У ступеней трона

VI

В доме французского посла

Роскошный дом маркиза де ла Шетарди сиял бесчисленными огнями. Целые каскады ослепительного света лились сквозь оконные стекла и разгоняли ночной мрак с улицы, по которой бесчисленной вереницей тянулись всевозможные экипажи, то и дело высаживая у подъезда закутанных в меха представительниц и представителей петербургской знати, приглашенной французским посланником на маскарадный бал.

Маркиз де ла Шетарди, присланный французским двором в Петербург, был снабжен инструкциями во что бы то ни стало загладить неприязненные отношения, которые установились из-за участия французского оружия в поддержке Станислава Лещинского, и способствовать всеми мерами сближению Франции с Россией. Хитрый и умный дипломат, однако, не сумел ничего сделать на этом пути. При жизни покойной императрицы ему в этом всячески мешал Бирон, державший сторону австрийского, а затем саксонского двора; когда Бирон пал, Миних, а затем Остерман явно благоволили больше посланнику королевы Марии-Терезии — маркизу де Ботта и прусскому послу — графу Мардефельдту, и маркиз ясно видел, что ему невозможно бороться с такими соперниками. Тогда маркиз Шетарди решил пойти иной дорогой. Нельзя было добиться выгодной дружбы, следовало посеять не менее выгодный внутренний раздор. Усиление Австрии было невыгодно французской короне — следовало ослабить Австрию, теснимую прусским королем. Но, так как Мария-Терезия старалась добиться помощи от России, нужно было занять русское правительство собственными заботами. И, следуя осуществлению этого плана, маркиз настоял на том, чтобы шведы объявили войну русским, а так как он подозревал желание Елизаветы отнять императорскую корону у малолетнего Иоанна Шестого, то он стал поддерживать стремление Елизаветы, войдя в сношение с лейб-медиком цесаревны Лестоком и обещая помощь деньгами… Но он все это делал таким потайным образом, что правительница не догадывалась о двойственной роли, какую очень долго играл французский посол. Когда у нее возникло подозрение — было слишком уже поздно. Однако маркиз заметил, что холодность Анны Леопольдовны принимает оттенок враждебности, и тотчас же изменил курс. Он перестал посещать цесаревну Елизавету, стал чаще появляться в Зимнем дворце и, наконец, надеясь доказать правительнице, что у него нет никаких тайных замыслов, что он не участвует ни в каком заговоре, решил дать блестящий маскарадный бал, на который усерднейше просил пожаловать Анну Леопольдовну и на который не было отправлено приглашение цесаревне Елизавете. Таким обидным для цесаревны способом он хотел успокоить правительницу, хотя Елизавета Петровна заранее была предуведомлена через Лестока и о цели, для какой дается маскарад, и о том, что ей приглашение не будет послано.

К десяти часам вечера залитые ослепительным светом залы французского посольства переполнились приглашенными. В залах бродили целые толпы турчанок, цветочниц, пастушек под руку с рыцарями, монахами, мифологическими божествами и допетровскими боярами.

Все время, пока продолжался приезд пока по устланной пушистым ковром, уставленной тропическими растениями и статуями лестнице поднимались гости, сам маркиз стоял на площадке, пожимая руки подходившим к нему и кланяясь проходившим мимо.

Но вот лестница опустела, приезд окончился, а маркиз Шетарди все продолжал стоять на том же месте, но только лицо его, веселое и оживленное минуту назад, теперь подернулось тенью, а взгляд, какой он бросал вниз, в вестибюль, где теперь суетилась целая толпа слуг, становился все тревожнее и тревожнее.

Так прошло несколько минут. Но внизу все было тихо, с улицы не доносилось шума кареты, ожидаемой так жадно маркизом, и его лицо становилось все мрачнее. Он досадливо обдернул пышное жабо, закрывавшее грудь, нетерпеливо оглянулся назад и, заметив в дверях залы своего секретаря, поманил его рукой.

Вальденкур тотчас же подошел к нему.

— Неужели она не приедет! — прерывистым шепотом проговорил маркиз.

Вальденкур окинул его изумленным взглядом.

— Но ведь вы же сами не послали ей приглашения…

— Про кого вы говорите?!

— Про ее высочество принцессу Елизавету.

— Ах, милый друг, — досадливо пожимая плечами, возразил маркиз, — вы удивительно непонятливы! Зачем я буду ждать принцессу Елизавету, если я не приглашал ее?

— Но тогда кого же вы ждете?

— Правительницу, мой милый, правительницу… И она так долго не едет, что я начинаю отчаиваться…

— Могу сказать с уверенностью, — раздался в это время около самого уха взволнованного маркиза густой бас, — что великая княгиня не осчастливит твой маскарад своим присутствием…

Маркиз нервно обернулся и увидел перед собою высокого, грузного астролога, мрачный костюм которого был испещрен какими-то кабалистическими рисунками и знаками, а высокая остроконечная шапка была усеяна серебряными звездами и полумесяцами.

И фигура, и голос показались маркизу очень знакомыми, но он не мог узнать сразу, кто скрывается под этим костюмом волшебника. И, раздосадованный и тем, что он не может открыть инкогнито своего гостя, и тем, что тот так бесцеремонно вмешался в его разговор с Вальденкуром, он резко сказал:

— Кто вы такой, что осмеливаетесь делать такие странные замечания?!

Из-под маски, закрывавшей почти все лицо таинственного астролога, послышался густой, жирный смех.

— Я — тот, кто один может открыть истину. Правительница не приедет, потому что не верит твоему раскаянию… Но не огорчайся этим — хуже от этого не будет. Впрочем, если ты вздумаешь заболеть с печали — я сумею тебя вылечить: я не только астролог, но и доктор.

Теперь Шетарди догадался, с кем он разговаривал.

— Лесток! — воскликнул он.

— Тс… — быстро остановил его лейб-медик цесаревны, в то же время пугливо оглядываясь. — Я не хочу, чтоб меня кто-нибудь узнал… Вы потом уделите мне несколько минут для очень серьезного и важного разговора.

— С удовольствием, мой друг, — отозвался маркиз, взгляд которого не мог оторваться от вестибюля. — Но неужели вы думаете, что правительница не явится?

— Безусловно, убежден…

Но Лесток не докончил фразы. Внизу вдруг засуетились, забегали; с улицы донесся грохот кареты.

Мрачное лицо Шетарди снова просияло, на губах опять появилась улыбка. Но она чуть не потухла снова, когда он увидел, что, вместо правительницы, на лестнице показалась маленькая, сухонькая фигурка принца Антона, сзади которого шли его два адъютанта. Однако маркиз и виду не подал, что приезд супруга правительницы его скорее опечалил, чем обрадовал, и поспешил навстречу высокому гостю.

— Здравствуйте, мой дорогой, — скороговоркой заговорил принц, дружески пожимая руку хозяина. — Я немножко запоздал, но в этом виновата жена. Представьте, расхворалась!.. Совсем было собралась ехать, но разболелась голова… Она просила меня извиниться…

Маркиз ответил на это самой любезной улыбкой, а в душе его клокотала буря. Он понимал, почему так некстати разболелась голова у правительницы. Было ясно, что она ему не верит и все еще считает в опале. Не сомневался он также и в том, что принц Антон прислан, чтобы узнать, действительно ли отсутствует на балу цесаревна Елизавета.

«Хорошо же, — мысленно погрозил Шетарди, уязвленный всем этим до глубины души, — тем хуже для вас, очаровательная принцесса… Может быть, вы и приобрели бы во мне верного друга, а теперь я подарю свою дружбу другим…»

Начались танцы. Маркиз провел в полонезе какую-то рослую пастушку, особенно стрелявшую в него глазами; затем он удалился в соседнюю комнату, где под сенью пальм был устроен роскошный буфет, предоставив своим гостям полную свободу.

И гости не стали стесняться. Маскарадный костюм, особенно пришедшийся по нраву петербуржцам, позволял самым чопорным людям держаться свободно. Маска обеспечивала инкогнито, и многие дамы, едва улыбавшиеся обычно, теперь не могли сдержать веселого, заразительного смеха, многие кавалеры, не смевшие поднять слишком смелый взгляд на знатных красавиц, теперь нашептывали им такие страстные любезности, что у тех щеки пылали огнем, а сердце то замирало, то начинало стучать с удвоенной силой.