Золотой фараон

— Я не имел в виду вас, монсеньер Денон, когда говорил об осле, пробормотал Легранж. — Я знаю, вы хороший стрелок.

Всадник наклонился пониже и улыбнулся.

— Ах, ты знаешь меня, гренадер? Откуда? Может быть, по Парижу?

Легранж казался смущенным. Он переложил ружье с правого плеча на левое.

— Я не знаю точно, господин. Возможно, я вас видел во время итальянского похода или на Рейне. В армии о вас говорят многое. Если верить слухам, вы объехали уже всю Европу; сочиняете, рисуете и даже пишете книги.

Денон, ухмыляясь, почесал свой обожженный солнцем нос.

— Я много путешествовал, это верно. Бывал в Санкт-Петербурге при царском дворе, во Флоренции, в Женеве и бог знает где еще.

— И здесь, в Египте, тоже монсеньер? — спросил Симон с интересом. Всадник поднял затянутую в перчатку левую руку и тут же опустил ее.

— О том, что эта волшебная страна вообще существует, я знал до сих пор из книг.

Легранж повернулся к Симону и, улыбнувшись, сказал:

— Теперь я знаю, наконец, почему мы вместо тенистых лесов и зеленых лугов уже несколько недель ничего не видим, кроме песка. Потому что все заколдовано в этой «волшебной» стране.

Денон подогнал своего коня поближе к Легранжу и положил ему руку на плечо:

— Послушай, сын мой, ты сейчас огорчен, у тебя нечего есть и пить, но когда мы прибудем в Каир на Ниле и ты увидишь пирамиды, то забудешь от удивления и о еде и о питье.

Легранж посмотрел недоверчиво.

— Пирамиды? Это что еще за штука? Разве их можно притащить домой как трофей?

Денон откинул голову назад и рассмеялся, глядя на небо:

— Пирамиды! Притащить домой!

Но тут его лицо внезапно стало серьезным. Он наклонился к Легранжу.

— Пирамиды построены из камня. Им четыре тысячи лет. Их сооружали по велению царей Египта стотысячные армии рабов. Миллионы каменных плит клали плотно друг на друга. Каждый блок был так тяжел, что даже десять лошадей не смогли бы его сдвинуть с места.

Легранж удивленно открыл рот и вопросительно посмотрел на Симона. Но Андре был поражен не меньше его.

— Рассказывайте дальше, монсеньер, — попросил он и, засмотревшись на Денона, наступил Легранжу на ногу.

Денон пожал плечами.

— К сожалению, больше я ничего не могу тебе рассказать, так как до сегодняшнего дня никто еще не проник в тайну пирамид. Мы не знаем, для каких целей их возводили. Может быть, это удастся когда-нибудь выяснить, а может быть, это навсегда останется тайной. Египет задает многочисленные загадки, потому генерал Бонапарт и взял с собой так много ученых.

— А вы, монсеньер? Что должны вы делать? — спросил Легранж.

Денон задумчиво посмотрел на мерцающую от зноя пустыню:

— Я буду рисовать древности. Все, которые найду. Впрочем… — Он схватил свою сумку, вытащил оттуда листок бумаги и показал Симону.

— Как тебе это нравится?

Легранж повернул голову назад и тоже уставился на рисунок:

— Ах, как это прекрасно! Вы нарисовали войска на марше, монсеньер Денон. И там на переднем плане — я! Андре! Ты видишь? И ты здесь, позади меня! Это великолепно, не правда ли?

Не помня себя от восторга, он вышел из рядов и показал на фигуры:

— Когда вы нарисовали это, монсеньер?

— Только что, пока ехал за вами.

— Что? Вы можете рисовать верхом на лошади? — удивился Симон. — Мой бог, да вы великий художник! Вы продадите потом свои картины во Франции?

— Нет, сын мой. Я передам их Академии наук. С помощью моих рисунков можно будет изучать иероглифы на египетских храмах и надгробиях.

Симон зажмурился, словно ослепленный ярким светом.

— Иероглифы, — протянул он, — а это что же такое?

Всадник сморщился, как будто съел что-то горькое.

— Иероглифы… — сказал он протяжно. — Хмг как бы это тебе объяснить? Это картинки, высеченные на камне. Целые ряды диковинных знаков. Фигурки и волнистые линии между ними, оружие, посуда, даже цветы и фрукты. Но что они обозначают, этого пока не знает никто. Некоторые ученые считают их волшебными знаками древнеегипетских жрецов. Другие утверждают, будто иероглифы — это вид рисуночного письма; находятся также люди, которые отвергают две предыдущие гипотезы, называя их глупой болтовней, и считают, что иероглифы — это просто украшение.

— И зачем только люди ломают себе головы из-за подобных пустяков вот чего я не могу понять, — пробормотал Легранж. — Что нам до того, чем занимались люди два тысячелетия назад? Я хотел бы лучше знать, сможем ли мы захватить в Египте богатые трофеи.

— А я хотел бы знать, куда мы, собственно, идем, — сказал Симон и посмотрел на Денона. — Можете ли вы мне сказать, монсеньер, что генерал Бонапарт намеревается делать в Египте?

— Могу, сын мой. Генерал хочет прищемить хвост английскому льву. Если он завоюет Египет, то прощай влияние Англии на Востоке, и тем самым путь в Индию будет свободен.

В суеверном страхе Легранж растопырил пальцы.

— Боже, защити нас! Разве мы должны шагать до самой Индии? Она ведь лежит на другом конце света!

Денон снова нагнулся к гренадеру. Прищурив глаза, он сказал с деланной серьезностью:

— Подумай о славе, мой юный друг! Генерал идет по следам Александра Великого. О нашем походе и столетия спустя мир будет говорить с благоговением.

Он неожиданно пришпорил своего поджарого коня и ускакал прочь.

— Пошутил он или серьезно мечтает о славе? — спросил Симон.

Его товарищ задумчиво покачал головой.

— Кто может понять такого просвещенного человека, как Денон. Он не скажет тебе того, что думает, потому что он еще и дипломат.

— Ну? Он был и дипломатом?

— Да, при дворе русского царя. Но я не знаю, кто такой Александр Великий, о котором он говорил.

— О нем я тоже еще никогда не слыхал. Может быть, один из генералов царя, — ворчливо ответил Симон и снова принялся смотреть на песчаные фонтанчики, которые поднимались из-под каблуков Легранжа — один слева, один справа, один слева, один справа… В такт раскачивалась на ремне фляжка. Он испытывал ужасную жажду, ныли натертые ноги. Ему хотелось выть.

Между тем Денон проскакал на правый фланг армии, мимо авангарда. Он опередил отряд усталых, спотыкающихся при каждом шаге солдат. Ветераны — бородатые унтер-офицеры — поддерживали молодых, щеки которых еще не пробовали бритвы. Гренадеры со впалыми от усталости глазами, устремив вперед тупой взгляд, несли снаряжение больных товарищей. Офицеры цеплялись за орудийные повозки, а канониры держались за лошадиные хвосты.

Армия, казалось, была близка к катастрофе. Не было слышно команд. Только проклятия, вздохи да скрип колес. От этой колонны поднималось густое облако копоти, словно из горящего очага.

И опять Денон схватился за карандаш. Он видел полотнище знамени, бахрома которого тащилась по песку. Особенно заинтересовал его солдат, который нес знамя, пытаясь сохранить равновесие.

Будет ли это знамя вновь развеваться над штурмующими отрядами? Маловероятно. Если этот ужасный марш через пустыню продлится еще один или два дня, армия умрет от жажды. А Мурат Бей, предводитель мамелюков и владыка Египта, казалось, только и ждал этого. Солнце и песок были его могущественными союзниками. Уже и теперь он мог уничтожить армию Наполеона, если бы решился внезапно привести сюда отряды своих всадников.

Озабоченно всматривался Денон на запад. Оттуда прежде всего нужно ожидать нападения. Он содрогался при мысли о том, чем может завершиться конная атака на растянутые фланги французской армии. Ни один солдат не уцелел бы в этой бойне. А ему и другим гражданским предстояло бы рабство. Тогда он не выполнил бы свою задачу, а Академии наук в Париже пришлось бы еще долго ждать рисунки храмов, пирамид и гробниц времен фараонов. От выдержки армии зависит, будут ли открыты ворота в прошлое Египта. Уже девятнадцать дней шагали солдаты, испытывая адские муки. Смогут ли они продержаться еще один день? Завтра 21 июля 1798 года по европейскому календарю. Каким войдет этот день в мировую историю? Как день, когда ищущий славы генерал Бонапарт потерпел катастрофу, или как дата начала нового периода в исследовании одной из древнейших культур? Наполеон жаждал завоеваний, наука же, напротив, горела нетерпением открыть тайны фараонов.