Страница 4 из 5
Не то чтобы Джейми была непривлекательна или откровенно некрасива – поймите меня правильно. К счастью, она походила на мать – та, судя по фотографиям, вовсе не была дурнушкой (хоть и вышла в итоге бог весть за кого). Но с другой стороны, красивой я ее тоже не считал. Худая, светловолосая и голубоглазая, Джейми по большей части казалась такой… простушкой, что никто не обращал на нее внимания. Она не заботилась о своей внешности, потому что предпочитала «внутреннюю красоту», и выглядела соответственно. Сколько я ее знал – учтите, не так уж мало, – Джейми всегда собирала волосы в тугой пучок, как старая дева, и не пользовалась косметикой. В своем коричневом кардигане и клетчатой юбке она смахивала на библиотекаршу. Мы думали, что это просто очередная фаза и Джейми рано или поздно повзрослеет, но ничего подобного не произошло. За три года в старшей школе она ничуть не изменилась. Менялся только размер одежды.
Не только внешность отличала Джейми от других; она и вела себя иначе. Не околачивалась в закусочной «У Сесиль», не ходила на вечеринки к подружкам. Я знал наверняка, что у нее никогда не было парня. Иначе старину Хегберта хватил бы удар. Но даже если бы он вдруг сошел с ума и позволил дочери ходить на свидания, она все равно не стала бы этого делать. Джейми всегда носила с собой Библию; если одного Хегберта было недостаточно, чтобы держать мальчишек на расстоянии, то Священное Писание оказалось мощным оружием. Лично я относился к Библии как всякий нормальный подросток, но Джейми, судя по всему, извлекала из нее удовольствие, совершенно мне непонятное. Она не только ездила каждый август в христианский лагерь, но и читала Библию на переменах в школе. В моем представлении это было слишком даже для дочери священника. Как угодно, но штудировать послания апостола Павла куда менее увлекательно, нежели флиртовать.
Однако Джейми и не думала останавливаться. То ли из-за Библии, то ли из-за отцовского влияния она искренне полагала, что нужно помогать ближнему, и именно этому посвятила свою жизнь. Добровольной работы в сиротском приюте ей было мало. Она вечно то собирала пожертвования, то продавала печенье, а однажды потратила часть летних каникул на то, чтобы выкрасить снаружи дом пожилой соседки. Джейми могла повыдергать сорняки в чужом саду, не дожидаясь просьбы, и остановить поток машин, чтобы перевести малышей через дорогу. На свои карманные деньги она покупала приютским детям игрушки или просто опускала сбережения в церковную корзинку для пожертвований. Иными словами, это была девочка, рядом с которой все мы казались плохими; когда Джейми смотрела на меня, я неизбежно ощущал муки совести, даже если не сделал ничего дурного.
В своем стремлении творить благо Джейми не ограничивалась исключительно людьми. Если она случайно находила раненое животное, то пыталась помочь и ему. Опоссумы, белки, собаки, кошки, лягушки – никакой разницы. Доктор Роулингз, наш ветеринар, узнавал ее издалека и лишь качал головой, когда Джейми поднималась на крыльцо, неся в коробке очередного страдальца. Он снимал очки и протирал их платком, пока она объясняла, что случилось с этим несчастным созданием. «Доктор Роулингз, его сбила машина. Наверное, на то была воля Божья, чтобы я проходила мимо. Вы ведь ему поможете?»
В представлении Джейми, на все была воля Божья. Она не забывала упомянуть ее, о чем бы ни заходил разговор. Бейсбольный матч отложили из-за дождя? На то была воля Божья, иначе случилось бы нечто худшее. Внезапная контрольная по тригонометрии, за которую весь класс схватил двойки? На то была воля Божья, Он решил послать нам испытание. Короче говоря, вы меня поняли.
Ну и, разумеется, заскоки Хегберта отнюдь не облегчали бедняжке жизнь. Быть дочерью священника непросто, но Джейми держалась так, как будто это самая естественная вещь на свете и вообще ей исключительно повезло. «Я просто счастлива, что у меня такой отец». В ответ мы только качали головами и гадали, с какой планеты эта девочка.
Вдобавок ко всему прочему одна черта в Джейми по-настоящему сводила меня с ума – она всегда была чертовски жизнерадостна вне зависимости от того, что творилось вокруг. Она никому не говорила гадостей, даже тем из нас, кто был с ней нелюбезен. Шагая по улице, Джейми напевала и махала рукой прохожим. Когда она продавала лимонад или печенье, от покупателей не было отбоя. Все взрослые в нашем городе обожали ее. «Какая милая девочка, – говорили они, когда речь заходила о Джейми. – Мир стал бы намного лучше, если бы таких, как она, было больше».
Впрочем, мы, подростки, считали иначе. Нам за глаза хватало и одной Джейми Салливан.
Я думал об этом, когда Джейми стояла перед нами в классе; признаюсь, мне было не очень-то интересно ее разглядывать. Но странно, когда Джейми обернулась к нам лицом, я испытал нечто вроде шока, как если бы вдруг схватился за оголенный провод. Все те же клетчатая юбка, белая блузка и коричневый кардиган, которые я видел миллион раз, но на груди обрисовались два заметных бугорка. Клянусь, еще три месяца назад ничего подобного не было. Джейми по-прежнему не пользовалась макияжем, но она загорела, возможно, во время пребывания в летнем лагере, и впервые казалась… почти хорошенькой. Конечно, я тут же отогнал эту мысль, но Джейми, обводя глазами одноклассников, остановила взгляд на мне и улыбнулась, явно радуясь моему присутствию. Истинную причину я узнал далеко не сразу.
Глава 2
После школы я собирался в Университет Северной Каролины, в Чейпл-Хилл. Отец хотел, чтобы я поступил в Гарвард или Принстон, как сыновья других конгрессменов, но с моими оценками это было невозможно. Не то чтобы я учился плохо – просто не уделял учебе особого внимания и получал недостаточно высокие баллы для того, чтобы претендовать на поступление в один из университетов «Лиги плюща»[1]. В выпускном классе я все еще не знал наверняка, примут ли меня в Университет Северной Каролины, но там некогда учился мой отец, и он мог использовать кое-какие связи. Вернувшись домой на выходные, за ужином он изложил мне свой план. Занятия в школе начались всего неделю назад, папа приехал погостить в честь Дня труда.
– Полагаю, тебе следует выдвинуть свою кандидатуру на выборах школьного президента, – заявил он. – Это будет неплохо смотреться в твоем личном деле, когда ты окончишь школу. Кстати, твоя мать со мной согласна.
Мама с полным ртом гороха кивнула. Когда говорил отец, она по большей части молчала и подмигивала мне. Кажется, ей было приятно наблюдать за моими мучениями.
– По-моему, у меня нет шансов, – ответил я. Несомненно, я был самым богатым парнем в школе, но, увы, не самым популярным. Эта честь принадлежала Эрику Хантеру, моему лучшему другу. Бейсбольный мяч, пущенный его рукой, развивал скорость до девяноста миль в час; наша футбольная команда, в которой он играл защитником, была одной из лучших в штате. Короче говоря, классный парень. Даже имя подходящее.
– Не сомневаюсь, что есть, – немедленно возразил отец. – Мы, Картеры, всегда побеждаем.
Вот еще одна причина, по которой я не любил проводить время с отцом. Во время своих недолгих визитов он пытался сделать из меня миниатюрную версию себя любимого. Я рос в общем-то без него, но не особенно тосковал. Это был наш первый разговор за несколько недель. По телефону он редко со мной общался.
– А если я сам не хочу?
Отец положил вилку с куском свиной отбивной и окинул меня сердитым взглядом. Он ходил в строгом костюме, невзирая на нестерпимую жару, и оттого казался еще более грозным. К слову сказать, отец всегда ходил в костюме.
– А мне кажется, – с нажимом произнес он, – что это неплохая идея.
Я знал: если отец заговорил подобным тоном, вопрос решен. Таков был порядок в моей семье. Его слово – закон. На самом же деле я хоть и согласился, но без особого желания. Мне не хотелось тратить время, встречаясь после уроков с учителями (повторяю, после уроков!) – и так каждую неделю, до конца года, – чтобы придумать тему для школьной вечеринки или решить, какого цвета должны быть транспаранты. Именно этим и занимались президенты – по крайней мере в те времена, когда я учился. Школьники не имели права голоса ни в чем по-настоящему значительном.
1
«Лига плюща» – объединение восьми старейших и наиболее привилегированных учебных заведений на северо-востоке США. – Здесь и далее примеч. пер.