Страница 14 из 15
— Куда полез-то, щусенок? — сверху прорычал Мирон.
Снова донеслись приглушенные всхлипы, затем звук оплеухи.
— Да замолчи ты, дрянь!
— Да что с вами такое-то, а? — Игнат принялся подниматься из сугроба.
В его внутреннем котле теперь вскипало настоящее варево чувств: гнев, непонимание, обида… Перед глазами маячила бьющаяся, как плотва в сетях, лекарница Марьяна.
— За что вы так с ней?
Игнат снова полез в кабину, но чьи-то грубые руки развернули его за плечи, прижали спиной к кузову. Затылком Игнат стукнулся о металлическую перегородку, вдохнул нахлынувший на него запах перегара и пота.
— Тихо! Тихо ты, тихо! — Касьян снова ударил его спиной о борт грузовика. Плотная оленья парка смягчила удар, но все равно Игнат почувствовал, как от лопаток по всему позвоночнику рассыпались болевые искры.
— Откуда тебя черти принесли? Отвечай! — в прокуренном голосе Касьяна теперь не слышалось привычных добродушных ноток, а были только раздражение и усталость.
— Я сам пришел! — Игнат попытался вырваться, но Касьян был куда сильнее и крепче.
— Сам пришел! — повторил парень. — Крики услышал… За что вы лекарницу связали? Что она вам сделала?
— Дурак ты! — зашипел Касьян, еще сильнее придавив Игната к грузовику. — Как есть дурак! Твое ли это дело? Сидел бы в избе, мышей ловил. Тебе ли сюда влезать?
Касьян стал оттаскивать Игната от кабины, откуда уже не доносилось никаких криков и ругани, а только лишь редкие шорохи, будто старательно укладывали на сиденье чье-то обмякшее тело.
— Что она вам сделала? — повторил Игнат.
Веки защипало, и он зажмурился, стараясь совладать с нахлынувшим вдруг на него страхом.
— Ничего не сделала, — ответил Касьян и добавил. — Откуп она, вот что.
— Да что толку дураку объяснять, — донесся из кабины усталый голос Мирона. — Пусти его, пусть идет на все четыре стороны. А в драку снова полезет — так мы ему быстро пыл остудим.
— Ты погоди там! — прикрикнул на него Касьян. — Игнашка парень толковый! Поймет!
Он потащил Игната в сторону, наклонился к самому ему уху.
— Ты вот что, парень, не дури-ка! — Касьян понизил голос и заговорил тихо, доверительно, как хорошему другу. — Знаю я, что ты на Марьянку глаз положил. Да и вся деревня не против была, нам-то что? Живите, коли хотите. Только не от нас все теперь зависит! И не от тебя тоже. Ну, посуди сам! — Касьян встряхнул Игната за плечи, и тот краем глаза увидел, как дядька Егор вывел из грузовика двух рыжих коров. Те мотали головами и неуверенно переступали копытами по снегу.
Из кабины не доносилось ни звука.
— Мы же тут все, как на ладони! Свои все, Игнаш! — продолжил Касьян. — Кого отдавать-то? Натка Кривец крестница моя. Божанка уже брюхатая. А у Маревых да Рябых девчушки вовсе малолетки… неужто их на растерзание отсудить?
Он кашлянул, отхаркался в снег. Игнат больше не делал попытки вырваться — страх ходил по его коже колючими бурунами.
— А Марьянка нам чужачка, — губы Касьяна искривила извиняющаяся усмешка. — А уж кому, как не тебе, Игнатушка, нас понять. Бабка-то твоя хитра была, один раз беду от деревни отвела, а потом и нас научила. Да только думали мы, не придет этот час…
Он вздохнул, снова обдав Игната застарелым запахом сивухи, огляделся пугливо.
— Вепрь-то, — зашептал он. — Черный-то… Это знак их, чуешь? Так и было сказано тогда: прежде, чем явятся за откупом, тушу черного вепря на опушке вывесят.
— Да кто они-то? — закричал Игнат.
Его склеенные, обветренные губы треснули, по краям выступила сукровица. В животе будто разом надулся ледяной пузырь.
— Навьи, конечно, — ответил Касьян. — Кто же еще?
Пузырь в животе беззвучно лопнул. Игнат почувствовал, как его внутренности обдает ледяной волной животного ужаса. Снег, и небо, и стволы почерневших сосен мигом смазались в одну дрожащую пелену, и из нее четко проступил знакомый образ — большие девичьи глаза, курносый нос, спадающие на плечи косы…
(…она никогда не отпустит его. Не отпустит, пока он не оживит ее или не успокоит).
— Да что мне рассказывать. Сам видел, небось. Помнишь Званку Добуш, горемычную, страдалицу? — донеся до Игната хриплый голос Касьяна, и сам он тоже выступил из дрожащего ледяного тумана — чужой, незнакомый доселе, не тот, кто подвозил паренька до деревни, и не тот, кому Игнат латал новенькую баню.
Только новый Касьян — Касьян-оборотень, — мог связать беспомощную лекарницу, только он знал о страшном договоре с навью. Но, все еще притворяясь прежним, новый Касьян завел глаза к небу, осенил себя крестным знамением и прошептал:
— Господи. Прости нас, грешных…
Но все это было теперь не важно. А была важна только Званка, тающая в безликой гибельной тьме. Только рев пламени, только спасительная пустота бабкиного подвала…
10
…Игнат не помнил, сколько времени он просидел в подполе, сотрясаясь в беззвучных рыданиях и прислушиваясь к звукам наверху. Но не было слышно ни криков, ни гудения огня. Тишина обложила мальчика плотными перьевыми подушками, и вскоре время замерло тоже. И когда уже Игнат начал считать, что весь мир замкнулся на четырех стенах погреба, люк вверху открылся, и знакомый бабкин голос окликнул его:
— Тут ли, Игнатка?
Он не сразу ответил, провел несколько раз языком по высохшим губам, и только потом произнес вполголоса:
— Тут…
— Ну, так вылазь скорее!
— А Званка? — тревожно спросил мальчик.
— Вылазь немедля, я тебе говорю! — в голосе бабки Стеши появились грозящие нотки.
Игнат начал послушно карабкаться по скрипучей лесенке.
— Ах, ты, горе-то мое… Поторопись!
Бабка Стеша схватила внука за руку, больно впилась скрюченными пальцами в плечо.
— Собирайся скорее!
Едва дождавшись, когда мальчик окажется наверху, бабка начала натягивать на него вязаный свитер.
— Где Званка? — глухо спросил Игнат из плотно облепившего его шерстяного ворота.
В горло тотчас полезли невесомые, колючие шерстинки. Мальчик кашлянул, поскорее выпростал голову и повторил:
— Где Званка?
— Где, где, — передразнила бабка, и кинула Игнату шапку. — На вот, надевай живее! Люди ждут!
— Кто ждет? Зачем?
Игнат пребывал в полной растерянности. Бабка Стеша всегда была рассудительной и строгой, но сейчас она враз превратилась в суетливую, перепуганную женщину. Прежде аккуратно повязанный платок был сбит на затылок, а на подоле юбки Игнат разглядел прожженную дыру.
— Касьян ждет, на станцию поедем, — тем временем пояснила бабка. — Пожитки твои я собрала. После довезу, что надо.
Игнат послушно натянул шапку и обул пимы. Быстрым взглядом окинул комнату, но ничего не изменилось, кроме того, что вещи находились в жутком беспорядке, а возле порога стоял старенький залатанный чемодан.
— А Званка тоже с нами поедет? — спросил он.
— Да что ж это такое-то, а! — всплеснула руками бабка Стеша. — Все одно в голове! Никак не уймешься!
Она швырнула ему парку, и Игнат принялся просовывать руки в рукава, но почему-то никак не мог попасть — пальцы то и дело лезли в прореху на подкладке.
— Живей, живей! — подгоняла его бабка.
Игнату почудилось, что с улицы помимо затихающего гула огня доносится стрекот мотора. Он мельком глянул в окно, но не увидел ничего — с той стороны стекла клубилась дымная, непроглядная мгла.
— А что навь? Ушла ли?
— Ушла, ушла, — рассеянно отозвалась бабка Стеша. — И нам уходить надо.
Она накинула поверх платка шаль, подвязала поясом распахнутую телогрейку.
— Ну, готов, что ли?
Игнат был готов, но как же страшно казалось выходить за порог, в шевелящуюся тьму, куда совсем недавно утащили Званку.
— Куда же мы поедем, бабушка? — спросил он.
— Ты поедешь, Игнатушка, — бабка Стеша вздохнула и заботливо, совсем как раньше погладила его по макушке сухой ладонью. — Учиться тебя отдам. Что тебе в деревне-то делать? А так хоть в люди выбьешься…