Поперечное плавание

Борченко задумался. «Пиши, что знаешь про братиков и маму?» А что я знаю? Почти ничего». С августа прошлого года не было писем от жены. В последнем она писала, что живет на хуторе ближе к Полтаве, чем к Харькову. Эта местность давно уже занята врагом.

Комиссара батальона Распопова многие командиры называли по имени и отчеству, ибо он сам обращался так ко всем в штабе, к командирам и политрукам рот. Случалось, прибежит посыльный к шоферу эмки ефрейтору Замрике и скажет: «Иван Васильевич приказал подать машину к штабу». Когда многие узнали, что комиссар на гражданке был председателем райисполкома, то стали подшучивать над фамилией шофера: «Ты сам зам, а возишь председателя». Узнав об этом, батальонный комиссар только посмеялся.

— Хорошая шутка. Кончится война, глядишь, и будешь заместителем председателя райисполкома, товарищ Замрика.

Между тем комиссар любил воинский порядок и настойчиво добивался его в батальоне. Был требователен, принципиален.

Все быстро привыкли распоряжения комиссара выполнять точно и в срок: знали, что тот обязательно проверит, как оно выполнено.

Как-то под вечер он подошел к Корневу, что-то писавшему.

— Домой пишешь? Вот и хорошо. Я завтра еду в политуправление фронта. Захвачу и твое письмо. С фронтовой полевой почты оно быстрее дойдет.

— А зачем в политуправление? — поинтересовался комбат.

— Повезу молодых коммунистов получать партбилеты. Распорядись, чтобы в строевую полуторку скамейки поставили. Человек на десять. Я свою эмку тут оставлю.

Через два дня комиссар вернулся из штаба фронта. Корнев вышел встретить приехавших. Пожав каждому руку, поздравил со вступлением в партию и остановился около стоящих в сторонке старшины и двух рядовых.

— Старшина Гафуров прибыл с командой в количестве двух радистов для прохождения дальнейшей службы, — доложил тот. — Хорошие специалисты.

Поочередно представились и остальные.

— Рядовой, радист Никонов.

— Рядовой, радист Дорошенко.

И только тут комбат разглядел, что радист Дорошенко — коротко подстриженная девушка.

— Как зовут?

— Женя.

Тем временем подошедший старший лейтенант Сундстрем заинтересовался большим чемоданом, стоявшим около старшины:

— Что-то багажа у вас многовато?

Тот поправил лямки висевшего за спиной вещевого мешка.

— Это инструмент, запасные части, провода и лампы к радиостанциям. Комиссар сказал, что у вас станции 6ПК плохо работают: радиус слышимости мал. Собираюсь повозиться с ними. Попытаюсь увеличить радиус действия.

Корнев внимательно посмотрел на комиссара, улыбнулся:

— Молодец, Иван Васильевич! Учуял слабину в батальоне. Без хорошей радиосвязи нам нельзя. Сам догадался настоящих радистов раздобыть?

— Нечего было догадываться. Ты думаешь, я вполуха слушал тебя, когда ты знакомил меня с батальоном?

Старшина Гафуров имел золотые руки. Он усилил питание радиостанций, заменил детали и лампы. Над кабинами некоторых машин, как когда-то мечталось Корневу, упруго заколыхались штыри антенн.

Первый пробный радиообмен на радиостанциях состоялся через пять дней после того, как за них взялся Гафуров. Машина взвода управления с радисткой Дорошенко отошла от штаба на пять километров. Слышимость была отличная. Дальность увеличили до десяти километров. Слышимость стала немного хуже, на разговаривать было можно. Только на пятнадцатикилометровом расстоянии пришлось перейти с телефона на ключ. Работа ключом состоялась и на двадцатикилометровом удалении.

Как-то ночью в начале мая на переправу пришла небольшая, из десятка машин, колонна со снарядами. Рокот моторов и поскрипывание сходен казались особенно громкими в предрассветной тишине. На двух паромах понтонеры с делом управились за два рейса. Еще до наступления рассвета колонна уже была в пути.

Однако около восьми часов утра она неожиданно вернулась на переправу. Начальник колонны взволнованно сообщил дежурившему на правом берегу командиру роты Коптелову, что дорога перерезана немцами, что к переправе отходит пехота.

Коптелов немедленно доложил по телефону Корневу о случившемся. Через несколько минут в штабной: землянке около комбата собрались Распопов, Соловьев и Сундстрем. Корнев вызвал только вчера приехавшего из штаба армии лейтенанта Слепченко.

— В сорока километрах от переправы немецкие войска! Неужели в штабе армии ничего не знают о наступлении немцев?

— Вчера все было спокойно, и никаких данных о подготовке противника к наступлению не было, — пожал плечами Слепченко.

Вызванный в штаб начальник автоколонны техник-лейтенант показал на карте участок дороги вдоль фронта, по которому шли немецкие танки и машины. По его докладу можно было предположить, что противник пытается окружить наши войска под Барвенковом, позиции которых большим выступом вдаются в его оборону. Велики ли силы прорвавшегося врага, было неизвестно. Требовалось срочно связаться со штабом армии, который, по вчерашним сведениям, находился в пяти километрах от дороги, по которой двигаются немцы.

— Лейтенант Слепченко, немедленно выезжайте на поиски штаба армии, — приказал Корнев. — Возьмите с собой двух бойцов из взвода управления с ручным пулеметом. Постарайтесь уточнить обстановку и получить указания на действия батальона.

Затем Корнев отдал необходимые распоряжения своему заместителю, адъютанту старшему, начальникам служб.

Не успели они еще приступить к делу, как над участком переправ и над прилегающим лесом появились немецкие самолеты. Не обращая внимания на огонь счетверенных зенитных пулеметов, они один за другим начали сбрасывать бомбы. Около паромов и пристаней выросли фонтаны воды, вздыбились столбы земли и дыма на берегу. С перекрытия штабной землянки посыпался песок. Одна из бомб разорвалась рядом с машиной, на которой были ящики со снарядами. Машина осела на один бок и загорелась. Шоферы остальных машин и понтонеры бросились к ней и, рискуя жизнью, раскидали в стороны тяжелые ящики. Но два или три ящика остались в кузове машины, и снаряды, в них начали беспорядочно рваться.

Едва кончилась бомбежка и затихло буханье в догорающей машине, как на правом берегу появились отходящие на переправу артиллерийские упряжки. У парома, на котором переправлялась машина лейтенанта Слепченко, отправляющегося на поиски штаба армии, сразу же возникла толчея. На плаву стало четыре парома для переправы машин и артиллерийских систем, один тридцатитонный паром и пять десантных понтонов. Это включились собранные под руководством Соловьева все средства парка. Но на улицах села все прибавлялось подразделений, ожидающих очереди на переправу. Здесь же все чаще начали появляться одиночки, потерявшие свои части. Многие из них норовили втиснуться в перегруженный паром или понтон, осевший в воду до последнего предела. Возникала перебранка с понтонерами.

К берегу подошла в плотном строю колонна стрелкового батальона. В это время из-за одной окружающих село возвышенностей начался беспорядочный минометный обстрел. На какие-то считанные мгновения у пристаней и причалов десантных понтонов возникла давка. Понтонеры с помощью стрелкового батальона навели порядок, погрузка и посадка пошли хотя и быстро, но без паники. Как делалось и раньше, лошадей артиллеристы стали переправлять вплавь.

Командир стрелкового батальона начал советоваться с подошедшим к нему полковым инженером. Их разговор услышал командир парома младший лейтенант Тюрин. Ему сразу вспомнилась книга полковника Ховратовича «Подручные переправочные средства».

Оставив за себя на пароме сержанта Богомолова, он решил помочь пехотинцам. Под его руководством бойцы стрелкового батальона сделали из сухого хвороста снопы и связали их обмотками и обрывками телефонного провода. Соединив вязанки брючными ремнями, легли грудью на поперечную тесьму, приторочили оружие и, войдя в воду, поплыли. Через полчаса в селе не осталось ни одного плетня, со многих сараюшек исчезла солома — ею набивали узлы из плащ-палаток. Один за другим бойцы переплывали реку.