Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 45



Первым вырезал он Эмемкута, владеющего Главной мыслью, Совсем настоящим получился самый важный человек — сидит и держится за свой живот руками и ногами, да еще голову на него положил, будто сладко спит. Почему-то на каждого, кто видел изображение, неудержимый смех нападал. Эмемкут узнал об этом и велел принести ему изображение. Как увидел, тоже засмеялся, а потом вдруг помрачнел и выгнал дедушку из шатра.

Вернувшись, дедушка подальше спрятал свои приспособления, но Айван нашел их и вырезал косматого Акаку. Очень рассвирепел Акака и явился к шатру Ненека с краснолицыми здоровенными помощниками. Увидев изображение, открыл рот и долго стоял в растерянности. Молча ушел, а потом прислал пять песцовых шкурок и попросил изображение отдать. Обрадовался Ненек, перестал прятать резцы. А шкурки на мясо обменял.

Вырезал Айван и узкоглазого Мэмэрэнэна и кривобокого Тро. Мэмэрэнэн выкупил свое изображение за жирный окорок, а Тро пришел сам и принес два вяленых моржовых ласта и связку сушеной горбуши. Он долго, умиленно улыбаясь, разглядывал при свете жирника маленькую кривобокую фигурку, а потом бережно спрятал ее за пазуху.

И только владеющий Железным крючком Кумак не захотел взять свое изображение, хотя и видел его. Ненек ожидал, что Кумак принесет хороший выкуп, а он явился с пустыми руками, съел целое блюдо мороженой строганины, ягодой шикшей полакомился, а потом долго, как и Тро, смотрел на костяную фигурку, поворачивая ее к свету то одним боком, то другим. Казалось, что фигурка вот-вот станет вырываться и кричать — так крепко сжимал ее Кумак. Вздохнул он и отдал назад, сказав загадочные слова:

— Как будто сам Онкой водит его рукой. Что ж, далеко предстоит ему идти, может, до самого Сверху Сидящего. — И добавил: — Пусть у тебя будет. Береги ее, очень береги, если какая беда придет ко мне, сразу узнаю, что со мной сделали.

Старый Ненек от этих слов окаменел. Только тогда сообразил, какое огромное несчастье случилось, когда затих вдали скрип шагов Кумака. Таким расстроенным Айван еще не видел своего воспитателя.

Несколько дней воспитатель места себе не находил. Наконец взял фигурку и пошел к Кумаку. Вернулся печальный.

— Отказался взять, — ответил на немой вопрос Айвана. Потом вытащил из-под кухлянки блестящий клык, — Сказал: если снова Пеликена вырежу, тогда возьмет. А что я сделаю? Не хочет добрый хозяин приходить…

Когда заснул дедушка, что-то шепча и вздыхая, Айван взял в руки тяжелый клык.

Пристально вгляделся в его глубину. И показалось ему, что оттуда взглянули на него лукавые глаза…

Работалось ему легко. Кость будто сама скалывалась, резец плавно снимал тонкий слой, незаметно летело время. А может быть, просто очень сильными стали его руки?

Казалось, они лишь поворачивают кость, а изваяние само освобождается от излишней одежды, и она осыпается легкой сухой крошкой…

Когда к открыванию лика приступил, рука, вместо того чтобы провести прямую линию сурово сжатого рта, пошла по широкой дуге Оторопел Айван: ведь улыбку изобразил! А почему хозяин не должен улыбаться? Он же добрый! Осторожно открывал глаза. И вдруг они ясно посмотрели прямо в лицо юноше. Словно силился сказать что-то Пеликен.

— Пришел! Дедушка Ненек, он пришел! — громко закричал юноша.

Наставник вскочил испуганно и подбежал к нему. Сна как не бывало: живой, улыбающийся Пеликен словно подмигивал ему!

— Улыбается Пеликен… горе нам!

— Но почему? — изумился юноша. — Ведь когда улыбаются, значит что-то хорошее происходит!

Старый Ненек сокрушенно бормотал:

— Разве в нашей жизни что-то хорошее происходит? Как может улыбаться добрый Пеликен? Ведь он только о бедах и печалях наших думает! Улыбаются враги и злые рэккены, слуги Онкоя свистуны, крикуны, шептуны разные — их радуют наши несчастья. А Пеликен обиженным помогает. Всегда хмуро его чело, никогда не улыбается он!

Они не заметили, как появился Кумак. Вздрогнули, когда услышали позади сухой лающий звук. Обернулись и — остолбенели. Рот у Кумака раскрылся, глаза выкатились и побелели. Это было страшно.

— Так-так! — зловеще прокаркал Кумак. — Вот и появился он — улыбающийся Пеликен.

Думаете, недолго осталось ждать?

Он молча собрал все приспособления Ненека для вырезания:

— Не понадобится это больше!

И ушел, так страшно сверкнув глазами, что у Ненека подкосились ноги, и он бессильно опустился на вытертую шкуру. Потом весь день молчал.

По вечером в шатер стали приходить люди, прослышавшие о необычайном происшествии. Они смотрели на улыбающегося Пеликена, и лица их светлели. Говорили:

— Живой Пеликен. Пришел.

Значит, теперь улыбаться стал.

— Надоело ему хмуриться.



С тех пор в шатер часто забегали и взрослые, и дети. Особенно если обида или горькая печаль лежали у кого-нибудь на душе. Посмотрит такой человек на Пеликена, пожалуется тихонько ему и вскоре сам начинает улыбаться.

Но старики, покачивая головами, говорили:

— Не к добру это.

Разве кто-нибудь раньше видел Пеликена улыбающимся? Никто его таким не видел…

— Быть большой беде!

И вскоре их пророчества сбылись. Солнце похитил злой Онкой, а силачи племени, вступившие с ним в битву, потерпели жестокое поражение и только чудом вернулись в родные шатры благодаря заступничеству Белого Шамана.

Первая звезда упала с неба!

Трудное занятие — думание. Акака высказал глупую мысль. У нас нет ничего хорошего

Эмемкут собрал важных людей в своем шатре.

Долго молчали все. Курили. Ждали. Очень трудное занятие — думание!

— О сироте все рассказано? — спросил, отдуваясь, Эмемкут.

— И этого достаточно, — с достоинством ответил Кумак. Он один сидел, не снимая шапки. И все сразу заговорили.

— Отказаться выполнить волю самого важного человека! — сокрушенно вздохнул, воздевая сухие руки, Тро.

— Только его несерьезностью и глупостью объясняю я это, — рассудительно заметил Мэмэрэнэн.

Все вздрогнули — думали, что он просто дремал с открытыми, а может, закрытыми, сразу не разберешь, глазами.

— Смех! Много беспокойства приносят нам его насмешки! — злобно выкрикнул Акака.

— Не зря лик доброго Пеликена отныне обезображен улыбкой, — вкрадчиво вставил Кумак. Его собственное лицо, застывшее в жестокой гримасе и напоминающее тщательно заточенный разделочный нож, улыбка никогда не обезображивала. При этой мысли у собравшихся пробежал по спинам мороз.

— Может быть, обиделся на нас Пеликен? — как всегда, высказал самую глупую мысль Акака.

Посмотрели на него с плохо скрытой жалостью. Эмемкут счел нужным терпеливо разъяснить ему:

— Если бы обиделся, рассерженным стал бы его лик.

— Значит, рассмешили его чем-то при рождении! — не сдавался Акака, и эта мысль показалась остальным не такой уж глупой.

— Айван рассмешил, кто же еще! — возмущенно задвигался Мэмэрэнэн. — Негодный сирота нарушил правило молчания при рождении Пеликена. Наверное, смеялся, негодник!

Все смотрели друг на друга. Как они раньше не догадались!

— Тогда прогоним его из селения, — Эмемкут вздохнул с облегчением и попытался встать, но живот его остался неподвижным, и ему пришлось снова сесть.

Мэмэрэнэн посмотрел на него с беспокойством. Он здесь самый осторожный. Не зря говорили, что он видит всех насквозь и его трудно провести.

— Ты забыл о том, что сирота уже не маленький, — с укоризной заметил он. — Он житель нашего селения. И его нельзя прогнать, как несмышленого мальчика. Но когда и маленький был, нельзя было его прогнать — вы же знаете.

— Каждого жителя селения можно прогнать! — запальчиво оросил Акака, во всем полагавшийся на устрашение. — Если другие жители скажут ему…

— Не скажут, — хмыкнул Мэмэрэнэн. — Вы хорошо знаете обычай, но почему-то делаете вид, что забыли его. Можно прогнать непокорного сына или строптивую дочь. Это родители решают. Но сироту никогда не прогоняют из селения. Таков обычай всех племен. Ничего плохого не сделал Айван, люди говорят о нем только хорошее.