Сейф дьявола

За одним из столиков в кресле сидел мужчина, пускавший вверх через равные интервалы времени кольца дыма от душистого голландского табака. На первый взгляд он казался моложе, однако толстые стекла очков и морщинистое лицо свидетельствовали, что молодость его давно прошла.

Михал Калах решил, что мужчине около шестидесяти, но не это было его главной ошибкой. Она заключалась в том, что Калах поверил этому господину, когда тот представился как вице-президент Королевского медицинского института.

Фрэнку Роблину и самому не нравился этот фальшивый титул, потому что в действительности он уже шесть лет возглавлял восточный отдел английской разведки. Свою работу он считал исключительно полезной и достойной похвалы, как, впрочем, всю свою деятельность на протяжении тех без малого пятидесяти лет, когда он состоял в британской секретной службе.

Сначала Роблин не намеревался говорить с Калахом. Он был приверженцем старых традиций и любил руководить операцией издалека, время от времени испытывая удовлетворение от того, что его никто не знает, что разведкам социалистических стран известна только фамилия, но не известно, кому она принадлежит. Он строго соблюдал все меры безопасности и неукоснительно следовал правилам конспирации. На виллу в Лаллингтон-Гарте, где был его рабочий кабинет, Роблин ездил по подземному туннелю из здания фирмы «Дикси», находившегося рядом.

Если бы не шум, поднятый вокруг Калаха в Вене, Роблин никогда бы его не принял, не говоря о том, что ему в голову не пришло бы встретиться с ним в «Уайте-клубе». Но, видимо, дело доктора вышло из-под контроля капитана Гордана, поэтому ему и пришлось в последний момент отвести грозящую опасность. Встретиться с Калахом он решил только после того, как получил из Праги многообещающее сообщение, что новый резидент упрочил свое положение.

Сэр Роблин выпустил к потолку очередное кольцо дыма, размышляя о том, как это его угораздило позволить Бееру в шестьдесят третьем году включить Калаха в ту игру, которую они тогда начинали. Это был период, когда эксперты «Чрезвычайной политической акции» разработали обширный и долгосрочный план политического саботажа в Чехословакии. Важная роль в этом плане отводилась «пятой колонне», формируемой агентами британской секретной службы. Доктор Калах был одним из рядовых этой тихой войны. У него не было никакого задания, только звучное имя признанного ученого, в обществе которого любой появлялся с удовольствием. Полковник Роблин уготовил ему роль перспективного сотрудника своей секции, но не спешил знакомить его с предстоящей миссией. Калах не знал, что уже находится на учете в секретной картотеке английской разведки и что в его досье появились первые компрометирующие документы.

«Все вышло из-под контроля», — недовольно покачал головой полковник, словно все еще не веря тому, что Калах ни с того ни с сего появился с женой в Вене. Именно в тот момент, когда он им был нужен в Праге, он собрал чемоданы, воспользовавшись давним предложением Беера. Да вдобавок к тому столкнулся с резидентом, возвращавшимся в Прагу.

«Все зависит от сегодняшнего разговора», — подумал Роблин. Все свидетели австрийских неприятностей уже нейтрализованы. Заговорить может только Калах.

Месяц, предоставленный Калаховым для того, чтобы успокоиться, Роблин считал сроком более чем достаточным. Идиллия кончается. Ведь ежедневно супругов охраняет десять человек, поскольку нет никакой гарантии, что в Лондоне доктор не встретит того, кому захочет полностью довериться. А теперь еще этот проклятый Гордан вылез с идеей, что Калахом заинтересовалась чехословацкая разведка! Ни с того ни с сего стал подозревать Ника Беера в том, что тот ведет двойную игру. Только этого не хватало! У Беера хорошая репутация в британской разведке, зато у капитана иногда появляются фантазии, похожие на бурную, неукротимую реку, грозящую выйти из берегов. «Авантюрист!» — с неприязнью подумал полковник, вспомнив, что утром нашел на своем столе записку Гордана с предложением немедленно ликвидировать Калаха и его супругу.

Роблин возмущенно покачал головой и отвернулся от камина. Именно тогда он и заметил двоих мужчин, входивших в дверь. Беер пропустил вперед своего спутника и махнул рукой в сторону стола, за которым сидел полковник.

— Я поражен вашей точностью, господин доктор, — приветливо сказал Роблин и кивком пригласил пришедших сесть. — Точность я ценю больше всего.

Калах скромно улыбнулся.

«Выглядит он неплохо», — подумал Роблин, испытующе глядя на сидящего перед ним человека. Он казался ему отдохнувшим, уравновешенным, спокойным, совершенно не похожим на того сломленного человека, которого привезли в Лондон. Теперь он вел себя уверенно, по кабинету клуба прошел с достоинством, как будто был его завсегдатаем.

После того как полковник внимательно изучил Калаха, ему не такой уж бессмысленной показалась идея, что именно его могла направить в Лондон Прага. Неуступчивость, с которой доктор настаивал на отъезде в Англию, легкость, с которой он перенес унижения и справился с авантюристическим похищением, — все это теперь казалось Роблину подозрительным.

— Разрешите заказать портвейн? Здесь есть вино тридцать второго года. Это самый лучший в мире портвейн.

— Подвалы «Уайте» известны, — похвалил Беер.

— Не откажусь, — легко кивнул Калах, как будто пришел сюда только для того, чтобы выпить хорошего вина. — Что касается портвейна и бордо, то я знаю, что в здешних подвалах хранятся самые лучшие сорта.

Роблин наклонил голову, давая понять, что вступительная часть закончена и пришло время поговорить о деле. Он откашлялся и посмотрел на доктора:

— Думаю, вы уже обжились в нашей стране. Должен признаться, я возражал господам из нашего института, считавшим каждый день вашей бездеятельности преступлением перед наукой… Вы не поверите, но они готовы были надеть на вас белый халат тут же, на аэродроме. Да-да… Но я считаю, что тот отдых, который мы вам предоставили, был просто необходим. Может, даже лучше было бы вывезти вас куда-нибудь из Лондона, например в Шотландию…

— В Лондоне я чувствую себя превосходно. Море для меня в диковину, — ответил Калах.

— Кроме того, мадам Кларин Графф пригласила господина доктора с супругой на август в Марокко. Ее супруг купил там отель «Эксельсиор», а Медиа-пляж самый прекрасный в мире, — вмешался в разговор Беер.

Роблин нахмурил лоб, глаза его сузились. С его точки зрения, Графф проявляла по отношению с Калаховым слишком большое внимание. Однако он с улыбкой сказал:

— Я вижу, вы завели хорошие знакомства.

— Кларин — редкая женщина, — ответил Калах и засмеялся. — Благодаря ей я лишился первых фунтов, которые… которые еще не заработал.

— Вы чрезмерно скромны, — вежливо сказал полковник и мысленно с удовольствием представил подпись Калаха на векселях британской секретной службы. — К тому же у вас скоро появится возможность включиться в работу. Некоторые мои коллеги считают, что вас должно удручать безделье.

— Это правда, сэр, — кивнул доктор. Его снова охватила тоска по живой работе. — А пляжи Марокко я могу увидеть и через год, — добавил он.

— Да-да, — подтвердил Беер.

— Уже решено, где я буду работать? — спросил Калах, как будто только теперь поняв, зачем они здесь встретились. — У профессора Иссона в радиотерапевтическом отделении больницы Христи или в лабораториях Имперского фонда?

Роблин покачал головой:

— Ни там, ни там.

— Где же тогда? Мне придется переехать в Манчестер? Институт Холтона лично меня устроил бы, но, к сожалению, жена не хочет уезжать из Лондона, — обеспокоенно объяснял доктор.

— Но вам придется уговорить ее совершить еще более далекое путешествие. Я думаю, вам удастся это сделать, если вы скажете ей, что вопрос о вас обсуждался в правительстве.

— В правительстве? Почему? — забеспокоился Калах.

— Министр, сэр Генри, кстати, мой хороший друг, считает, что вы обладаете исключительной научной квалификацией, и поэтому предложил вам представлять Великобританию в совместной англоамериканской группе. Вам что-нибудь говорит имя Мэри Ласкер?