Консолидация

Существовала даже неформальная группа — «Бригада познания и прозрения», — занимавшаяся приложением «эмпирической реальности к паранормальному феномену», написавшая несколько самостоятельно изданных книжонок, собирающих пыль на полках местных магазинчиков. Именно «Бригада ПиП» фактически окрестила Зону Икс, идентифицировав это побережье как «исключительно активное» и назвав его «Активным районом Икс» — название, рельефно выпирающее на их причудливой карте таро, вдохновленной наукой. Южный предел чуть ли не сразу списал БПП со счетов: «не катализатор, не игрок и не подстрекатель» того, что породило Зону Икс. Просто кучка (не)везучих дилетантов, наткнувшихся на то, что, по иронии судьбы, намного превосходит их воображение. Если досье не лгут.

«Мы живем во Вселенной, управляемой случаем, — сказал отец как-то раз, — но трепачам подавай лишь причинность». Под трепачами в данном контексте подразумевалась мать, но утверждение применимо куда шире.

Так что же, все это в целом или частично случайное совпадение — или часть некоего обширного заговора, предшествовавшего Зоне Икс? Можно потратить годы, продираясь сквозь все это, пытаясь найти ответ, — и похоже, что именно этим бывшая директриса и занималась.

— И вы считаете эти доказательства достоверными? — Контроль по-прежнему не представлял, насколько глубоко в холме трепа увязла заместительница директора. Слишком уж глубоко, учитывая ее природную враждебность, и вытаскивать ее оттуда он склонности не питал.

— Не все, — признала она, тонкой улыбкой стирая неизменно насупленный вид. — Но проследив события вспять от известных нам с момента опускания границы, начинаешь видеть систему.

Контроль поверил ей. Поверил бы, скажи она, что в жаркие летние дни в завитках ее мороженого проступают видения. В трещинках льда в ее любимом коктейле — ром с диет-колой и лаймом. Уж такова природа аналитика. Но какие системы оккупировали рассудок бывшей директрисы? И какая доля этого просочилась в заместительницу директора? В какой-то степени Контроль уповал, что бедлам директриса оставила за собой намеренно, чтобы скрыть некие более рациональные подвижки.

— Но чем он отличается от любой другой богом забытой полоски берега невесть где? — Таких по стране еще десятки. Мест, выступающих сущей анафемой для агентов по недвижимости, мест, почти лишенных инфраструктуры и испокон веку не доверяющих правительству.

Заместительница воззрилась на него — так, что ему стало не по себе, будто школьнику, отправленному к завучу за наглую выходку.

— Я знаю, что вы себе думаете, — заявила она. — Не введены ли мы в заблуждение собственными данными? Ответ: конечно. Так непременно происходит со временем. Но если в этих досье есть что-то полезное, вы сможете это разглядеть, потому что у вас свежий взгляд. Так что я могу сейчас же отправить все это в архив, если хотите. Или мы можем использовать вас так, как нам надо, — не потому, что вам что-то известно, а потому, что вам известно настолько мало.

В душе Контроля всколыхнулось подобие уязвленной гордыни, хоть он и понимал, что это скорей во вред и проистекает из того, что его родительнице как раз известно, казалось бы, все.

— Я вовсе не имел в виду, что я…

Она милосердно оборвала его. Но тон ее источал немилосердное презрение:

— Мы здесь уже давно… Контроль. Очень давно. Смиритесь с этим. Тут уж почти ничего не поделаешь, — в ее словах прозвучала на диво сильная боль. — Вам не доводилось уходить домой, неся это в груди, в мозге костей. Через пару недель, когда вы навидаетесь всего, вам тоже придется сжиться с этим надолго. Вы станете совсем как мы — только более того, потому что все усугубляется. Все меньше и меньше дневников удается отыскать, все больше зомби, словно им прочистили мозги. А ни у кого из руководства нет на нас времени.

Был самый подходящий момент пособолезновать по поводу прочих вершимых Центром препон и несправедливостей, осознал Контроль задним числом, но тогда он просто сидел, уставившись на нее. Счел ее фатализм помехой, особенно пропитанный, как он ошибочно определил поначалу, столь угрюмым удовлетворением. Клаустрофобическая комбинация, не нужная никому, не помогающая никому. Да еще и непредсказуемая в своих эволюциях.

Одна лишь первая экспедиция, согласно досье, испытала такие ужасы — едва ли не превосходящие всяческое воображение, — что просто удивительно, как после этого отправили вообще еще хоть кого-то. Но у них не было выбора, они понимали, что «повязаны» с этим надолго, как любила говорить бывшая директриса, как он узнал из стенограмм. Они даже не извещали последующие экспедиции об истинной участи первой, состряпав фикцию о встрече с безмятежной нетронутой природой, а после громоздили поверх этой лжи новые. Это, вероятно, не только поддерживало дух последующих экспедиций, но и облегчало боль от травмы самого Южного предела.

— Через тридцать минут у вас назначена встреча для турне по научному отделу, — сообщила Грейс, вставая и нависая над ним, опершись руками о стол. — Пожалуй, позволю вам отыскать его самостоятельно.

Это даст Контролю как раз достаточно времени, чтобы перед этим обшарить кабинет на предмет средств наблюдения.

— Спасибо, — сказал он. — Можете идти.

Так что она удалилась.

Но это не помогло. Перед прибытием Контроль воображал, как свободно парит над Южным пределом, спархивая с некой отдаленной вершины, чтобы уладить дела. Этому случиться не суждено. Он уже опалил крылья и чувствует себя некой громоздкой стенающей тварью, увязшей в трясине.

По мере углубления знакомства кабинет бывшей директрисы не являл наметанному глазу Контроля никаких новых или особых черт. Не считая того, что компьютер Контроля, наконец утвердившийся на письменном столе, выглядел рядом со всем остальным чуть ли не научной фантастикой.

Дверь была расположена в левом конце длинной прямоугольной комнаты, так что приходилось преодолеть всю ее протяженность, чтобы достичь стола красного дерева, приткнувшегося у дальней стены. Никто не мог подкрасться к директрисе незаметно или прочесть что-нибудь у нее через плечо. Все стены были скрыты книжными и картотечными шкафами, причем местами стопки бумаг и книг образовывали второй ряд перед первоначальными нагромождениями. На самых верхних ярусах — или, в самых нелепых случаях, опирающиеся на эти стопки — пробковые доски для объявлений с пришпиленными обрывками бумаги и кое-как нацарапанными графиками и схемами. Возле стола слева Контроль обнаружил коллекцию сушеных эфемеров. По полкам раскиданы пыльные и распадающиеся обломки сосновых шишек. Смутный намек на запах тления, но источник отыскать не удалось.

Напротив входа — еще одна дверь, вклинившаяся в просвет между книжными шкафами, но заваленная новыми грудами папок и картонных коробок. Вдобавок ему сказали, что прямо за ней стена — культурный слой топорной перепланировки. Напротив стола на стене, удаленной футов на двадцать, нечто вроде прогалины в захламлении, чтобы дать место двум рядам изображений в рамках, дешево купленных на распродажах. Слева-снизу по часовой стрелке направо: квадратная гравюра маяка времен 1880-х; черно-белая фотография двух мужчин и девочки в обрамлении двери маяка; длинная, несколько дилетантская акварельная панорама, изображающая многие мили тростника, перемежающиеся лишь несколькими островками темных деревьев; и цветная фотография луча маяка во всем его великолепии. Ни намека на что-либо личное, ни единого фото директрисы вместе с матерью — коренной американкой, ее белым отцом или с кем бы то ни было из тех, кто играл в ее жизни хоть какую-то роль.

Из всех собранных сведений, которые Контролю предстояло перерыть в ближайшие дни, он менее всего жаждал тех, которые может откопать в этом кабинете, теперь ставшем его собственным. Он подумывал даже, что мог бы отложить их напоследок. Все в этом кабинете будто говорило об одичавшей директрисе. Ощущение такое, словно тебя поместили в чей-то чужой расстроенный рассудок. Один из ящиков стола был заперт, а ключ найти Контроль не мог. Но заметил этакую землистость запертого ящика, намекающую, что внутри нечто сгнило уже давным-давно. Каковая загадка даже не затрагивает бедлам, стекающий со стола по краям.