что ждет тебя, если ты пойдешь со мною. Что могу я, балаганный клоун, тебе дать?

— Мне ничего не надо! — живо воскликнул Рыжик и добавил, скорчив жалостную мину: — Дяденька, добрый, хороший, возьми меня!.. Я тоже хочу клоуном быть.

— Довольно клянчить! — остановил Саньку фокусник. — Я вижу, что ты рожден быть бродягой, а потому я беру тебя. Но только помни: ежели ты хоть раз мне скажешь: «Дяденька, домой хочу!» или реветь станешь — только ты меня и видел. Как щенка, брошу я тебя на дороге. Затем надо тебе с Мойпесом расстаться. Он нам не нужен. Мы не на охоту вышли…

— Он не уйдет… — сказал Рыжик, и голос у него дрогнул.

— А мы вот что сделаем: выйдем на большую дорогу, привяжем его к дереву — у меня ремешок есть, — а сами и уйдем. Пока он ремешок перекусит, мы уже будем далеко. Он поищет-поищет нас, а потом домой убежит… Там ему лучше будет. Согласен?

— Ладно, — тихо ответил Рыжик.

— В таком случае, мы пошли… Ах да, забыл сказать: меня дяденькой ты не зови, терпеть не могу. Меня зовут Иван Раздольев, а клоуны да акробаты прозвали меня за мой маленький рост и легкость в весе Полфунта. Можешь и ты меня, если хочешь, так называть.

Полфунта первый встал, а за ним уже Рыжик и Мойпес. Выйдя на дорогу, Полфунта достал из кармана длинный кожаный ремешок и передал его Рыжику.

— Вот к этому дереву привяжи его, — сказал фокусник Саньке, подойдя к одному из тополей, росших по обеим сторонам дороги.

Рыжик дрожащими руками обвязал ремешком шею Мойпеса, а затем другой конец ремня прикрепил к толстой нижней ветке тополя. Мойпес все время доверчиво смотрел на своего хозяина и тихо вилял хвостом. Когда Рыжик, привязав собаку, поднял голову, Полфунта увидал слезы на его глазах.

— Э, брат, ты плачешь!.. Так я один пойду, — полушутя, полусерьезно заметил фокусник.

— Ишь ты, чай, жалко мне его!.. — насильно улыбаясь, сказал Рыжик, и крупная слеза, точно хрустальный шарик, упала с ресниц и покатилась по щеке.

— А мне вот ремешка жалко: десять лет служил мне… Ну, пойдем, нечего тут стоять.

Путники поспешно ушли.

Рыжик долго не оглядывался. Ему было и грустно и больно. Больше всего жалел он Мойпеса.

Когда было пройдено порядочное расстояние, Рыжик не вытерпел и оглянулся. Ни поля, ни дороги, ни Мойпеса мальчик уже не видал. Только вдали зеленым треугольником выступал сосновый бор. Лохматые вершины деревьев, качаемые ветром, кланялись, и Рыжику казалось, что лес шлет ему прощальный привет.

XIV

Приключения Рыжика начинаются

На седьмой день Полфунта и Рыжик подошли к Киеву.

Путешественники имели бодрый, здоровый вид. Бродячая жизнь понравилась Саньке, и он чувствовал себя прекрасно. Все время стояла чудная погода, и путники отлично проводили дни и ночи под открытым небом. Во время пути Рыжик не переставал восхищаться всем, что только не попадалось ему на глаза. К Раздольеву он привязался всем пылом детской души и не отходил от него ни на шаг. Полфунта оказался очень знающим человеком. На все вопросы Рыжика он отвечал так интересно и понятно, что мальчик готов был его слушать без конца. Полфунта держал себя по отношению к Саньке как добрый товарищ и делил с ним поровну каждый кусок. Если он замечал, что Рыжик задумался или грустит, он тотчас начинал шутить и выкидывать такие штуки, что мальчик покатывался со смеху и мгновенно забывал о своем горе.

Несомненно, что этот странный и никому не ведомый человек искренне привязался к Рыжику и сердечно полюбил его.

— Из тебя, брат, человек выйдет, — сказал он ему как-то раз, — ты мальчик способный… До балагана я тебя не допущу, а определю в такое место, что потом спасибо скажешь. Дай только до Одессы добраться. Жаль вот, что у тебя метрики нет… Ну, да мы вытребуем и это.

Рыжик на все был согласен. Слушая Полфунта, он млел от восторга и заранее строил в уме грандиозные планы.

И вот наконец они дошли до Киева. Благодаря тому, что они пришли в город вечером, древний Киев произвел не особенно сильное впечатление на Рыжика. Помимо этого, Полфунта почему-то избегал главных улиц, а ходил все какими-то закоулками да проулками. К девяти часам они пришли на вокзал. Вот здесь Рыжик насмотрелся диковин! Прежде всего его поразила громадная зала третьего класса, наполненная народом. Кого-кого только не было! И старики, и женщины, и солдаты, и дети, и купцы — все смешалось в одну шумливую, беспокойную толпу, на скамьях, на широких подоконниках — всюду, где только возможно было, лежали сундуки, мешки, узлы и чемоданы. Люди беспокойно сновали взад и вперед, о чем-то кричали, с кем-то переругивались; грудные дети оглашали громадную залу резкими криками.

Санька, попав в эту кашу, до того растерялся, что в первую минуту потерял даже способность соображать. В глазах у него зарябило, и голова закружилась.

— Что здесь? — спросил он у Полфунта, который взял его за руку.

— Здесь вокзал.

— Что это значит?

— А это значит, что отсюда народ уезжает по железной дороге, куда ему нужно. Вот мы, например, уедем в Одессу.

— А где дорога?

— Дорога вот там, за дверью, у которой швейцар стоит.

Полфунта подвел Рыжика к окну, усадил его и сказал:

— Вот здесь сиди и не трогайся с места! Смотри в окно и молчи…

— А ты? — обеспокоился Санька.

— А я пойду с кондукторами поговорю. Мы зайцами поедем, — добавил он шепотом.

— Как это — зайцами? — воскликнул Рыжик.

— Тсс!.. Экий ты какой! Молчи, потом все узнаешь.

— Ай-ай! Глянь-кось, что летит! — вдруг закричал Рыжик, увидавший в окно промчавшийся мимо паровоз.

— Вот это и есть машина, которая нас повезет.

— А как она летит?

— Паром.

— А лошадь где?

— Ах, боже мой!.. Ну ладно, потом я тебе все объясню, а пока сиди и не уходи отсюда, — сказал Полфунта и мгновенно исчез в толпе.

Санька уперся носом в стекло и во все глаза глядел на то, что делалось на полотне дороги. Там, по мнению Саньки, происходило нечто невероятное. Громадные фонари, как солнце, ярко освещали всю платформу и полотно дороги. Рельсы, сверкая сталью, длинными змеями уходили вдаль, то переплетаясь, то расходясь. Где-то вдали мерцали в ночном воздухе синие и красные огоньки. По платформе бегали люди в белых фартуках, с бляхами на груди, какие-то господа в фуражках с красными донышками и разный другой люд. Но не это занимало Рыжика. Его вниманием всецело овладел подходивший к платформе поезд. Два чудовищных глаза у паровоза и длинные движущиеся дома, наполненные пассажирами, до того его поразили, что он рот разинул от изумления и даже немного струсил.