Сирена

Хорошо. Спасибо за предупреждение. Слова смешались у меня в голове. Послушай… Возможно, я переступлю черту, но я хотела поговорить о том, как мы живем, как Ты живешь. Можно?

Она спросила, трудно ли мне.

Да. Я расплакалась.

Не я первая и не я последняя. Океан заверила, что я могу спрашивать о чем угодно. Я постаралась успокоиться и только тогда заговорила.

Как все началось? Такая жизнь?

Она извинилась, но отказалась отвечать. Некоторые вопросы Она предпочитала держать в себе.

Понимаю. А сирены были с самого начала?

Нет, но Она не хотела распространяться и на эту тему.

Сколько нас уже было?

Двести шестьдесят восемь, если считать нас троих и тех, кто решил уйти, не дождавшись окончания службы, как Ифама. Не знаю, случайно или нет, но Она подтолкнула наш разговор в нужном мне направлении.

Многие решили уйти раньше времени?

Нет, не многие. Конечно, мало кого из сирен полностью устраивала их жизнь, но большинство девушек терпели до конца, чтобы получить второй шанс.

А почему так долго? Сто лет – очень долгий срок…

Так и есть. Столетний срок был выбран для удобства. Чем дольше служат девушки, тем меньше их нужно. А чем меньше сирен, тем меньше шансов, что кто-то узнает о Ее диете. А если до людей дойдут слухи, случится паника либо они полностью изолируются от Океан, что приведет к катастрофе. К тому же сиренам нужно время, чтобы привыкнуть к новой жизни. Если отпускать их слишком рано, они толком ничему не научатся, а значит, будут представлять опасность для людей.

Я не ожидала, что Ее причины настолько бескорыстны. Она всего лишь хотела не допустить оплошностей.

Твоя диета… Как ты к ней относишься?

Объяснение получилось сложным. Ей не нравилось причинять боль людям, ведь цель Ее существования – служить им. Порой Ей казалось, что Ее недостаточно ценят, но, с другой стороны, как отблагодарить Океан? Часто Она страдала оттого, что приходится убивать людей с целью в итоге спасти их. Словно разбить камень, чтобы он остался целым, разве не глупо? Но единственным выходом было саморазрушение – стоячие воды, неспособные произвести ни ветер, ни дождь, ни течение, – смерть морской фауны, а затем и всего живого на земле. Разве так страшно забирать жизни сотни людей в год, чтобы миллиарды могли выжить?

Как ты относишься ко мне? То есть ко всем нам?

Она не поняла.

Я хочу сказать, вот мы нужны Тебе, чтобы…

Меня охватила чужая волна нежности. Как получилось, что я провела с Ней столько времени и совершенно не заметила?

Океан сказала, что, если бы могла обойтись своими силами, Она бы так и поступила. Никто не должен видеть того, что приходится видеть нам, и Ее это расстраивает. В то же время Ей нравится возможность пощадить время от времени обреченную. Как найти сокровище, которое все упустили. А когда мы разговариваем, Она наслаждается нашим обществом.

Мне потребовалась минута, чтобы придумать, как продолжить. Я хотела поговорить об Ифаме и остальных, но внезапно обнаружила, что у нас много тем для разговоров. И Она хочет говорить со мной. Я чувствовала: Она скучала по мне, пока я держалась особняком. Скучала по всем нам. Мы были Ее компаньонами, но винили Ее в своей судьбе. Я балансировала на грани ненависти. И Она не могла не почувствовать моей неприязни с самого начала. Начало.

Не хочу показаться грубой, но почему Ты выбрала мой корабль?

Ответ оказался простым: на нем было меньше всего людей.

Ты можешь определить заранее?

Да. Она чувствовала вес всех жизней внутри.

Как неожиданно.

Я знаю, что нет смысла спрашивать… но почему именно я?

Ответ меня озадачил. Она сочла мои последние мысли добрыми и бескорыстными. Конечно, я думала о себе, но также и о своей семье. Она сказала, что почувствовала мою любовь к ним и не захотела губить понапрасну такое доброе сердце. И еще Она считала меня красивой.

Спасибо. А остальные?

Конечно же, Миаку Она выбрала за кротость – маленькая, очаровательная девочка. Я неожиданно поняла, как соскучилась по ней. Но следующее признание Океан меня поразило: Она оставила Миаку в живых ради меня. Она знала, что я не люблю быть одна. Должно быть, Она уже видела этот вопрос в моих мыслях и просто ждала, когда я задам его вслух.

Эйслинг, что совсем не удивительно, имела стальную волю к жизни. Она не сдавалась. Я и сама знала, что Эйслинг всегда готова бороться до конца. Ифама обладала внушающим уважение достоинством, и глупо было считать, что она поступится этим качеством после принятия в наш круг. Гордая девушка не жалела о своей смерти.

Можно спросить, как Ифама попала к Тебе?

Океан ответила, что раз сама Ифама предпочла промолчать, то Она тоже не раскроет подробностей.

Но она смирилась со смертью? В конце?

Да. Океан страдала сильнее Ифамы. Ей не хотелось отнимать у той жизнь.

А Мэрилин? Она всегда казалась такой спокойной, после… Ты же понимаешь.

Мэрилин примирилась со своей жизнью и смертью. Она понимала, что каждая жизнь должна прийти к завершению, и ее в том числе. Мэрилин не считала, что обрывает невинные жизни, поскольку все они закончатся. Каждая душа пройдет через врата. Истина, но ранее она не приходила мне в голову: умрут все. Жаль, я не догадалась расспросить Мэрилин до ее ухода.

Я осознала, что меня беспокоят не только смерти других людей, но и моя собственная. Нужно сполна воспользоваться отведенным временем. У меня впереди еще минимум семьдесят лет, хотя возможности мои сильно ограниченны. Тем не менее если я начну злиться и после каждой мелочи задаваться вопросом «а что, если?», то мои дни лишатся последней ценности. Надо жить. Надо примириться со своей судьбой. Все это лишь временно. Пусть я пока всего лишь орудие, но я отнимаю жизни не по собственной воле и не ищу возможности убивать. Трудная судьба, но это моя жизнь.

Я всплакнула. Она не торопила. Позволила мне немного погрустить. Я больше не могла стоять, вес переживаний навалился в последний раз, прежде чем его смыли слезы. Я присела в набегающие на песок волны и обхватила себя руками.

Ты считаешь меня чудовищем?

Океан успокоила меня. Назвала «душенькой». Заверила, что настоящее чудовище – это Она. Жестоко подвергать нас подобной жизни, но у Нее нет другого выбора. Ей очень жаль, что мне пришлось пройти через это, но надо быть терпеливой. Если подумать, даже жизнь сирены способна приносить удовольствие. Она хотела, чтобы я научилась радоваться своему телу, знаниям, времени. Хотя Она грустит при мысли, что мне приходится причинять людям боль, Ее утешает проблеск радости, что я и сестры получим второй шанс. Она видела наши достоинства более ясно, чем мы сами, и знала, что однажды мы станем замечательными людьми.

Океан сказала, что я красива. Она знала, что я не могу любить наполовину. В день гибели Она почувствовала мое безграничное чувство к своей семье, и даже сейчас во мне горело желание любить. По правде говоря, призналась Она, Мэрилин печалило, что придется потерять мою любовь, – кто еще будет с такой готовностью переживать за нее.

Мое сердце никуда не денется. Я еще дам ему волю, как мне мечтается, заверила Она. Но сейчас мне придется отдавать всю любовь Миаке и новым сестрам. И даже Эйслинг, если та когда-нибудь согласится принять ее. Затем, с некоторой робостью, Океан добавила, что, если однажды я не буду знать, что делать с избытком добрых чувств, Она с радостью их примет.

Если бы Мэрилин сказала мне, что подобный день наступит, я бы не поверила. Но сейчас мне до боли хотелось погрузиться в Океан и никогда с Ней не разлучаться. Потому что Она любила меня как желанную дочь, какой я когда-то была. И помогла мне понять душевный покой, который обрели и Мэрилин, и Ифама. Пусть я пока его не чувствую, но когда-нибудь он придет. Однажды я примирюсь со своим выбором. Я не плохая. Мне нужно с наибольшей пользой использовать полученные на время тело и разум. Тело, разум и жизнь, для которой Она милосердно выбрала меня.