Поперечное плавание

Ночью полк подготовил вдоль берега несколько узлов обороны, но занять их ему не пришлось. Перед рассветом в штаб понтонеров прибежал посыльный о запиской командира полка: «Получил приказ. Уходим по тревоге под Каховку. На той стороне осталась моя разведгруппа, если она выйдет на переправу, направьте вслед за полком».

Наступило тревожное утро. Корнев с Соловьевым и Сундстремом склонились над картой, пытаясь разобраться в сложившейся обстановке. В районе переправ, кроме батальона, других частей нет. Полоса берега около двадцати километров никем не обороняется. На правом берегу Днепра противник продвигается в глубь нашей территории. Верно, на участке переправ батальона удобных для выхода к воде пунктов только два. В основном правый берег обрывается к реке крутыми осыпями меловых гор, и только изредка их перерезают крутые и узкие овраги, поросшие кустарником.

Корнев в который раз с тревогой подумал: «Где же мой комиссар Сорочан? Как его совет сейчас нужен!» Поразмыслив, решил понтонный парк с воды снять и погрузить на машины. Оставил кроме переправы на рыбачьих лодках один паром из понтонов, «Звездочку» и два более ходких моторных рыбачьих бота. Дежурить на этих переправах выделил один взвод. Остальной личный состав батальона расположился в отрытых полком окопах, хотя комбат и сознавал, что оборона без пушек, если противник вздумает форсировать Днепр, не устоит.

Но пока было все спокойно. Рано утром разведчики направили на переправы два больших колхозных стада. Переправили их на «Звездочке» и паромах из рыбачьих лодок. Закончив рейсы, «Звездочка» укрылась у острова, а все паромы Тюрина на всякий случай перегнали к своему берегу. На противоположном остались только две группы разведчиков: одна — в селе у пристани; другая — на двух трофейных мотоциклах с колясками в трех-четырех километрах от села.

Перед вечером на правом берегу послышался шум моторов и автоматные очереди. Разведчики, дежурившие около пристани, бросились в рыбачий мотобот и быстро отчалили от берега. Мотобот успел дойти за середину Днепра, когда один за другим выскочили на берег к пристани мотоциклисты. Немцы развернули пулеметы, закрепленные в мотоциклах, открыли огонь по мотоботу. Моторист, увертываясь от пулеметных очередей, вел судно, резко меняя его курс и вычерчивая на воде замысловатые зигзаги.

Почти под самым берегом одна из очередей все-таки попала в мотобот. В разные стороны полетели мелкие щепки. Один из понтонеров, охнув, схватился за ногу — пуля на излете пробила голенище сапога и застряла в мышце. Срикошетировавшая пуля скользнула по лбу моториста. Тот, поминая всех святых угодников, размазывал появившуюся на лбу кровь. Она заливала глаза, и он причалил вслепую. Мотобот сильно ударился о берег недалеко от замаскированного парома из понтонного парка.

Немцы тут же повели минометный обстрел участка берега, у которого причалили разведчики. Обстрел длился около получаса, и в первые же его минуты мотобот разворотило на куски попавшей в него миной. Одна мина легла рядом с замаскированным зелеными ветками паромом из понтонного парка. Два бойца были серьезно ранены.

Еще до начала обстрела мотористы Тихон Шишленков и Александр Коптин невдалеке от пристани ремонтировали мотор у буксирного катера. Шишленков еще до войны пришел в понтонный полк из рыболовецкого колхоза, в котором был мотористом на боте. Он имел большой опыт работы на воде при всякой погоде и любил свое дело. Его сделали основным инструктором при переучивании шоферов на мотористов буксирных катеров БМК-60. Учениками его были шофера Иван Обиух и Александр Коптин. Степенный и уравновешенный, Шишленков терпеть не мог, если кто не доводил до конца начатое дело.

Так и на этот раз. Когда начался обстрел, у него с Коптиным в руках была головка блока цилиндров мотора, которую они устанавливали на новую прокладку. Мотористам надо бы поскорее укрыться в щели, а они продолжали прилаживать головку на свое место. Близким разрывом мины в нескольких местах пробило корпус катера, а оба моториста получили тяжелые черепные ранения. Пришлось их срочно эвакуировать в полевой госпиталь.

В батальоне теперь остался один моторист Обиух, да еще начавший овладевать этой специальностью шофер катерного тягача Илья Черный. Этот шофер недаром носил такую фамилию. Он и летом, и зимой был по-цыгански черняв, имел черную шевелюру и как бы тщательно ни брился, кожа на щеках и подбородке отливала синевой. Работе на катере Илья еще как следует не научился, хотя при каждом удобном случае брался за штурвал.

Среди понтонеров, занимавших оборону вдоль берега, потерь не было. До позднего вечера на правом берегу наблюдалось небольшое движение немецких машин и солдат. Явных признаков подготовки к форсированию Днепра не замечалось.

Ущербный месяц спрятался за набежавшей тучкой. Расположенные вдоль берега наблюдатели вглядывались в нависшую темноту, напряженно прислушивались к каждому шороху. Иногда на улицах затихшего села Львово мелькал проблеск замаскированных немецких фар.

В штабной палатке около комбата собрались его ближайшие помощники. Соловьев тревожно прислушивался к коротким сообщениям Сундстрема, не выпускающего из рук телефонной трубки. Телефонисты проложили по берегу одну пару провода и присоединили к нему все телефоны наблюдательных постов. Сообщения одного поста слышны не только в штабной палатке, но и на всех остальных постах.

Старший политрук Спицин принес боевые листки. Помещенные в них заметки звали к бдительности, к стойкости и отваге в случае попыток противника перебраться через Днепр. Корнева беспокоила судьба разведчиков, находившихся на том берегу на двух мотоциклах. Он подумал о том, что, если будет еще обстрел, могут пострадать машины технической роты и понтонный парк. «Надо убрать их подальше». Вызвав зампотеха, приказал:

— Уводите километров на пятнадцать по намеченному для отхода маршруту всю технику, кроме бортовых машин понтонных рот, взвода управления и зенитных пулеметов. Не задерживайтесь.

Через полчаса в лесу заурчали моторы машин и тракторов, послышалось лязганье металла, раздались приглушенные команды. Потом все стало затихать, удаляясь. Наступила глухая ночная тишина.

Сержант Богомолов, обходя назначенные от его отделения посты наблюдения, задержался около самого дальнего, расположенного вниз по течению Днепра.

До него было больше километра от основных пристаней батальона. Прислушиваясь вместе с дежурным наблюдателем к чуть слышному шуму волн, он уловил едва различимые всплески. Оба замерли и насторожились. Всплески становились все слышнее. Богомолов лег на прибрежную гальку у самой кромки воды и на тускло поблескивающей глади реки заметил то появляющееся, то исчезающее пятно.

Через некоторое время стало ясно: кто-то плывет. Богомолов, стараясь не шуметь, поднялся и, взяв карабин, встал за прибрежный куст. Потом подумал: «Немец так плыть не станет. Это кто-то из своих». И верно: в вышедшем на берег совершенно голом человеке узнал бойца из взвода управления комсомольца Козловского, окликнул его.

Козловский, унимая дрожь и частый перестук зубов, пытался расстегнуть намокший поясной ремень, который был его единственной «одеждой», и, еле разжимая губы, попросил:

— Ребята! Дайте чем-нибудь прикрыться. Мне скорее надо к комбату.

Дежурный наблюдатель быстро достал из вещевого мешка полотенце и запасную пару белья, а Богомолов, сдернув гимнастерку, снял нижнюю рубашку. И они вдвоем начали старательно растирать посиневшее тело пловца. Потом дали ему сухое белье. Пока Козловский вдевался, Богомолов сообщил о нем по телефону в штаб батальона.

Когда Корнев на легковушке подъехал к наблюдательному посту, Козловский, чертыхаясь, возился с неподдающимся мокрым узлом шпагата, которым был привязан к поясному ремню упакованный в клеенчатую обвертку комсомольский билет. Рядом лежали уже отвязанные граната и финский нож. Увидев комбата, он отложил в сторону пояс, встал и, пытаясь принять положение «смирно», торопливо доложил, что на том берегу в овраге собрались разведчики батальона с двумя мотоциклами. К ним присоединилась разведка пехотинцев. Всего тридцать человек.