Страница 28 из 63
— У меня к нему важное дело. Вы назовете мою фамилию, и он меня примет. Дело касается строительства, — солгал я.
— К сожалению, его сейчас нет. Может быть, он скоро приедет. Если у вас есть время, подождите.
— А долго придется ждать?
— Он может и совсем не приехать, но приблизительно через час я буду иметь сведения. Два раза в день он регулярно звонит сюда по телефону и сообщает, где он и когда сможет быть у себя. Но по делам туннеля вас может принять помощник инспектора…
— Нет, мне нужен Макаренко. Если позволите, я подожду здесь.
И, не ожидая разрешения, я уселся на диване возле окна.
Секретарю осталось только ответить «пожалуйста», что он и сделал вежливо, но не особенно охотно.
Приемная у Макаренко была небольшая. Сюда выходили двери из его кабинета и из комнаты его помощника. За перегородкой сидела машинистка. Нескольких посетителей, явившихся за время моего ожидания, принял помощник.
Прошло минут сорок. Мне уже надоело сидеть, когда мое внимание вдруг привлек телефонный разговор секретаря.
— Не знаю, — отвечал он кому-то. — А вы звонили в бюро переводов? Жаль… Я не знаю… Позвоните в университет, может быть, там есть… Чтобы в Иркутске не было!.. Не думаю. Мой у вас? Хорошо… Вы не знаете переводчика с испанского? — спросил он подошедшую к нему машинистку.
— Нет. А зачем?
— Нужно что-то там перевести. У них есть два переводчика с испанского, но один в отпуску, а второй заболел.
— А что перевести? — обратился я к секретарю.
— Вы знаете испанский язык?
— Да. Это нужно кому-нибудь?
— В самом деле знаете? — недоверчиво допытывался он.
— В самом деле.
— Минутку. — И секретарь снял телефонную трубку. — Вы слушаете? обратился он к кому-то. — Здесь один товарищ ждет Ярослава Васильевича. Он говорит, что знает испанский… Что? Сейчас. Как ваша фамилия? — спросил он меня. — Кайдаш, — сообщил он в трубку. — Что? Что? Сейчас спрошу. Вы журналист? Приехали из-за границы?
Одним словом, через несколько минут я оставил приемную Макаренко и направился в приемную Саклатвалы, так как именно там нужен был переводчик с испанского. Выяснилось, что переводчик нужен самому академику. Меня попросили минутку обождать. Ожидание действительно продолжалось не более минуты. Очень скоро Саклатвала позвонил по телефону и попросил меня в кабинет.
Вторично я входил в этот кабинет и застал в нем ту же самую обстановку, что и в прошлое посещение. Окна были затемнены, горело электричество, на столе дымился кофе. Только в этот раз академик стоял в углу возле широкого стола. На столе были развернуты какие-то рисунки, над ними склонился не кто иной, как Ярослав Макаренко.
— Здравствуйте! — приветствовал меня Саклатвала. — Вы нас спасете?
— Рад оказать вам услугу.
Макаренко не отрывался от рисунков и, кажется, даже не замечал, что в комнату вошел новый человек. Перед ним лежали карандаши и резинка, он время от времени что-то исправлял в рисунке.
— Вы знаете испанский язык?
— Ну, разумеется, хуже, чем автор «Дон-Кихота»…
— Тогда прошу вас взять этот журнал и перевести нам небольшую статью.
Саклатвала подал мне маленький журнальчик в красочной обложке и показал статью. Статья занимала две с половиной странички.
— Чтобы не откладывать надолго, пройдите, пожалуйста, в эту комнату, — он показал на небольшую дверь за его столом.
Я обещал потратить на перевод не больше часа и, очутившись в маленькой комнате, служившей, по-видимому, спальней, немедленно взялся за работу. Перевод давался легко, за исключением отдельных мест, где попадались незнакомые технические термины. Не знаю, чем заинтересовала эта статья Саклатвалу, но мне она показалась скучной. Речь шла о расчетах скоростей и силы торможения.
Работа приближалась к концу, когда в комнату вошел Макаренко. К слову сказать, комната была отгорожена от кабинета такой толстой стеной и так плотно закрывающимися дверями, что в нее из кабинета не долетал ни единый звук.
— Здравствуйте, — поздоровался Ярослав.
Вид у него был крайне утомленный, глаза красные, но в них горел какой-то неукротимый огонь. Голос его звучал тихо, но твердо.
— Как перевод? Трудный?
Я тоже поздоровался и объяснил, в чем состоят трудности.
— Термины? Это неважно. Оставляйте, как в оригинале. Поймем.
Он сел возле меня и начал просматривать исписанные мною листки бумаги. Время от времени он оставлял чтение, чуть морщил лоб, зевал. Видно было, что он не выспался. Я подал ему последний листок, он просмотрел его, поблагодарил и встал.
— Ярослав Васильевич, — остановил я его, — мне поручено узнать, когда вы вернетесь к себе в гостиницу. С вами хотят поговорить два человека. Во-первых, Аркадий Михайлович. Он хотел выяснить вопрос относительно Тараса.
— Он решительно против того, чтобы Тарас переехал ко мне?
— Я думаю, что будет лучше сделать так, как хочет Аркадий Михайлович.
— Передайте, пожалуйста, Аркадию Михайловичу, что этот вопрос мы мирно решим после сессии Научного совета. А сейчас, до заседания, я из управления не выхожу и ни о чем, кроме строительства, ни говорить, ни думать не буду.
Макаренко круто повернулся, сделал шаг вперед и взялся рукой за дверь.
— Слушайте, — поспешно сказал я, — сюда приехала Лида.
Это имя сразу остановило его. Он оглянулся. Лицо его словно превратилось в белую маску, взгляд омрачился.
— Я знаю…
— Она непременно хочет вас видеть.
— Как ее здоровье?
— Мне кажется, ухудшилось.
Макаренко подошел к окну и начал смотреть на улицу, механически обрывая листочки стоявшей на подоконнике китайской розы.
— О чем она хочет со мной говорить? — спросил он, выдавливая из себя слова.
— Кажется, о вас…
— Обо мне?
Он был удивлен, потом горько улыбнулся и проговорил:
— Скажите, что я сам заеду к ней. Сразу же после заседания совета.
— Ярослав Васильевич!
Я постарался выговорить это убедительно и вместе с тем укоризненно и просительно.
Инженер повернулся ко мне. Глаза его горели яростью. Он рванул ветку китайской розы и сломал ее.
— Слушайте, я не могу. Не могу! Я должен заниматься только делом. Мы снова отложили заседание совета на два дня. Больше этого делать нельзя. Вы знаете, что будет, если мы не подготовимся к заседанию? — Вдруг он овладел собой. — Я прошу вас сделать все, чтобы мой отказ не оскорбил Лиду. Вы сделаете, я знаю… И никому ни единого слова, — его голос зазвучал грозно, повелительно, — никому ни единого слова о том, что сейчас вырвалось у меня. Вы ничего не слышали.
— Я ничего не слышал, — покорно проговорил я.
Мы вместе вошли в кабинет Саклатвалы. Академик поблагодарил меня и попросил извинения, что так занят. Разумеется, я не задержал его своим присутствием ни на минуту.
Из управления я пошел в гостиницу пешком.
Что сказать Лиде, я еще не знал, но надеялся, что сумею с ней поговорить. Меня это почему-то не тревожило. Другое заставляло меня задуматься. Я все еще не мог понять, почему Ярослав так взволнован, почему сессия совета имеет такое важное для него значение.
Я тщетно пытался разобраться в этом деле, но ничего не получалось. Ясно, что Макаренко обвиняют в ошибках на строительстве, в ошибках, которые ведут к перерасходу и задержке окончания работ. Из всего того, что мне пришлось слышать от самых различных людей, я склонялся к мнению, что обвинения против Макаренко справедливы. Но меня крайне волновал вопрос: намеренно действовал Макаренко или ошибался? Я не мог поверить, что намеренно. С этим никак не вязалось мое представление о Ярославе Макаренко, которого, как мне казалось, я хорошо знал.
Настроение у меня было прескверное.
10. ПОДЗЕМНЫЕ САДЫ
Утром я видел, как Тарас на своем балконе занимался физкультурой. Он делал глубокие вдохи и выдохи, изгибался ласточкой, боксировал с невидимым противником, приседал и, наконец, стал прыгать.